И было бы не так страшно, если бы их лес просто гнил, как от болота, сменяя одну жизнь другой. Но он погибал безвозвратно и иногда порождал то, что разносило неминуемую смерть и болезнь за пределы мёртвой зоны. Почти все из тех, кто осмеливался перебороть инстинкт и зайти туда, не возвращались, а те, кто возвращался - гибли или того хуже. И некоторые из этих несчастных созданий бродили сейчас там, в их лесу, хватая живых, молодых и здоровых и унося обратно, к своему источнику.

Но какой был у зверя выбор? Именно в лесу росло и жило много необходимого и не имеющего замены в обозримом пространстве.

Прокормиться охотой, рыбалкой и собирательством с трудом, но можно и не заходя в лес, но лекарства требовали более богатого состава. В частности, светящиеся древесные грибы с давно забытым за ненадобностью, да и не особо интересовавшим, трудновыговариваемым людским названием и столь же трудновоспроизводимым для людей барсучьим обозначением. Сейчас они росли в этом лесу только возле их старого брошенного собрания логов. И эти грибы были нужны сейчас, чтобы вылечить кое-кого. Вылечить тех, кто не захворал бы, если бы их не согнали с их прошлого места и не изменили рацион так резко и кардинально.

Какой был для него смысл тратить силы на лечение других, рискуя собой, особенно когда большую часть простых лекарств каждый и сам знает? Всё было просто и логично. Разум сделал и их род, как более бережными к детям, старикам и больным - так и более социальными, отвечающими услугой на услугу. Эти звери стали более бережным к слабым сородичам, правда, были они таковы лишь в тех случаях, когда это не ставило под угрозу окружающих и до тех пор, пока от слабых особей был потенциальный толк. Фактом было и то, что за помощь можно было рассчитывать на ответные услуги, оказав их кому-то, когда было нужно, даже если тебя не просили официально и ни чего не обещали. Может и какую самку он, не самый лучший добытчик пищи и не самый сильный и крупный самец, способный предложить только сообразительность, память и знания да навыки, принесённые из чуждого им мира, заинтересует, наконец, достаточно, чтобы образовать пару. Образовать пару не просто потому, что других свободных самцов не осталось, тем более что. В конце концов, изменения мнения о тебе и отношения к тебе - тоже полезный ответ.

Но не только он занимался поисками на довольно опасной территории, понимая не только степень риска, но и необходимость своего занятия.

*_*_*

Некто в синей мантии, перетянутой чёрным поясом с бледно-голубым узором, так же брел по ночному лесу. Он тоже старался вслушиваться в окружающие его звуки, однако же, больше полагаясь на зрение, не только прекрасно помогавшее ориентироваться в ночи, но, также, способное улавливать некоторые следы, обычно не видные людскому глазу, в том числе отсветы малейших следов магии. Индивид с длинным, от середины раздвоенным хвостом остановился на одной из полян, осмотревшись бегло, дабы затем вновь продолжить свой путь, что случайным образом пересекался с путем жителя холма.

*_*_*

Лес и трава затрудняли обзор не хуже, чем безветрие и ветер не в твою сторону мешали уловить звуки и запахи первым, однако местный не хуже гостя знал: как следует держаться, чтобы не выдать себя и куда лучше знал местность.

Колосья травы полей становились всё реже и в роще быстро сменялись более тенелюбивыми травами в сочетании с кустами и кустиками. И идти сквозь частокол многолетних ветвей этих, не редко снабжённых колючками или им подобными сучками, кустов было бы слишком неосмотрительно. Слишком много шума от такого передвижения немаленького животного, несущего на себе столь легко цепляющуюся за всё ткань, а вот аккуратно проскальзывать между, обходить их и замирать, полагаясь на маскировку окраса - самое то. Опушка между полем и лесом - ещё не лес, здесь было достаточно места и для обзора и для кое-какого движения воздуха. Но, пока что, легкий ветерок заставлял барсука жаться к кустам и оврагам - лишь бы тот не дул ему в спину. Зверю оставалось только искать более удобную позицию и надеяться, что потоки воздуха смилостивятся и, всё же, донесут до него запах опасности раньше, чем случиться нечто непоправимое.

Откуда-то наветренной стороны раздался отрывистый хруст сухой ветки, сломавшейся под тяжестью чей-то ноги, опустившейся на "маленького врага тишины" по неосторожности своего хозяина.

Насторожившись от хруста, разумный зверь ненадолго притих и куда более насторожено направился в сторону источника звука, стараясь уйти из-под ветра, чтобы если не изучить чужой запах, то не дать ощутить свой тяжёлому и явно крупному созданию.

Несколько позже, приблизительно со стороны, откуда и доносился звук, на возвышение поднялся неизвестный в балахоне. Глубокий капюшон скрывал лик существа, и горящие во тьме под ним пятна только сгущали её. Два светящихся светло-фиолетовым цветом больших пятна, обрамленные такими же слабо светящимися, мелкими точками, - глаза существа. Не освещая, но намекая на некоторые черты лица, по почти незримым щекам создания стекали полосы того же сине-лилового света, начинаясь у пылающих очей. Всего линий было четыре - по паре под каждым из двух крупных 'подсолнухов' глаз зеркально. Незнакомец поправил висящую на его плече не очень большую кожаную суму с начертанными на ней знаками да осмотрелся.

Вот, слабое барсучье зрение различило всё же странную подвижную тень в сумраке и подозрительно отличающееся от хаотичных светляков застывшее в единой конфигурации, а потом и на одном месте инородное свечение. Зверь насторожился, пытаясь проанализировать, понять и принять решение. Что это? Враг? Еда? Что-то иное? Увы, но интуиция не подсказала ему ни чего более-менее точного, а осторожность и память о тварях мёртвой земли соревновались с любопытством. Решив, что, даже если это - опасная тварь, лучше будет изучить её и попытаться заманить подальше от городища и не привести за собой к нему, Расс двинулся к чужеродному объекту, заходя в уже ночном лесу с наветренной стороны знакомой ему возвышенности...

Разумный зверь постарался как можно аккуратнее приблизиться к этой странной, достаточно короткой и узкой, но относительно высокой, со светящимися точками, тени. Он вбирал запахи и звуки, стараясь не выдать себя и не пропустить опасность с других сторон, но уделил много внимания новому объекту. А понять он мог многое. Не самое лучшее зрение ещё не означало, что зверь не чуял магии. О нет, он её прекрасно чуял, всем своим звериным чутьём, во всех смыслах. Мало того, побывав среди более адекватных и разнообразных, чем ближайшие соседи, странных двуногих, этот барсук имел куда больше опыта для сравнения и выводов, как о том, что те звали магией, так и обо всём остальном, чем многие его сородичи. И мог он сделать вывод и о том, что, судя по силуэту, движениям, звуков, и странным колыханиям и звукам отдаленно знакомого искусственного покрова, к подобным голым прямоходящим двуногим существам относилось и вторгнувшееся в лес создание незнакомого вида.

Оставалось надеяться, что листва на ветвях кустарника достаточно скрывает его тело и приметный в полумраке, пока не превратившемся в почти полную темноту, да ещё и на тёмном фоне окружения, белый цвет полос на чёрно-белой морде, и он не привлечёт лишнего внимания.

Человекоподобное существо шевельнулось, поворачивая голову сначала в одну сторону, затем в другую, как будто бы выискивая в округе что-то или кого-то. От этого вполне можно было подумать, что, всё же, четвероногий ночной травник себя как-то умудрился выдать. Но, вопреки всем подобным думам, виновницами этих действий были случайность и привычка незнакомца. Он просто не рисковал полагаться на свои же слух и обоняние, мало отличающиеся от аналогичных человеческих чувств по чуткости и прочей качественности, а, в случае с обонянием, могли и уступать, периодически осматриваться по сторонам. В отличие от людей, чии чувства, обычно, были хуже, чем у большинства животных, и становились всё слабее с возрастом и от беспечной жизни в шумных, душных и светлых городах, как минимум его зрение было достойной компенсацией за слабость некоторых иных чувств.