— Но ведь это дела государственной важности! — хоть и пьяный, а сообразил, что сказать, Выкрутасов.
— Государственной? — заморгал осколком глаза генерал. — Надеюсь, не военная тайна?
— Именно, что военная тайна! — воскликнул Дмитрий Емельянович.
— Мне можешь спокойно ее открыть, — невозмутимо молвил генерал. — Я сам — военная тайна.
Выкрутасов принялся сбивчиво втолковывать ему суть теории тычизма против мировой футбольной закулисы, генерал слушал и сопел, играя бровями и кряхтя.
— Почему именно «Ротор»? — спросил он, когда рассказ подошел к завершению.
— О-о-о! — поднял вверх указательный палец Дмитрий Емельянович. — Тут дело не только в славных боевых традициях сталинградцев. Тут еще великий смысл в самом слове «Ротор». Видите, куда ни поверни его, с какого конца ни прочти — будет «Ротор». Это слово — как ванька-встанька.
— Ну и что?
— А то, что если сократить слова «русский ураган», то получится «русур» — тоже ванька-встанька.
— Сейчас презервативы такие появились. «Ванька-встанька» называются, — пошутил генерал. — Прости, юмор тут неуместен. Признаю. Ну прости, а?
— Прощаю. Давай, Витя, еще по одной!
Потратив много сил на изложение своих идей, Дмитрий Емельянович еще больше окосел.
Он всматривался в лицо генерала Вити, и ему то и дело мерещилось какое-то кругово иззебренное, болтающееся на ревущих и хрипящих штормовых волнах моря, генерал тоже, кажется, запьянел, засвеколился, шрам у него на горле стал ярче.
— Я понимаю, что туповат, — говорил он. — Но ты мне все же растолкуй, почему именно футбол? Почему не новые авиационные или ракетные технологии? Я солдат и люблю ясность.
— Потому что я тебе говорю — футбол, — уже тоже хрипел Выкрутасов. — Точнее — тыч. Наш русский тыч. Ураган! Если хочешь, оставайся, губи себя водкой, а я должен идти к руководству «Ротора». Вот моя рука! Идешь со мной?
— Тыч!.. — пыхтел генерал. — Я понимаю с бабой в постели. Там тыч так уж тыч! Куда ты, Гондурасов? Выпей на посошок!
— Можете оставаться! — с презрением отвечал Дмитрий Емельянович. — Я вижу перед собой не боевого генерала, а живую иллюстрацию к статье на тему о полном разложении нашей армии.
— Чего?! — обиделся генерал. — Вот я тебе дам иллюстрацию! Стой, поросенок!
Но Дмитрий Емельянович уже бежал вниз по лестнице, а в голове у него стучало: «И от бабушки ушел, и от девушки ушел, и от белоболов убежал, и от генерала ускакал…»
Но генерал все же настиг его, когда Выкрутасов пытался поймать машину.
— Да стой же ты, поросенок! Куда ты теперь без меня? Да я все руководство твоего «Ротора» вот где держу!
Перед носом у Выкрутасова налился силой огромный генеральский кулачище. Далее, ввиду много выпитого, события в жизни Дмитрия Емельяновича стали развиваться пунктирно. После некоторого пробела, в котором разве что пару раз махнула в отдалении мечом Родина-мать, он вдруг обнаружил себя сидящим в мягком кожаном кресле, в просторном кабинете. За столом кабинета восседал грустный мужчина в белоснежном пиджаке и полосатом галстуке, на одной из полосок которого красовалась надпись «РОТОР». Приглядевшись, Дмитрий Емельянович узнал в нем Владимира Горюнова — президента главной волгоградской футбольной команды.
— При всем моем уважении к вам, — говорил он сидящему напротив него генералу, — я ничего не могу пообещать. Увы, слишком много находится советчиков, как нам играть.
— Ну ты, Вовка, с виду вроде умный парень, а как откроешь рот — круглый дурак! — кипятился генерал. — Если я, генерал Мочилов, говорю тебе, что с этой разработки начнется возрождение не только отечественного футбола, но и всей России, значит, так оно и есть.
— Ну да, — фыркал Горюнов. — Если вам не удается спасти Отечество, вы решили переложить это дело на плечи футболистов. Ловко устроились.
— Погоди, Вовчик, ты что, враг, что ли?! — Голос генерала начинал приобретать угрожающие нотки. — Может, тебя галстуком удушить, как Андропова? Или пристрелить, как Амина?
— И подобные угрозы я не раз слышал, — невозмутимо отвечал Горюнов. — Говорю же вам, мы с Прокопенко рассмотрим все ваши предложения и…
— Да ты знаешь, что именно я вот этой рукой застрелил Хафизоллу! — уже взвился ураган в душе генерала. — Учтите, голуби мира, если не примете документ моего друга Гондурасова в качестве новой и основополагающей методологии, я из вас такой Жаланашколь сделаю, мало не покажется.
Дмитрий Емельянович пытался было как-то исправить положение, извиниться за грубости генерала, но тут вояка сам неожиданно переменил тон и, вставая, протянул руку Горюнову:
— Ладно, Вова, не серчай, если я малость саданул по тебе из всех орудий. Дай пожать твою гашетку. Но обещай, что…
— Обещаю, — пожимая руку генералу, тоже дружелюбно улыбнулся Горюнов.
Выкрутасов нашел в себе силы встать, подойти к руке президента «Ротора» и даже сказать:
— Я всей душой болею…
Затем снова наступил пробел, после которого Дмитрий Емельянович очнулся в вертолете. Они летели над широкой лентой реки, а солнце клонилось к закату.
— Полковник Гондурасов! Вы живы? — прозвучал где-то поблизости хриплый голос, от которого Дмитрию Емельяновичу стало тревожно и тоскливо, будто у него в душе кругово иззебренное боролось с турбулентным протуберанцем.
— Я не полковник, — произнес он жалобно. — Пока еще до сих пор лейтенант.
— Не проливай солярку! — приободрил его генерал. — В том году дадим тебе майора, а в следующем — подполковника. С парашютом не разучился еще прыгать?
— Я вообще ни разу не прыгал, — горестно признался Выкрутасов.
— Это все равно, что два пальца отстрелить, ты парень толковый, на лету все схватишь. — У генерала явно было возвышенно-бодрое настроение.
— Схвачу… — прокряхтел Выкрутасов. — Воспаление легких я схвачу. Причем — предсмертное.
— Я тоже перед первым прыжком соляркой капал, — признался генерал. — Стало быть, брат, что касается парашюта, ты еще у нас девственник. Вот что я тебе скажу, — генерал нахмурился, — поскольку будем прыгать, выпивку спускаем на тормозах. По чуть-чуть только.
— Да я вообще хочу пить бросить навсегда, — с отвращением думая о водке, простонал Дмитрий Емельянович. — Где мы летим? Куда?
— Мы летим над междуречьем Волги и Ахтубы, — весело отвечал генерал. — Бывшая Хазарская АССР, ныне независимая республика Хазария в составе Российской Федерации. Первый президент — Исак Песахович Обадия. Слыхал?
— В первый раз слышу, — поморщился Выкрутасов. Он принял вертикальное положение и увидел в кабине вертолета еще двоих военных. Познакомился с ними:
— Выкрутасов Дмитрий Емельянович.
— Подполковник Ласточкин.
— Майор Иванов.
— Как ныне собирает свои вещи Олег отмстить неразумным хазарам, — запел генерал. — По бутылочке пивка, хлопцы?
Покуда долетели до Сайгак-Сарая, конечного пункта полета, разумеется, только пивком не обошлось. Из вертолета Дмитрий Емельянович снова выходил под хмельком, его мутило, но все же чемодан был при нем, а в чемодане лежал манифест тычизма — слава богу, в администрации президента «Ротора» с него сняли ксерокопию для Горюнова и Прокопенко.
Прыгать с парашютом Выкрутасову не хотелось, да он и не думал, что до этого дойдет. Хотя… Ураган — так ураган! Что за ураган без прыжка с парашютом! Не русский какой-то получается. И, сидя за столом с друзьями генерала, сплошь полковниками да майорами, он нисколько не противопоставлял себя другим и лихо восклицал:
— Прыгать! Пррррыгать!
Он даже стал доказывать подполковнику Ласточкину, милейшему человеку, что спасение России начнется не с чего-нибудь, а именно с парашютизма. Подполковник охотно соглашался:
— Ну-тк! Не с теннисной же ракетки! А то они там привыкли ракеткой махать.
Рядом рокотал голос генерала:
— Они говорят: «Армия погибла!» Ополчение наберем. Вот Гондурасов сидит! Таких по всей стране наскребем и заново армию восстановим. Новая сильная армия начинается с полной гибели старой. Россия каждую войну начинала с чего? С того, что флот свой топила. Или столицу сжигала. Или тридцать седьмой — гамарников да тухлачевских кокошила. А потом всех побеждала, голубушка! И сейчас так же в точности. Все отдадим! А потом дойдем до Берлина, а то и до Парижа.
