Мы с Шаманом застыли, превратившись в Лотову жену в двух экземплярах. Слов не осталось. Эмоции кончились. Мозг отказывался воспринимать здраво.

Из храма слышалось песнопение, и ему по сценарию, видимо, полагалось быть величественным, но для нашего неискушенного слуха оно казалось хором мартовских котов. Текст тоже оказался замечательным во всех отношениях: «…пехо ствого ререглиез стых инидо теше хре пехо вовелема риов рпеи зеод наха тож». После этого зычным голосом (видимо, это была проповедь) произнесли: «Великий Бог Сиспраденобр Канклобелека взял смемпан реноберель пичечирула и произошло тетеркартание, зреходач и выхорть. И сказал: «Минутемья мароваль». И стало так. И отныне славься Великое Священное Левоножие, очистимся же братия во имя Святой Левой Ноги!»

Сашка многозначительно посмотрел на меня. В его взгляде читалось: «Это круто. Ну, ребята заворачивают словечки. Я бы так не смог!»

«Куда тебе. Такое даже мне, филологу, не под силу» — ответила я ему.

Мы прониклись уважением. Создать такую молитву — это дорогого стоило.

Тут двери храма отворились настежь, и мы увидели завершающее священнодействие. Прямо в «притворе», посередине, находился небольшой пандус, в конце которого помещался «алтарь» с довольно большой вертикальной дыркой посередине. Прихожане на карачках, пятясь задом, один за другим подползали к зияющему отверстию, подставляя для благословения часть тела, на коей обычно люди сидят. После чего из дырки выскакивала нога и с глухим шлепком приземлялась на подставленное место. Приближенный к своему божеству паломник, кубарем скатывался вниз, восклицая: «Взгорститурс!», и поднимался на ноги только на улице.

Некоторые, особенно объемные представители паствы, удостаивались двух или даже трех божественных пинков, прежде чем оказывались во дворе. Оно и понятно. Чем больше вес объекта и площадь поверхности, к коей применяется сила, тем тяжелее оную поверхность и оный объект сдвинуть с места. По завистливым взглядам благословленных единожды, становилось ясно, что от количества этих незабываемых прикосновений зависит жизненное процветание.

Из ступора нас вывел знакомый голос.

— Что, понравилось?

Рядом стоял Гури Рондольф и от всей души наслаждался зрелищем. Трудно сказать, что его больше забавляло. То ли созерцание святого обряда, то ли наши с Шаманом вытянутые рожи с отвисшими челюстями. Я склоняюсь к последнему варианту.

— Не то слово, — отозвался Сашка.

— Знаешь, в жизни случается всякое. Любой культ, любой фетиш может быть оправдан с точки зрения местных обычаев. Но то, что мы увидели, настолько сильное зрелище, что просто выше моего понимания. У нас, на Земле, чертова туча всевозможных верований, но до такого даже наши забытые цивилизацией аборигены не додумались, — улыбаясь, произнесла я.

— Подождите, сейчас благословение закончится, и можно будет заглянуть внутрь. Своими глазами увидите башмак на левую ногу во имя которого все это происходит каждые выходные, — предложил Гури. — Я специально не водил вас сюда, решил оставить «на сладкое», а вы сами умудрились посетить сие благочестивое место.

— Один башмак мы уже лицезрели, — сказал Шаман.

— А, ну тогда и смотреть нечего. Точно такой же. Только один левый, а другой правый. Не знаю, как так получилось, что они разделились, но породили эти ботинки две совершенно разные религии. Правоножники — нормальные ребята, с ними даже поговорить интересно. «Завернутые» немножко, но с кем не бывает. Эти же — полные придурки. Ума не приложу — на чем они держатся. А ведь когда-то Великая Левая Нога процветала и покорила почти всю планету.

Кое в чем он врет, почувствовала я. Причем, безбожно. Осведомлен он об этой обуви на все сто. Но кто его знает, может быть это государственная тайна и он не имеет права открыть ее даже мне? А потому вслух сказала совсем другое:

— Так бывает, Гури, ты же знаешь. Иногда, чем глупее и бездарнее идея, тем больше она находит поклонников. А если добавить сюда рекламу…

— Ну, когда-то они, вероятно, этой самой рекламой и пользовались, но потом человечество поумнело и левоножники растеряли свою паству почти полностью, к счастью для сегодняшних жителей Церры. Потому что после утраты влияния на людей левого валенка, на планете начался, скажем так, своеобразный ренессанс, начали развиваться науки и искусство. Экономика стала более стабильной, и даже некий технический прогресс образовался. Впрочем, лекции по истории Церры[15] вам прочитают в ваших академиях, а потому я умолкаю, — хмыкнул мой любимый мужчина.

— Да, кстати об академиях. Мы с Пухом теперь студенты, — с гордостью произнес Сашка. — Нас сегодня на учебу определили. Будем грызть гранит местной науки.

Гури от души пожелал нам сохранить в целости зубы и челюсти. А заодно предложил устроить небольшую, но торжественную пирушку по случаю изменения нашего общественного статуса. Ну, кто был бы против?

А еще через день, отпраздновав зачисление в высшие учебные заведения, мы с Шаманом отправились получать знания. И учиться нам наказали на одни пятерки. Ну, Сашке-то, не привыкать, он всю жизнь ходил в отличниках, а вот мне, с моим-то везением в разных магических испытаниях, придется пыхтеть на полную катушку, чтобы не отчислили. Интересно, а двоечников на второй год они оставляют?

На встречи с Гури теперь оставались только вечера и редкие выходные. Ничего не поделаешь, пришлось смириться.

Впрочем, учиться оказалось хоть и трудно, но и до чертиков интересно. Сашка отрабатывал владение оружием и приемы отбиваться руками и ногами. Меня же загрузили магией по самые уши. И тут моя счастливая звезда опять начала выкидывать фортели.

Учитель мне попался просто замечательный. Как и все, уважающие себя колдуны, он носил бороду, одевался в фиолетовый плащ, непременный атрибут гильдии, был высокий, худощавый, но чувствовалось, что со временем обещал нагулять внушительное брюшко. Взгляд его, в зависимости от обстоятельств, мог быть мягким, насмешливым, пронзительным, а иногда даже жестким. Лекции он читал весело, но на практических занятиях спуску не давал, гонял меня до седьмого пота, пока не получится то, что нужно. Однако сошлись мы с ним, на удивление, быстро. Уже со второго занятия он звал меня не иначе, как Пух.

Начали со стихийной магии. Довольно легко я освоила работу с огнем, без всяких заклинаний меняя цвет пламени по своему желанию и освещая пространство в темноте при полном отсутствии горючих материалов. Да и зажигалка Беса стала не нужна: один щелчок пальцев и огонек над его колечком вспыхивал сам собой. Чтобы не пропадать добру, я подарила зажигалку Павлику. В конце концов, Шаман без труда обходился обыкновенными неотсыревающими спичками, если поблизости не оказывалось ни Паньки, ни меня.

Курьезы начались, когда я дошла до манипуляций с воздухом. Казалось бы, все должно складываться более, чем удачно, ан нет. Я должна была научиться видеть скрытые от глаз предметы, развеивая все, что прячет их от меня, замедлять движения своего тела при прыжках со стола и шкафа и телепортироваться на открытой местности. Опыт неудачной телепортации у меня уже имелся, поэтому Стас начал с более простых вещей в этой области, параллельно заставляя концентрировать внимание с помощью медитации. Помимо вышеизложенного, я, стоя с закрытыми глазами, копировала его движения, которые он производил у меня за спиной, ходила за ним, пятясь задом, но ступая след в след, либо повторяла сразу весь путь, пройденный им, так же, не открывая глаз. Упражнение в быту совершенно бесполезное, но Стас объяснил, что оно одно из самых сильных для развития и роста магической чувствительности. Еще я училась читать руками, но не как учат слепых, а просто держа ладонь над текстом. А с учетом жуткого церрянского шрифта, к которому я пока что так и не привыкла, это было Великим! подспорьем.

Когда подготовительный этап закончился, мы приступили к обнаружению и опознанию спрятанных предметов. Стас выставил меня из комнаты, рассовал по столам и шкафам какие-то вещи и позвал: