— Хочешь?

— Хочу. До скрежета зубного. Он как маяк передо мной. Яркий, вызывающий. Мы с ним похожи в чем-то. Я как в зеркало порой смотрю. Я ебанулся, да?

— Я проблемы не вижу, Гер. Ты себя накручиваешь, слишком много думаешь, взвешиваешь. На деле все проще пареной репы.

— Да в том то и дело… что я, блять, нормальный, понимаешь? НОРМАЛЬНЫЙ Я. Но почему-то именно его хочу.

— И я нормальный, Гер, и Пашка нормальный.

— Ты понял, о чем я. Не могу все равно смотреть на других мужиков, мне проблеваться от одной мысли охота. А вот он, а с ним… это пугает меня, — легче становится с каждым словом. Я словно как оборотень шкуру с себя сбрасываю и человеком становлюсь.

— Чем? Тебя же насильно никто не заставлял ничего делать.

— Таблетка. Он мне что-то дал, и у меня крышу сорвало. Да я не то, чтобы его не останавливал, я сам подставлялся, меня так накрыло, что я думал, когда кончу, просто умру нахуй. Мне так с бабами хорошо никогда не было, я бы сказал, по сравнению с тем, что принесла та ночь, все, что было до — пресно и скучно.

— Возможно, потому что ново.

— А может, именно из-за нее и было так круто? Нет, я не спорю, целуется он отлично и минет выше всех похвал, но сам процесс… Боязно становится. Пилюля тогда помогла расслабиться максимально. А без нее?

— Гер, — Паша открыл глаза и чуть привстал. — Ты попробуй. Трахнись с ним… Понравится? Останешься и продолжишь после, развеешь сомнения. А если же наоборот — уйдешь. Мужики не бабы, он за тобой волочиться не станет. В этом плане тут проще, чем с девушками, да и само отношение геев к сексу совсем иное. Да что тут говорить вообще, любовь в однополых парах на грани фантастики, ее почти нет. Секс? Да. Отношения? Возможно. Но что-то искреннее и постоянное, настоящее — это редкость, — последнее от него звучало признанием, и я, правда, себя лишним сейчас чувствую, когда вижу этот схлестнувшийся взгляд. Понимающий. Тут слепой бы понял, что любовь в конкретной гей-паре не менее реальна, чем диван под ними.

— Ладно, я пойду в душ, наверно… — встаю, поняв, что их сейчас лучше оставить, а то, что было мне нужно, я уже услышал. — И спасибо, вы даже не представляете, как сильно мне помогли. Оба причем. Выздоравливай, зараза, — пихаю ногой в бедро блондина и под их улыбки ухожу.

…

Уже две недели прошло, скоро домой. С каждым днем я все больше уверен в своем решении. Сомнений не осталось, теперь появился страх — а что если он за этот месяц нашел себе другого пацана и даже не думает обо мне? Отрывается, движется вперед. Ведь если подумать, месяц, гребаный месяц — это чертовски много, чтобы забыть того, кто почти нихуя не значит для тебя. А я не уверен, что небезразличен ему…

И сам буду лжецом, если скажу, что мне совершенно похуй. Неправда это, ведь симпатия определенно есть, крепкая такая, подпитанная безумным желанием. Я себя уже на мысли ловлю, что если бы не концерты, я бы давно смотался обратно и первым же делом разыскал его.

Номер его телефона, наспех записанный на салфетке, лежит и, сука, гипнотизирует. Не зря меня подмывало позвонить в салон и спросить, как у них дела. Позвонил, узнал, что приходил блондин и меня требовал. Грубовато и нервно, а меня пробирает, представив это раздражение на его лице. Искал… Приятно, черт возьми! Забавен еще и тот факт, что он приплатил парням моим, видимо, наивно полагал, что инфу от меня скроют, как бы ни так…

Теперь вот сижу и думаю, сейчас позвонить или когда уже буду дома? К себе позвать?

— Ты что, святым духом питаешься?

— Уже нет, — выхватываю почищенный апельсин из рук Пашки и впиваюсь зубами в кисловатую мякоть. Сок стекает по пальцам, и я его с удовольствием слизываю, ловя языком капельки.

— Ты же апельсины ненавидишь, — приподнимает бровь Макс, оказавшись за спиной своего любовника.

— Теперь люблю… — пожимаю плечами, с виду равнодушно, а внутри уже трепещет все, когда запах фрукта ударяет в ноздри. Апельсины. Эти гребаные фрукты — прямая ассоциация с ним.

— С чего бы это? Как-то связано с твоим блондинистым трахом?

— Ага. От него ими всегда пахнет, причем я понять не могу, то ли он жрет их регулярно, то ли в туалетной воде или геле для душа есть этот аромат. Но сочетание с его природным запахом действует не меньше афродизиака.

— Приятного аппетита, в таком случае, — хохотнув, вытаскивает из комнаты Пашу и, судя по звукам, их теперь лучше не отвлекать ближайший час. Мать их… заебали по моим нервам как по канату гулять. Но это я так, зависть берет. В самом деле я за них рад. Хоть кому-то хорошо…

Покрутив в руке телефон, окей, в липкой руке, набираю все же номер, абонент которого оказывается доступен, а сердце подскакивает к горлу. И что сказать? И нахуя звоню? Собираюсь сбросить, но он, словно почувствовав, отвечает.

— Слушаю, — а голос в трубке немного не такой, как в жизни. Серьезнее, резче.

— Привет, — получается хрипло. — Это Гера, — кашлянув, сразу ставлю его в известность и жду реакции.

— Оу, теперь я знаю твой номер, Мистер большая, яркая и вконец ахуевшая звезда.

========== -18- ==========

POV Тихон.

Второе заседание в суде все по тому же небезызвестному делу. Скучно и ничего нового. Все бесит, блять, так сильно бесит, что усидеть не могу. Стул, сука, неудобный. Деревянный, дубовый, покрытый ровным слоем краски, и совершенное отсутствие комфорта в придачу. Слушать, о чем там переругиваются с вежливыми улыбками адвокаты — желания нет. Гораздо более занятно рассматривать скучающее лицо судьи, женщины лет сорока, которая лениво переводит взгляд с одного на другого. Сестрица же вырядилась, видимо, во все лучшее и сразу, причем аляповато и не к месту. Уж явно ее туалет не для серьезного заседания. Намалевала себе морду лица, как шваль последняя, и жмется к моему бывшему работничку с видом влюбленной кошки. Тошнотворное зрелище. Видна вся фальшь неприкрытая, грубая. Развод для лохов. Лицемерие. Неестественные улыбки.

Адвокат ее, как истинный цербер, пытается откусить голову моему, используя все заковыристее и заковыристее выражения. Провокационные, спорные, двусмысленные вопросы задает, желая, видимо, подловить на слове или пуще того — запутать, цепляется едва ли не за произношение. Смехотворно. И настолько абсурдно моментами, что я предпочитаю молчать. В отличие от противоположной стороны, где с чувством превосходства, зашкалившей все допустимые пределы самооценкой и, по их мнению, суровой поддержкой они чуть ли не скалятся во все свои челюсти, старательно ловя мой взгляд. А после в два голоса, как под дирижера, явно отрепетировано начинают, словно изголодавшие шавки, нападать. Только вот зубки-то туповаты и малы на меня зариться. Отхватить кусок, да пожирнее они не смогут, даже если и добьются компенсации в пару миллионов своими ухищрениями, меня они не сломают этим.

В принципе, все вполне терпимо, однако, как ни печально, идем мы нога в ногу и исход предугадать сложно. Судя по прогнозам, процесс может затянуться не на один месяц, все зависит от того, сколько у них собрано против меня информации, ну и от меня, как хорошо, а главное некомпрометирующе я буду себя вести и не поддаваться на их провокации.

Выйдя из суда, сразу же закуриваю. Нервишки уже ни к черту, без постоянного, хотя бы такого, успокоения не могу. Скучаю и постоянно думаю о Гере, жду гребаного звонка от парнишки из салона, хоть с какими-то вестями. Судя по тому, что я в интернете нарыл, у них турне началось, и теперь они будут колесить с концертами. Я так-то рад за них и все такое, но он нужен мне. Чем быстрее, тем лучше, как панацея… просто, блять, нужен, иначе ожидание и тоска с ума сведут вконец.

Еще и вчера звонили из больницы, сказали, что отец так и не объявился ни у них, ни на квартире. Не скажу, что меня лихорадит и трясет от этого, однако все равно червячок грызет внутри. Он ведь какой-никакой, но отец.

Бычок летит на асфальт через открытое окно. По радио что-то втирают об экономике, о том, что погода станет на редкость пакостная, да и курс доллара снова нестабилен. Поздравления с днем рождения, бракосочетания и прочей хуеты. Все так банально, скучно, уныло… Голимая попса терзает мои уши, кто-то сигналит недовольно на соседней полосе. Обыденно. Бесит. Раздражает.