– Он заходит намного дальше, чем я. Намного лучше там перемещается, и я не могу даже мечтать получить возможность делать то, что может он. Чтобы использовать столько возможностей, сколько он. – Инквизитор посмотрел руководителю Академии прямо в глаза. – Пойми, что единственное, что удерживает его от использования иномирья это страх и боль. Ты научишь его избавляться от них и создашь кого-то, с кем не только мы не будем в состоянии справиться, но кого не будет контролировать и он сам.
– Как скажешь, Арнольд.
Ловефелл ясно видел, что начальника Академии не устраивает его решение, но сам он был убеждён в его правильности. Мордимер, перемещающийся без опасений за свою жизнь и здоровье по иномирью, мог стать опасен для всех, не исключая самого себя.
– Парень будет с каждым разом всё сильнее страдать, а потом умрёт, – добавил Куттель, видимо, для того, чтобы за ним осталось последнее слово.
– Предупреди его об опасности, – твёрдо сказал Ловефелл. Всё остальное – это уже его дело. Быть может, придёт время, когда мы допустим его к более герметическим знаниям. Пока, однако, для этого раньше, чем слишком рано. В данный момент Мордимер понял бы только преимущества этого дара, и не понял бы связанные с ним смертельные угрозы. Как для тела, так и для бессмертной души.
– Наверное, ты прав, – согласился, наконец, Куттель.
– Конечно, я прав, – подытожил Ловефелл. – Если даже мы решим, что его следует обучить, то эта наука продлится много лет и сложится из тысячи маленьких шагов. Но, возможно, до этого вообще не дойдёт.
– Это уже не моё дело, Арнольд, – сказал Куттель. – Я постараюсь сделать из него просто хорошего инквизитора.
– Отлично. Научи его только защищать себя от непроизвольного транса. Пусть он контролирует, когда, в каком месте, по какой причине и с какой целью он хочет отправиться в иномирье. Это мы можем для него сделать, и это увеличит его шансы на выживание.
– Как скажешь, Арнольд, – повторил начальник Академии, но на этот раз немного приободрившись. – Впрочем, этим аспектом вопроса мы уже овладели.
– Это радует.
– Так или иначе, я не удивлюсь, если парень далеко зашёл. Может, им заинтересуется кто-то из Ангелов? Как думаешь?
Ловефелл посмотрел на Куттеля холодным взглядом.
– Не думаю, чтобы это была тема, которой я хотел бы касаться в разговоре с тобой, – сказал он.
Однако, произнося эти слова, он одновременно подумал, что более чем вероятно, что подозрения Куттеля когда-нибудь сбудутся. Не за год, не за два и не за три. Когда-нибудь. И тогда Боже сохрани этого мальчика.
* * *
На низкой стеночке перед домом сидела нежно обнимающаяся пара, юноша осторожно выбирал вшей из золотых волос возлюбленной, густыми кудрями спадающих аж на лопатки. Они глядели на друг друга с таким большим чувством, что у Ловефелла, несмотря на то, что он не принадлежал к сентиментальным натурам, стало теплее на сердце. Он присел напротив них, рядом с лотком с фруктами. Добродушно выглядящий продавец бросил ему прямо в руки спелое яблоко.
– На здоровье, господин! – Крикнул он.
Ловефелл поблагодарил его с улыбкой и, поворачивая плод в пальцах, погрузился в размышления. Выяснение тайны происхождения Мордимера привело его дальше, чем он мог того ожидать, и, честно говоря, гораздо дальше, чем он того хотел. И что он должен был со всем этим делать? Да, он теперь знал, кем была мать Мордимера, и от кого мальчик унаследовал силу. Но остальные нити оборвались. Прекрасная Катерина была вне досягаемости его власти, и даже допытываться о ней в Амшиласе могло быть опасно. Старая ведьма, называющая его Нарсесом, умерла, раскрыв, правда, тайну, но раскрытие этой тайны несло с собой секрет ещё больший. Да и можно ли было верить её словам? Не был ли её мозг уже затуманен старостью и безумием? И не создала ли она эту историю только в собственном воображении? «Хотя, ведь она знала меня», – подумал Ловефелл. – «Она знала, кем я был, и она знала, что я мог делать». – «Танцевал среди пламени ада», вспомнил он её слова. И вспомнил сидящую на золотом кресле фигуру в красных одеждах и короне с рубинами. Между пальцами фигуры змеились язычки пламени. Он знал, что в этом изображении узнаёт самого себя давности... Десятков лет? Веков? Рядом с престолом на медленном огне сжигали человека, а его боль носилась багряным облаком, которое окутывало Нарсеса, и которое тот же Нарсес поглощал, словно спасительный эликсир. Ловефелл вздохнул и отстранил от себя память минувших дней. Давным-давно, ещё в казематах Амшиласа, он смирился с призраками прошлого. Смирился, возненавидел их и победил. – «Я не Нарсесс», – подумал он. – «Я»...
– Арнольд Ловефелл, я полагаю? – Произнёс кто-то дружеским тоном.
Инквизитор развернулся, чтобы увидеть, кто к нему обратился. Он увидел весьма обрюзгшего мужчину с пухлым спокойным лицом и в глазами, словно очищенные от скорлупы яйца. Он не помнил, чтобы когда-либо его видел, и одновременно был уверен, что подобного человека никогда бы не забыл.
– Чем могу служить? – Спросил он с деловой вежливостью.
– Ничем, дорогой мастер, ничем. – Толстяк замахал руками. Его пальцы были как сардельки, и на каждом из них огромные кольца сверкали глазками драгоценных камней. – Вернее, сущим пустяком, даже не стоящим вашего внимания.
– Слушаю вас внимательно.
Ловефеллу что-то не понравилось в этом человеке. Толстяк выглядел наполовину смешно, наполовину жалко, но инквизитор был слишком большим знатоком человеческих душ, чтобы дать одурачить себя этим образом. И увидел в толстяке того, кем он был на самом деле: опасного, безжалостного человека, которому не стоит становиться на пути. Мужчина засмеялся.
– У вас острый глаз, господин Ловефелл, – сказал он с одобрением. – Это хорошо о вас говорит, хорошо. Позвольте мне представиться. Я Мариус ван Бохенвальд, и я решил, что пришло время, чтобы я встретился с вами, ибо оба мы несём в сердцах жар истинной веры.
«Я попал в беду», – уныло подумал Ловефелл, но лишь вежливо склонил голову.
– Не беспокойтесь, дорогой мастер, в связи с моим присутствием, ибо я пришёл как друг, а может, и для того, чтобы разъяснить вам некоторые вопросы, которые от вас до сих пор скрывали.
– Упаси Боже, чтобы я принуждал вас к каким-либо откровениям, – ответил инквизитор, понимая одновременно с произнесёнными словами, что перед ним стоит человек, которого никоим образом нельзя было бы принудить к чему бы то ни было.
Мариус ван Бохенвальд искренне улыбнулся.
– Мне известен ваш интерес к одной женщине, и я пришёл объяснить вам, что это дело не стоит ни вашего времени, ни вашего внимания.
– С полным смирением принимаю этот совет, – ответил Ловефелл. – И не промедлю ему последовать.
– Меня это очень радует. – Ван Бохенвальд, очевидно, хотел кивнуть, но подбородок помешал ему это сделать. – Так же, как меня радует ваш интерес к одному мальчику, за начинаниями которого мы наблюдаем с далеко простирающейся доброжелательностью.
«Сейчас будет какое-нибудь «но»», – подумал Ловефелл.
– Однако, несмотря на всю, как я уже упоминал, нашу доброжелательность, мы не думаем, чтобы в его случае следовало предпринимать действия слишком поспешные, направленные на то, чтобы, как бы это сказать, в любой форме выделять его в будущем, ближайшем или дальнейшем. Оставим это дело его естественному течению. Не будем также нагружать других людей весом ни для чего не нужных им знаний о семье парня и его прошлом.
– Всё будет сделано в соответствии с вашими пожеланиями, господин ван Бохенвальд, – ответил Ловефелл. – Впрочем, я уже позволил себе принять соответствующие меры, – добавил он, думая о разговоре с Куттелем.
– Я рад, что ты так хорошо меня понимаешь, Арнольд, – сердечно сказал ван Бохенвальд.
– К вашим услугам.
Должен ли он рассказать толстяку о встрече с колдуньей, и – прежде всего! – о Шахор Сефер? Может быть. Но он не мог заставить себя это сделать. Сначала надо было всё обдумать, привыкнуть к видениям из прошлого, которые всё сильнее атаковали его разум. Впрочем, пока никто не мог его ни в чём упрекнуть. Только когда он доберётся до Амшиласа, это станет серьёзной проблемой, и ему придётся принимать решение, рассказать ли начальству о тайне Чёрной Книги. Ибо если они уже знают о связанной с ней тайной... Если они знают о старой ведьме, Катерине, Мордимере и Нарсесе... И если они знают, что Ловефелл знает... И если Ловефелл не подаст отчёт... «О да», – мысленно вздохнул инквизитор. – «Тогда, по всей вероятности, они превратят мою жизнь в ад».
