Annotation
Что-то с памятью моей стало: Все, что было не со мной, помню. Жизнь длинною в век: войны, коллективизация и раскулачивание, голодомор и ссылки, поиски родных. О нелёгкой судьбе простой крестьянской женщины и её семьи.
Вентлянд Валентин Адамович
Вентлянд Валентин Адамович
Мамины рассказы
Мамины рассказы.
Вентлянд Валентин, Вентлянд Евгения, Вентлянд Елена
Что-то с памятью моей стало:
Все, что было не со мной, помню.
В детстве, особенно осенью и зимой, я часто болел. Обычно кризис за пару дней проходил, врач мне давал еще несколько дней для выздоровления, набраться сил. Я много читал, рисовал - чем еще мог себя занять ребенок, которому был прописан постельный режим, и у которого не было телевизора и компьютера. И еще я слушал маму. Мама была сельской портнихой: весной и летом, когда было много работы в совхозе, работы в собственном огороде, людей приходило к маме меньше, кому необходимо было что-то срочно пошить. Осенью и зимой у людей накапливалось много шитья, и они шли к маме бесконечной чередой. Кто-то приносил ткань и заказывал, кто-то приходил забрать заказ и рассчитаться, и много женщин приходило на примерку. Их собиралось по несколько человек, они не спешили домой, делились своими горестями и радостями, обсуждали сельские новости, и слушали мамины рассказы. Рассказы эти нередко повторялись, женщины-клиенты ведь менялись, иногда через несколько месяцев и лет. Я слушал одни и те же сюжеты по несколько раз, иногда в разной интерпретации, но, по сути, они сохранялись. Я впитывал их как губка.
Притчи от деда.
Как-то рано утром шёл мужик через поле. И вдруг заметил спящего зайца под кустом у дороги. Замедлил он шаг, тихонько крадучись, подумал "Сейчас зайца оглушу, освежую. Мясо продам. Шкурку вычиню, тоже продам. Куплю яиц и квочку. Квочка цыплят выведет, выкормлю, продам. Куплю гусей, выкормлю - продам, и пух продам. Куплю двух поросят, вырастут - продам. Куплю коней. Потом дом построю. Женюсь. Сыновья будут, подрастут. Выйду утром в поле, да как гаркну: "Эй, Федька, Ванька, солнце давно уже встало, а вы дрыхните!" Забылся мужик да гаркнул во всю глотку. Заяц вскочил и убежал.
Это притча от деда Мыкыты, не дели шкуру неубитого медведя.
Вот ещё.
Шёл мужик с сыновьями домой с заработков. Близко уже к своему селу подходили и увидели одинокую корову с обрывком веревки. Огляделись сыновья, никого вокруг: "Батя, а, батя! А давай корову заберем?"
- Как это заберем? Она же чья-то.
- Да глянь, батя. Никого вокруг нету. Вон до хат далеко, никто не увидит.
- Так это что, украсть, что ли?
- Да ну, батя, дома ж харчей нету. Никто не узнает.
- Ну ладно, черт с вами! Берите ведите. А я посмотрю пока, потом вас нагоню.
Братья увели корову. Спустя время отец догнал их, домой пришли, когда темнеть стало. Пробрались к дому с огородов, корову сразу зарезали. И тут мужик чего придумал: принесли весы, мясо взвесили. И сами взвесились. И мужик записал вес каждого. На следующий день опять взвесились, и каждый день мужик записывал вес каждого. Мясо готовили каждый день, на рынок везти побоялись. Прошла неделя, десять дней. И тут мужик завел разговор.
- Смотрите, сколько мяса едим, вволю. Вот я прибавил в весе вот на сколько, а вы что ж? Один остался с прежним весом, а другой и вовсе похудел? С чего бы это так получается?
Пожали плечами братья, кто ж его знает.
И тут мужик говорит им:
- Вы, сынки, мясо краденое едите, в окно поглядываете, не идет ли кто. Если во дворе что-то грюкнуло, чуть ложку не роняете. Боитесь, не узнал бы кто, откуда у нас мясо. А я тогда пошёл в село, нашел хозяина коровы, да и уговорил его продать корову. Не идет вам впрок ворованное. А я ел мясо, которое честно купил.
(Видать, не все в нашей семье слышали эту притчу.)
Ехал мужик на ярмарку с работниками. Отдал вожжи одному работнику, сам сел сзади телеги.
- Петро, смотри, люди на подводах на дорогу выезжают. Поди спроси, кто, откуда.
Петро сбегал, рассказывает:
- Василь Данилович, из села Радычи. На ярмарку едут.
- А что везут?
- Да я не спрашивал.
- Так сбегай спроси?
Прибежал:
- Рожь и ячмень.
- А сколько у них, почем продавать хотят? Иди узнай.
Сбегал Петро ещё раз, пришел-отчитался.
Ещё один обоз с боковой дороги выезжает.
Мужик:
- Петро, иди смени напарника, - и послал он второго работника Мойшу узнать.
Мойша сбегал, докладывает: немец Готфрид из села Курмань едет на ярмарку двумя подводами, столько-то мешков ячменя, столько жита, еще просо. Цену определит, когда в город приедут, но не меньше чем, и он назвал по две цены на каждый товар.
- Вот, учись, Петро, как надо.
(В этой притче имена и сёла - моя отсебятина. А по части национальностей у деда, или у мамы было откровеннее, жёстче. Это уж я для политкорректности сгладил малость.)
Сундук из детства.
Из своего детства из мебели я запомнил большой красный сундук с плоским верхом, с железными поднимающимися ручками по бокам. Его привезли на Украину с Урала. В нем хранили белье, одежду и документы. В верхней части сбоку было сделано отделение в виде ящичка без крышки на всю ширину сундука. В нем лежали документы. Малышами мы с сестрой и братом, нашей "уральской тройкой", часто сидели на сундуке, нередко доставали и рассматривали семейные "сокровища". В ящичке сундука были две библии на русском (образца 1907г) и немецком языках, карманные часы деда Никиты, фотографии двух дедов с бабушками, изображение Иисуса Христа, мамины "детские" две медали и орден, и много чего еще. Все эти вещи проделали длинный путь (и в буквальном смысле слова тоже) по странам, эпохам, через войны и революции, и можно только удивляться, что после всего пережитого они остались у мамы. Об этих вещах я могу многое рассказать: русская библия на тончайшей бумаге в дорогом мягком кожаном переплете (обложки гнулись, как простая бумага), углы листов были закруглены. Мелкий шрифт, текст в две колонки на страницах, на полях напечатанные непонятные обозначения. Библия размером с ладонь (книга ложилась на ладони, слегка выступая) толщиной в 2,5 см (дюйм) включала и "ветхий завет" и "новый завет", дорогая книга как на момент издания (самого начала прошлого века), так и в наше время. Скорее всего, ее купил дед - не пожалел денег. Немецкая библия была попроще, так как я не знал немецкого языка, то она меня не интересовала. Я даже не удосужился расспросить маму, от кого она досталась: от папиной семьи или бабушки Магдалены по маминой линии.
Серебряные часы деда с крышкой, на цепочке, с обломанной минутной стрелкой, но как же было интересно открывать эту крышку, крутить оставшуюся стрелку. И нереализованная мечта: отремонтировать часы.
О медалях: в советские времена за пятого и шестого ребёнка полагалась медаль, за меня, последнего в семье, был орден (до звезды матери-героини мама не "дотянула" - звезду давали за десятого ребёнка).
