— Серьезное место, — сказал он Большому. — Одному скучно, наверно, бывает.

— Мне-то откуда знать? — ухмыльнулся в ответ последователь Орфея. — Я здесь долго не задерживаюсь. Как говорится, сделал дело — уноси ноги. Слушайте сюда, орлы сыска! Сейчас двинем на стартовую площадку, обыщите ее, как положено, чтоб вопросов не возникало, составьте акт. После нашего старта песочек разровняйте и уберите все, что от нас останется. Договорились?

— Ладно, — сказал капитан. — Сделаем. Как насчет наблюдения?

— Мне без разницы, — ответил Большой. — Хотите наблюдать — наблюдайте, но не советую.

— Это почему ж? — подал голос встрепенувшийся лейтенант.

— Отвечать за тебя неохота, вот почему, — голос адопроходца был предельно спокоен, вопросы его явно не волновали и не задевали. — Условия перехода настолько просты, что каждому идиоту попробовать хочется. И пробуют… Послушайте доброго совета, парни: не лезьте вы в эти дела. Закроете за нами дверь, подождите с полчасика, а там уж можете стены простукивать, землю рыть, только камни с мест не срывайте. И не забудьте прибрать, как договаривались. Теперь о времени. Уходим приблизительно на неделю, по здешнему счету. Если повезет, вернемся раньше. Если нет — чуток задержимся.

— А если сильно не повезет? — спросил сержант, не поднимая глаз.

Большой снисходительно взглянул на него с высоты своей глыбообразной туши.

— За такие вопросы перед уходом — принято бить морду, — сказал он с намеком. — Во всяком случае, в нашей группе. Тогда повезет — примета такая.

— А-а, ну, если примета… — протянул сержант.

Вслед за Большим они обогнули колокольню, проникли внутрь монастырской церкви, спустились в подвал. Запах сырого камня неприятно щекотал раздувавшиеся ноздри Артёма, ноги оскальзывались на островках бурого лишайника, расползшегося по каменным плитам пола, голоса звучали враждебно и глухо.

Вход в нужное помещение располагался в самом конце и перекрывался массивной дверью, сплошь обитой ржавым железом. Большой открыл ее, и Артём, шагавший следом, очутился в прекрасно известной ему комнате. Стартовая площадка от тренажера не отличалась абсолютно ничем, не было даже ощущения особого напряжения, каким наделяются подобные места в рассказах очевидцев.

— Милости прошу, — пробасил Большой. — Располагайтесь. Можете обыскать.

Эдуард Трофимович протиснулся вперед, пробежался лучом карманного фонаря по стенам, потолку и песчаному ковру подножия, хотел сплюнуть, но почему-то раздумал.

— Не вижу необходимости, — сказал он Большому. — Когда пойдете?

— Выспимся, пообедаем. Да и рванем потихонечку.

Они вышли на божий свет и занялись приготовлением к завтраку.

— Место здесь неуютное, — читал наставления Большой, с хрустом разгрызая запеченную курочку. — Потому и не боюсь машину без присмотра оставлять. Местные этот монастырь стороной обходят, и правильно делают, между прочим. А заезжие в первый же вечер смываются, и тоже правильно. Так что мой вам совет, орлы: разбейте палаточку возле леска, у въезда. И после полудня сюда старайтесь без крайней надобности не ходить. Если уж совсем припечет, идите втроем. Одного не пускать ни в коем разе! Ясно? Будет блазнить — плюйтесь, ругайтесь матом, авось пронесет.

Сержант намазал на краюху «бородинского» толстый слой ананасового джема, полюбовался этой непристойной сопряженностью, метко отхватил изрядный кусок. Эдуард Трофимыч с отрешенным спокойствием прихлебывал чай из раскаленной алюминиевой кружки. В отличие от хлыща-лейтенанта, страшилки Большого их пугали не очень.

— Не понимаю, — сказал лейтенант. — Если подвал нам нельзя охранять, за каким лядом нас тогда сюда привезли?

— Для порядка, — отозвался Эдуард. — Все должно быть официально оформлено.

— Что оформлено? — лейтенант расстегнул ворот рубашки. Очевидно, в преддверии жаркого спора. — Лично я не уверен, что смогу удостоверить вероятный исход поиска.

— Почему? — спросил Артём.

— А где гарантия, что вы не прячете потерпевшую в какой-нибудь камере здешних подземелий? Запугали девчонку, свели с ума и замазываете нам глаза мнимым походом. Искать нельзя, в монастырь не соваться… А потом взять, да и подмахнуть голословные разглагольствования вашего амбала?!

— Я тебе харю щас так разрисую… — угрожающе заворчал Артём, поднимаясь, но Большой вовремя поймал его за плечо и усадил на место.

— Знаешь что, лейтенант, — мягко сказал Большой. — Мое дело — вас предостеречь. Я не настаиваю: если хочешь, можешь перевернуть эту халапуту с ног на уши, можешь устроить повальный обыск в самую полночь. Валяй, проявляй бдительность. Кто знает: а вдруг у тебя действительно нервы отсутствуют напрочь? Но помни — к неприятным сюрпризам этого места нужно быть готовым всегда.

— Он подпишет акт, — заверил Эдуард, не поднимая взгляда от кружки. — Я имел консультацию с князем. Все сходится один к одному. Подпишет. И твои рекомендации будут выполнены без дураков, прослежу.

— Вот это — деловой разговор! — подытожил Большой.

Приближался полдень, солнце шпарило в полную силу, ветерок наползал с ленивой вкрадчивостью круглого отличника. Артём бросил прощальный, жадно запоминающий взгляд окрест и вошел под каменные своды часовни. Впереди, загромождая коридор, шагала кабанья туша Большого, позади слышались неровные шаги Евдокимова, угрюмый, сторожкий топот подручных Эдуарда. Настроение было не из лучших, а точнее говоря, просто паршивое.

Дверь открылась плавно, без скрипа, запах затхлости смешался с запахом сухого песка. А песок был сух просто на удивление. Впрочем, учитывая то, чем на самом деле являлось это место, удивляться особенно не приходилось. Большой, утвердившись посреди зала спиной к дверям, достал из-за пазухи нечто похожее на длинный деревянный портсигар и вынул оттуда четыре тонких черных свечи.

— Прошу садиться, — пригласил он соратников с радушием прирожденного палача. — Лицом к стенке. Вот так, чудненько. Эй, служивые, будьте любезны — заровняйте следы.

Сержант аккуратно прошелся по песочку граблями, предусмотрительно прислоненными к внутренней стене зала. Эдуард прикрыл дверь снаружи. Свечи, воткнутые прямо в песок, окружали сидящих довольно правильным квадратом.

— Зажигай! — распорядился Большой и первым потянулся к ближней, чиркая фирменной зажигалкой. Артём последовал его примеру. Неровный багровый свет воцарился в подземном зальчике старого монастыря. Темный дым от фитилей поплыл слоями, окутывая пространство. Дышать было можно, хотя удовольствия никакого.

— Приступаем к фазе прыжка, — предупредил Большой. — С Богом, салаги!

Артём закрыл глаза и заученно принялся представлять себе безжизненную пустыню, озаряемую всполохами багровых тонов. Это было не так-то просто. Одно дело, когда представляешь переход с абстрактной позиции, и совсем другое, когда знаешь, к чему это может привести… Подсознание ожесточенно сопротивлялось самоубийственному намерению своего обладателя. Прошло несколько минут, а может, часов, прежде чем Артём насмелился приоткрыть свинцово непослушные веки…

Да, пустыня была. И в точности, какой представлялась в самых зловещих кошмарах. Во все стороны, до самого горизонта тянулись нескончаемые пески, испещренные мигающей мозаикой кровавых отблесков неба. Неба, которого не было. Где-то над головой сумрак сгущался в сплошную черную завесь, то там, то сям испускавшую вдруг багровые вспышки, сливавшиеся на линии горизонта в угрожающую красную полосу, схожую с заревом ночного пожара.

— Поздравляю с прибытием в Ад, братцы! — раздался раскатистый басище Большого. — Любить и жаловать не обязательно! Подъем!

Артём встал и встряхнулся, поправляя рюкзак.

— Куда двинемся? — спросил с наигранной бодростью.

Большой раскурил сигару, зажигалку бережно спрятал в карман.