— О конце истории я уже слышал, и не раз, — подал голос Артём.

Большой посмотрел на него с откровенной жалостью.

— Болтают об этом все, кому не лень, — проговорил он уклончиво. — Идея носится в воздухе, как говорится… только интерпретация не совсем та, каковым на самом деле является реальное положение вещей. Впрочем, чего зря турусы разводить! Все одно не поймешь, а поймешь — не поверишь.

Лялька сидела возле бассейна в окружении Андрея и Тигра. Завидев сумрачную физиономию частного сыщика, послала в его сторону ободряющий блеск снежной улыбки. Артём улыбнулся в ответ и поспешил приблизиться.

— Знаешь, я никогода не встречал подобной экспресии, — сказал он, усаживаясь напротив. — Нужно иметь железные нервы, чтоб такую картину повесить в спальне.

— Алик по натуре азартный игрок, — оживилась девушка. — Он с детских лет принялся играть в супермена и до сих пор не может остановиться. Я думаю, что и к моим картинам он относится, как к вызову, брошенному лично ему, а на вызов он отвечает безотчетно, на подсознательном уровне.

— Больсой не играет, — с достоинством возразил забытый коротышка. — Она самый настоясый супермен. Мой знаю.

Большой, в одиночестве восседавший за неубранным столом, опрокинул в рот очередную порцию водки и разжег сигару. В амплуа супермена он смотрелся не очень, ему больше подошла бы роль Карабаса.

Утром они совершили маленький марш-бросок, в целях закрепления навыков. Потом часа полтора медитировали в комнате-тренажере.

— Вызывай своего капитана, — сказал Большой, закончив занятия.

Эдуард встретил их на тракте, сидя на передке милицейского «бобика». Рядом о чем-то судачили молодой подтянутый лейтенант и грузный, по-медвежьи увалистый сержант предотставочного возраста. Артём помаячил им из окна «БМВ», ведомого руководителем экспедиции.

— Ага! Вот и подследственный прибыл со своими защитничками! — обрадовался Эдуард. — По местам!

Лялька чмокнула брата в заросшую морду, выбралась из машины и пересела в евдокимовский «мерс». Оба прикомандированных — и лейтенант-салага, и матёра-сержант — проводили ее тем откровенно голодным взглядом, в котором горького мужицкого разочарования в собственной судьбе сконцентрировано куда больше, чем в смертельном запое. Артём, сопровождавший девушку, спиной почувствовал их взоры, полные зависти и недоброжелательства.

— Знаешь, — сказал он Ляльке, наклонившись к самому ее розовому ушку, — а ведь вы с Тигром ничего в твоем брате не поняли. Про таких, как он, раньше былины слагали. Как бывший следователь тебе говорю: маскировка и суть — понятия абсолютно разные.

Лялька улыбнулась и поцеловала его в лоб.

— Пригляди за ним, — попросила тихонько. — И сам поостерегись, я за вас свечку поставлю.

— Эй, ловелас недобитый! — послышался бычий рев из передней машины. — Уснул там, что ли? Шуруй сюда, салага!

Димыч, сидящий за рулем, ухмыльнулся во всю ширь своей круглой ряхи.

— Иди давай, — сказал он, плавно притапливая педаль газа. — И удачи вам!

Дорога к пункту перехода заняла изрядно времени. Монастырь, откуда Большой привык стартовать, располагался в соседней области. Глядя на леса и груды каменных увалов, проплывающие за окном, Артём внезапно подумал о том, что повторяет историю Пал Палыча Гуселетова — бывшего инженера и бывшего «бича». Интересная вырисовывается картина.

Поступая на службу, он, как и всякий уважающий себя человек, грезил о торжестве справедливости, и когда Реальность больно хрястнула его об колено, попытался всю свою боль списать на существовавший порядок. Но порядок сменился, а новая оплеуха не заставила долго ждать. Теперь он о справедливости и не мечтал. Холодный, язвительный, он ставил в заслугу себе уже то, что не кинулся в объятия криминальных группировок, не скрывавших своей заинтересованности в услугах профессионала, знающего расклад в коридорах власти, а главное — известного в кругу этих властей.

И только разглядев подлинную натуру Большого, Артём сумел осознать, что для него — прирожденного следователя — роль частного детектива ничуть не выше, чем «должность» бича для бывшего инженера.

Большой свирепо жевал тлеющую сигару, Евдокимов спал, откинувшись на спинку сиденья, мучительно морщился во сне. Понемногу светало.

— Не психуй, — проворчал ас адских трасс, сворачивая на почти незаметную, изрядно заросшую грунтовку. — Достанем андрюхину суженую, домой вернемся целехоньки. Чую!

— Не ходи туда больше, атаман, — попросил его Артём. — Себя тебе не жалко, знаю. Но сестру пожалей, если себя не хочешь. Пока ты там, она здесь с ума сходит.

Большой хмыкнул с невыносимым сарказмом.

— Много ты понимаешь, слепушник! — И добавил минуту спустя: — А сам видишь не дальше лялькиного носа! Это, парень, от недостатка информации.

— Ну так просвети, коль на то пошло.

— Пугать неохота! — буркнул Большой.

Машину мягко подбрасывало на ухабах, спящий Андрей сполз в угол салона.

— А ты попробуй, — настаивал Артём. — Вдруг да не испугаюсь?

Большой откусил растрепавшийся кончик сигары, смачно плюнул в кусты на обочину.

— Помнишь, ты про графа этого рассказывал?

— Про князя, — поправил Артём.

— Не суть важно, пусть — князя. Так вот: дурак он — твой аристократ… Есть в Аду мертвые! Есть! Да не просто мертвые, а убитые по такой дьявольской технологии, какая самому де Саду во сне не снилась.

В зеркальце было хорошо видно, как наливалась дурной черной кровью морда Большого, как скалился в судорожном извиве рот. Ярость, запечатленная в этих неуправляемых корчах лица, превосходила все проявления этого чувства, когда-либо встречавшиеся Артёму.

— Вон оно что! — сказал Артём, невольно поежившись. — Ну, если для расплаты, тогда…

— Для расплаты?! — зарычал Большой. — Что ты вообще понимаешь, мальчишка?! Как я с ними могу расплатиться?! Чем?! Да им все — до фени!

— Ты говоришь про автономные сущности, насколько я понимаю? — осторожно спросил Артём.

В ответ послышался отборный мат. Проснувшийся Андрей недоуменно оглядывался, стараясь понять, что же, собственно, такого произошло, что вызвало такой взрыв эмоции.

— Не вертись! — рявкнул Большой.

Монастырь в настоящее время представлял собой компактную группу известняковых развалин, окруженную сильно обветшавшей стеной. Колокольня рухнула на купол часовни и погребла его под своими останками. Кельи хмуро смотрели на пришельцев пустотой оконных проемов, испревшие доски лежали на ступенях крыльца. Экспедиционный кортеж осторожно въехал во внутренний двор, дико заросший зеленым гребнем бурьяна. Впрочем, следы недавних посещений этого оплота Православной Церкви были очевидны: справа от въезда трава оказалась значительно ниже, кустарника и вовсе не наблюдалось.

Большой заглушил мотор и вышел наружу. Андрей, перекрестившись, последовал его примеру. Артём не стал торопиться. Он прикрыл глаза и прислушался к своим ощущениям, впервые в жизни доверившись столь нелюбимой им интуиции. «Рви когти, дружок! — сказала ему интуиция. — И чем быстрее, тем лучше! Ну какой, к черту, из тебя герой? Одна видимость!» И то правда: идти не хотелось совершеннейше.

— Сдрейфил, Ватсон? — донесся снаружи бульдожий рык Большого.

Да, вынужден был признать Артём, сдейфил. Это только роботу-копу все пофиг, а он живой, очень даже живой человек. Ему нравится мир Реальности, в этом мире он готов на любой риск, на любую бузу. Но — здесь. Не там, где нет возможности ответить на удар встречным справа. Или слева… Эх, не будь поблизости ехидного барсука-Эдуарда!.. Не будь зеленоглазой чаровницы-Ляльки…

— Не брякай дверью! — попенял Большой, ласково поглаживая запылившуюся крышу «лайбы».

Представители правоохранительного ведомства выглядели помятыми и унылыми. Обстановка им крепко не нравилась — и без очков было видно. Лейтенант все озирался по сторонам, разве что за пистолет не хватался. Сержант смотрел под ноги, волосы на затылке встали щетиной. Только Эдуард Трофимыч, невзирая на сонную опухлость лица, держался без видимого беспокойства.