- Доложите ему, что Халусука приехал в гости, - сказал Юрий Алексеевич.

Вскоре появился и сам хозяин в новом дорогом костюме, в белой рубашке при галстуке.

- А, земляки, - сказал он несколько пренебрежительно. - Не вовремя, вас лихая принесла, но что с вами поделаешь, проходите, раз уж вы здесь. Эй, тетя Маша, накройте стол, пожалуйста, и поживей. Я собираюсь в Ялту, хочу отдохнуть несколько дней, устал что-то. Обком партии предложил мне путевку, номер на двоих. Надо немного развеяться, покупаться в море, попить Крымского вина. Хотя, я думаю, мое вино не хуже крымского, вы сейчас попробуете, сами убедитесь.

Прошло около получаса, и стол ломился от яств, и всевозможных вин. Все это богатство, если не сказать роскошь, была доступна только секретарю райкома партии.

Дима увидел университетский значок на моем пиджаке, улыбнулся и сказал:

- Поздравляю. Кем ты теперь будешь?

- Учителем.

- Учителем? Фи! стоило ли штаны протирать целых пять лет, чтобы стать потом учителем? Учитель ...это... как сказать, чтоб ты не обиделся? учитель это человек со скромными способностями и такими же скромными возможностями. Учитель может стать только директором школы, и вообще он получает копейки за свой труд. Правда, и дети ничего не знают. Мне школа ничего не дала.

- А партийная школа?

- О, партийная школа - это Ленин, социализм, коммунизм и все такое прочее. Освобождение народов от прогнившего насквозь капитализма, который вот- вот развалится, и народные массы капиталистических стран сами попросят нас взять над ними руководство. Тогда мое политическое образование будет иметь более высокую цену, чем сейчас.

- И сейчас оно немало стоит, судя по тому, как ты тепло устроился, - сказал я. - А то, что школа тебе ничего не дала, я знаю, ты еле тянул на туберкулезные троечки. Странно, что это никак не повлияло на твою дальнейшую судьбу. Ты просто везучий человек.

- Юрий Алексеевич вывел меня в люди, ему я всем обязан, - сказал Дима, с благодарностью глядя на своего бывшего кумира. - За вас , Юрий Алексеевич, я поднимаю этот тост. Дай вам Бог, простите, Ленин, крепкого здоровья и долгих лет жизни.

Юрий Алексеевич широко улыбнулся, шмыгнул носом и запихнул вилкой большой кусок отбивной, обжаренной в яйце, вытер салфеткой рот и сказал:

- Я никого не выдвигал из своих подчиненных, а для тебя сделал исключение. И знаешь, почему?

- Не могу знать.

- Потому что ты имел наглость иногда возражать мне. Но возражал ты всегда как-то скромно и тут же со мной соглашался, а остальные мои обалдуи, всегда молчат, и не знаешь, согласны они со мной в душе, не обсуждают ли они потом, промеж себя, мои решения. И вот я думал: пущай Димка выйдет в люди, он из бедной семьи, без отца вырос, и мать его нагуляла с моим двоюродным братом. Так ты и получил рекомендацию для поступления в эту ленинскую школу в Киеве. Я с большим трудом выхлопотал тебе направление в обкоме партии. Я рад, что не ошибся: хозяйство у тебя ладное. Скоро со мной соперничать начнешь. Он у меня был сторожем, потом ланковым и даже бригадиром какое-то время, - добавил Халусука, поворачиваясь в мою сторону.

Два руководителя стали обсуждать всякие пустяковые темы, а я сидел как бы лишний, но свидетель их триумфального восхождения по крутой лестнице жизни и думал о том, что все же есть судьба у каждого человека и она просто непредсказуема, и часто милостива к тем, кто никак этого не заслуживает.

Мог ли я пойти по тому пути, который прошел Дима? И да, и нет. Нет потому что мой отец, как середняк, был зачислен в кулаки и ликвидирован как враждебный элемент, нет, потому что я страстно мечтал получить высшее образование. Да, потому что мозги у меня были куда лучше, чем у Димы. Но, не судьба. Я со своими способностями вынужден был влачить жалкое существование еще много - много лет, в то время, как мой одноклассник, троечник, который немного высушил свои недюжинные мозги на марксистских талмудах, получил от жизни гораздо больше, чем он того заслуживал. Никто не знает, почему честный порядочный человек, молящийся и просящий у Бога счастливой доли, не может выйти из нищеты, а ничтожество, без особого труда взбирается на вершину земных благ, проводит свою жизнь в мотовстве и распутстве, и судьба благосклонна к нему на всем жизненном пути. Говорят, что Сталин уничтожил 60 миллионов человек на протяжение своей долгой и поганой жизни. И что? Счастливая судьба была ему постоянной спутницей. Даже десятилетия спустя после его кончины, многие рукоплещут его дьявольскому призраку.

Я весьма сожалел, что попал к Диме в гости, ибо всякий раз, когда мне было очень трудно, я вспоминал его, и завидовал ему.

Заканчивался август, самый прекрасный месяц года в этих местах. На свежем горном воздухе и молоке, не обремененный тяжелым физическим трудом, я окреп, посвежел, будто побывал на курорте. Но близилось первое сентября, начинались занятия в школах.

Мне надлежало явиться в Тячевский отдел народного образования для дальнейшего определения, где должны были выдать направление непосредственно в школу.

8

Тячев довольно симпатичный провинциальный городишко на берегу Тисы, начал застраиваться новыми домами, но пока производил впечатление маленького, тихого уголка, в котором ютились люди многих национальностей.

Поработаю с годик, а там посмотрим, как будут складываться обстоятельства, сбежать в город можно в любое время. Пока семьи не. А семьи быть не может, пока дом не построишь, размышлял я, как настоящий советский пролетарий, у которого всяких планов полны карманы, а туфли просят каши. С этими прогрессивными мыслями я, и направился на прием к заведующему районным отделом народного образования, товарищу Кривскому. Как и в предыдущем РОНО, здесь стояла длинная километровая очередь, и каждый знал, что попадет на прием, хоть в двенадцать ночи. Я пристроился, кажется девяносто восьмым и мужественно стоял до вечерних сумерек, когда на дворе стала спадать жара, а в коридоре все было: не продохнуть, переминаясь с ноги на ногу, поскольку в узком коридорчике не было ни одной скамейки, ни одного стула.

- Это что, все новички? - спросил я, впереди стоявшую женщину, с некоторой тревогой.

- Нет, не только. Я, к примеру, хочу просить перевода в другую школу, поближе к дому. Если повезет, буду очень рада. Но, Кривский тертый калачик, у него, как и у всякого руководителя, есть свои люди, которым он симпатизирует и для которых делает всякие поблажки, так что надежда невелика, но, попытка - не пытка. А вы? вы молодой специалист, наверно?

- Так точно, - ответил я.

- Ну, тогда вас - куда-нибудь в глушь, в Глубокий Поток, или на Калины.

- А это далеко от Тячева?

- Километров пятьдесят, а может быть и больше, - ответила дама.

- Э, нет. Я буду только в Тячеве работать, - гордо сказал я.

- Ну что ж! Дай вам Бог удачи.

От жары и тяжелого воздуха с меня лился пот градом, однако, я мужественно все переносил, как и все остальные.

После многочасового стояния в очереди, уже в сумерках я попал на прием к заведующему отделом народного образования Василию Михайловичу Кривскому. Василий Михайлович широкоплечий, плотный сорокалетний мужчина, детского приземистого роста, мне - так чуть выше пупка, сидел в массивном кресле, оббитым черным дерматином. Он гордо держал голову на коротком корпусе, отказывал посетителям твердым голосом, заканчивая окончательную фразу так: фсе, ослобоните кабинет, пожалуйста. Дамы тут же пускали слезы и даже пытались падать в обморок, но это его только подзадоривало. Таким методом он сам создал о себе славу твердого, принципиального советского руководителя.

В этот раз он уже устал, это было видно по синим кругам под глазами, и максимально сгорбленной позе, насколько можно было сгорбить такое короткое туловище.