– Что ты сделала?

– Я сожгла её. – Она вперила в него мёртвый взгляд гноящихся глаз. – Но я спрятала пламя и пепел.

Путь Ловефелла в страну воспоминаний напоминал ползание в полной темноте. И вдруг он увидел свет. Магия адского пламени. Она позволяла сжечь любой предмет, а потом воспроизвести его в первозданном виде, если только сохранились пепел и пламя. Инквизитор вспомнил, что так же, как и с предметами, можно было поступать с людьми. Тогда из пепла и пламени восставали слепо послушные големы, не чувствительные к мощи заклинаний и лезвию оружия, верные своему создателю до тех пор, пока не распадались и не развеивались по ветру.

– Дай мне их, – потребовал он. Она покачала головой и заплакала.

– Я боялась, – прорыдала она. – Я боялась чёрных плащей. Что они раскроют тайну.

– Что ты сделала? – Он наклонился к ней, настолько возбуждённый видением восстановления Чёрной Книги, что даже забыл о трупной вони.

– Спрятала. Хорошо спрятала. – Она вытащила из-под одеяла бурые руки и потёрла их в жесте удовольствия.

– Где?

– В нём! – Крикнула она. – Именно в нём!

«Сейчас она должна умереть», – мелькнула мысль в голове Ловефелла. – «Умереть именно сейчас, оставив меня почти в полной темноте».

– Говори! – Приказал он. – Что ты сделала?

– Сын ведьмы, – сказала она. – Он стал хранилищем, в которое я поместила Шахор Сефер. Я поклялась, что дам ей Шахор Сефер, и я сдержала клятву. Она получила то, что хотела, хотя и не так, как того ожидала!

– Сын Прекрасной Катерины? – Оторопел Ловефелл. – Это в нём ты спрятала Книгу?

– Я умна, мастер Нарсес, правда? – спросила она, снова тем же наполовину заискивающим, наполовину игривым тоном. – Ты хорошо меня обучил, правда? Ты мной доволен? Скажи-и-и...

– Я очень доволен. – Ловефелл проглотил слюну. – Скажи мне только, как восстановить Книгу? Я должен убить парня?

– Не-е-ет! – Ловефелл и не предполагал, что исхудалое тело ведьмы может издать столь страшный крик. – Она умрёт! Шахор Сефер умрёт, умрёт, умрёт... – она начала плакать с таким безграничным отчаянием, что инквизитор лишь в последний миг остановил себя, чтобы не коснуться её руки.

– Не помнит. – Ведьма обратила выцветшие глаза в сторону неба. – Мастер Нарсес не помнит. Как это возможно, что мой учитель не помнит?

Потом снова взглянула на инквизитора.

– Я создала защитников. Но у меня не было времени, мастер. У меня не было силы, – всхлипывала она. – Они должны быть из крови и алмаза, из стали и когтей орла, из сердца рыцаря и солнечного пламени. Но у меня не было столько сил... Они убежали от меня, я не успела их научить... – она начала что-то бормотать так, что Ловефелл был уже не в состоянии ничего понять. Впрочем, интересовало его нечто совсем другое.

– Скажи мне, – бросил Ловефелл жёстким, приказным тоном, – как достать Книгу?

– Ты узнаешь, – закричала она, на этот раз громко и чётко. – Но узнаешь лишь тогда, когда снова будешь им.

– Когда я буду кем? – Инквизитор на мгновение не понял произнесённых слов, но потом до него дошёл их смысл. – Когда я снова буду Нарсесом, – закончил он тихо. – Вот как.

Он сощурил глаза и сжал руки в кулаки. Только через некоторое время он понял, что дрожит всем телом, как дрожала ведьма. Вокруг было очень холодно. «Она умрёт», – подумал он с отчаянием, зная, что тайна умрёт вместе со старухой.

– Скажи мне, – спросил он с внезапным напряжением. – Помнишь ли ты, кто написал Шахор Сефер?

Хриплый смех, казалось, исходил не только из её рта, но даже из глубины внутренностей. Она смеялась так, что её подбородок покрылся мокротой и кровью.

– Ты узнаешь, – заверила она. – Узнаешь.

Потом снова начала дрожать, будто её тело было обложено кусками льда.

– Нарсес, – шептала она – Нарсес...

Он посмотрел на её лицо. Он что-то видел под этой отвратительной маской, искажённой старостью и болезнями. Видел что-то из прошлого, что-то... Что это было?

– Обещай, что ты придёшь за мной, мой повелитель. – Голос ведьмы приобрёл неожиданную мягкость. – Ты, единственный, кто спускался в ад. Ты освободишь меня от мучений, Нарсес? От вечного огня, который до конца света будет жечь моё тело? Ты придёшь забрать меня у демонов, Нарсес?

– Да, – пообещал он. – Конечно, приду.

Она улыбнулась, и на секунду, когда эта улыбка гостила на её лице, она казалась доброй, спокойной старушкой, которая уходит из мира живых в мире с людьми и Богом. Но потом её лицо исказилось в ужасной гримасе, полной страха и боли.

– Они летят за мной! – Крикнула она с душераздирающим ужасом, и в её глазах застыла паника.

Она умерла, а Ловефелл яростно выругался и встал. Он не смог заставить себя прикрыть веками вытаращенные глаза ведьмы, в которых застыл образ ада.

На этот раз в кабинете Куттеля царил покой, который нарушали не стоны пытаемых, а весёлые крики мальчиков, играющих в саду под окнами. Ловефелл подробно рассказал начальнику Академии о визите в Кобленц. О достойных, богобоязненных горожанах – родителях Мордимера, которых в расцвете сил Господь призвал ко славе Своей. Куттель покивал головой.

– Спасибо, Арнольд, что согласился хотя бы частично развеять мои опасения по поводу этого мальчика.

– Хотя бы частично? – Повторил Ловефелл. – Значит, я думаю, в некоторой части я их не развеял. В какой, если можно узнать?

– Может, бабка, может, тётя, может, он был на самом деле усыновлён...

– Будь любезен выражаться яснее, – попросил инквизитор, хотя прекрасно знал, о чём идёт речь.

– В его семье должна была быть ведьма. Сильная ведьма. Не скучная, замученная жизнью знахарка, забавляющаяся крыльями летучей мыши, черепом повешенного или корнями мандрагоры, и при помощи всего этого творящая ничего не стоящие заклинания. Речь идёт о настоящей ведающей, Арнольд.

– Откуда такой вывод?

– Из того же, из чего бы и ты его сделал, если бы соизволил присмотреться к парню поближе, – ответил Куттель, не пытаясь скрыть раздражения.

– Ты намекаешь на то, что я не исполняю своих обязанностей?

Руководитель Инквизиториума посмотрел на него тяжёлым взглядом.

– Ничего подобного, я бы не осмелился предполагать, – сказал он. – Я хочу лишь поделиться с тобой сомнениями.

– Так ты поделился, – твёрдо сказал Ловефелл. – И достаточно. Позволь теперь мне не проверять, кем были его бабушка, прабабушка или троюродная тётя со стороны отца. Как ты, наверное, понимаешь, у меня есть более важные проблемы, чем заниматься этим щенком.

Куттель надолго замолчал.

– И я так понимаю, ты не собираешься его отсюда забрать? – Спросил он наконец.

– Правильно понимаешь, – согласился Ловефелл.

– Ну что ж, тогда придётся последовать твоей вежливой просьбе и сделать из этого парня инквизитора.

– Меня это очень радует. Однако позволь, я кое-что тебе посоветую...

– Это моя школа, Арнольд, – перебил его Куттель, – и никто...

– Это не твоя школа! – Прорычал Ловефелл. – Это Академия Инквизиториума, в которую ты был нанят, так же, как другие учителя, как конюхи, как повара, или как золотари. Мы понимаем друг друга, Ульрих?

– Более чем хорошо, – ответил подчёркнуто спокойным голосом Куттель. – Извини, коли так, и дай мне совет относительно этого мальчика.

– Во-первых, не делись ни с кем своими сомнениями и подозрениями, – приказал Ловефелл. – Особенно когда они, исходя из всей доступной мне информации, совершенно беспочвенны. Во-вторых, относись к нему как к другим ученикам, и пусть его подготовка идёт в обычном режиме. Не пытайся учить его вещам, которым не учил бы в других случаях. Не старайся ни пробуждать, ни углублять его природные способности, даже если ты считаешь, что таковые существуют.

– Например?

– Например, не учи его контролировать путешествия в иномирье, – пояснил Ловефелл.

– Ведь это его когда-нибудь погубит, – проворчал Куттель. – Ты этого хочешь?