— Звони. — На два шага ближе. И едва я набираю номер, вырывает у меня телефон из рук. Я даже не успеваю возмутиться. — Добрый вечер, — резко и хлестко, будто пощечина, его приветствие. — Микель? — Неуместный вопрос, что он и показывает интонацией. Прекрасно зная, кому сейчас звонит. — Ангелина не приедет ни сегодня, ни когда-либо вообще. — О как. Взял и мигом все решил. Какой молодец. Тянусь рукой за трубкой, но он, схватив, практически заламывает ее и в считанные секунды, спотыкаясь и схватившись за его плечи, я влипаю спиной в чужую дверь.
Красота. Именно то, что я и хотела. Ага. Предел ебаных мечтаний.
Разнос в чувствах и ощущениях. Мне и обидно, и больно, и хорошо. Я как мазохистка впитываю этот обжигающий взгляд. Видя, как расширяются его зрачки. Всего пара секунд, а такие перемены. Разительные. Пока я не слышу слетевшие с его уст слова.
— Я ее муж. Всего доброго, рад, что мы друг друга поняли. И настоятельно рекомендую забыть этот номер. — Прикрывает на секунду глаза. Выдыхает. — Послушай, ты свое дело сделал — развлек. Теперь свободен. — Морщусь. Переступаю с ноги на ногу, дышу через раз. Успевшая трансформироваться во что бы там ни было злость в его глазах резко возвращается. — Блять! — Ого. Округляю глаза, потому что ругается он еще реже, чем я. А после мой телефон с грохотом летит на пол. С силой… С сопровождаемым падение треском. Прелестно. Просто прелестно. И как на ЭТО реагировать?
— Леша, — тихо зову. Но требовательно. Я могу понять многое, кроме крушения техники и мебели. Не в его духе.
— Молчи. Просто молчи. — С силой пинает телефон в стенку, и тот разлетается на части. Батарея в одну сторону. Разбитый в крошево экран — в другую. Поднимает, достает сим-карту, без тени сомнений разламывает ее и выкидывает. Насрать ведь, что на этот номер звонят заказчики и остальные. На все ему насрать. Главное — выплеснуть злость. Я в шоке. Просто в шоке, так и стою, прилипшая к дверям. Молчу и моргаю ошарашено.
Это все длится считанные минуты. И не без труда, если судить по периодически сжимающимся рукам. Его носит, он мечется из стороны в сторону, а после и вовсе подходит. Дико чуток. Но вряд ли он сделает мне что-то. Хотя…
— Какого черта, Лина? — громкий шепот, бегающие по моему лицу глаза. Руки, сжимающие до синяков мне ребра. — Какого, мать его, черта ты творишь? Так сильно захотелось прыгнуть на чей-то член? А? — Сжимает рукой мое горло. — Мой тебя не устраивает? — Со свистом втягиваю воздух. Возмущение вскипает внутри. Его член? Что, правда, что ли? А кто-то предлагал? В таком случае, где были мои глаза и уши?
— Ты с ума сошел? — хриплю и теперь уж начинаю отталкивать. Что, в принципе, вообще бесполезно, когда он такой. И так и хочется наорать, что я устала уже его провоцировать. Что едва ли не прямым текстом предлагала. Вполне очевидно намекала. А он не реагировал. Теперь же оказывается, что это именно я виновата и я сука? — Твой зарезервирован по умолчанию. Если что, — рычу сквозь зубы. А хватка на горле становится крепче. Цепляюсь руками, пытаюсь вдохнуть полной грудью.
— Молчи. — Задела за живое?
И вроде все накалилось добела. И воздух сгустился. И глаза отъехавшие. А на шее точно синяки будут… Но он меняется. У меня на глазах теплея, с мучительным стоном впивается в губы, властно сминая мой рот в поцелуе, громко дышит и снова продолжает этот животный танец языков. Отпускает горло, ведет легкой лаской ниже к груди и сжимает с силой. Голодный и бешеный. Готовый сожрать меня заживо.
— Я устал терпеть. — Укус за ухом. Настырные руки под юбкой. — Мне осточертело сдерживать себя. Я больше так не могу. — Смотрит как-то побеждено мне в глаза. — Люблю тебя, все еще люблю. Несмотря ни на что. У этого чувства нет преград. Оно ломает изнутри. Я с ума сошел уже. Ты мне нужна. Ты вся мне нужна, Лина. — Каждое слово как маленькая смерть. Мне кажется, я глохну, слепну и теряю дар речи одновременно. Все органы чувств сдают от напора эмоций. И я как во сне беру его лицо в руки. Чтобы через секунду утонуть в страсти, что сжигает все, не жалея нас нисколько. И мне плевать, что мы в подъезде и кто-то может выйти. Вообще неважно. Все не важно… Только любимые губы с одуряющим напором, и сильные горячие руки на бедрах.
— Я без тебя будто не живу. Понимаешь? — Куда-то в шею, оттянув ворот водолазки и осыпая жестокими поцелуями-укусами. Мне больно, но это удерживает в сознании, потому что по ощущениям я спокойно могу свалиться в обморок.
И незачем отвечать. Я просто даю ему то, что он хочет. Позволяя приподнять и обхватывая ногами. Как и всегда плевать, где, главное, что с ним. Будто впервой мне заниматься сексом в неподходящем для этого месте. Просто это Леша. Это тот самый единственный и неповторимый, один такой вот сумасшедший, но я люблю его. Так сильно люблю… Что это почти больно.
И это не секс даже. Какая-то гранулированная боль и любовь, смешанная в равных пропорциях. Он будто присваивает меня заново. Вгрызаясь в кожу с силой. Оставляя отметины и сжимая до синяков. Двигается, однако, медленно. Глубоко входя и будто нехотя покидая. И целует словно выпивает. Всасывает в себя, желая поглотить. Какое-то абсолютное безумие — бесконечно долгое, и мышцы на его спине и руках напряженно бугрятся. Капелька пота стекает по лбу к переносице, и я слизываю ее со стоном, крепко обнимаю, и будь даже конец света — не отпущу. Не смогу. Нужда смертельная в этом человеке. Я будто проклята и вот оно, мое противоядие. И все, что было с кем-либо, не сравнится даже близко по силе ощущений с происходящим. Потому что это ОН.
Неудобно, тяжело и место хреновое. Но как-то все правильно. Именно так, как нужно, и я с истинным наслаждением, словно не чувствовала ласки полжизни, кончаю, с силой сжимая его внутри.
— Не в меня, Леш, пожалуйста, — на выдохе, дрожа от оргазма.
— В тебя, всегда в тебя, малыш, — нежность неразбавленная. До слез прошибает и впитывается в сердце. — Только в тебя. — Шепчет и с рыком вздрагивает. Блин… — Пойдем домой, — аккуратно отпускает. Взлохмаченный, свежеоттраханный. И мой. Пусть всего на считанные процентов тридцать-сорок. Но мой.
Иду за Лешей к лифту, и так спокойно и уверенно себя чувствую. А моя рука в его ладони сжата. Горячей и мягкой. Тихо заходим в квартиру. Идем к гардеробной без слов. Раздеваемся до белья и в комнату. Чтобы упасть на постель и целоваться долгие минуты. Так томительно и нежно. Он такой ласковый, ластится к моим рукам, целует пальцы, гладит щетинистой щекой плечи. Вылизывает каждый миллиметр кожи. Неспешно. И, глядя глаза в глаза, входит. Снова. Только теперь каждый толчок отдается сильной дрожью. Каждый. Чувства будто обострены в этом полумраке, где только легкое сияние обоев с россыпью звезд и едва заметная лазурная подсветка создают атмосферу романтики и сказки. Нашей сказки.
А мне мало. Мне его мало. Хочу впитать в себя. Жадно глажу по спине, прижимаю еще сильнее. И так хорошо от тяжести его тела. Умопомрачительно и совершенно. И из уголков глаз соскальзывают слезы. Потому что сложно держать это в себе. Эмоции фонтанируют и затапливают. Люблю. Безумно сильно люблю. Я чертовски счастлива. Безоговорочно.
— Хочу слышать тебя, — сцеловывает соленую влагу. — Громче. — Подчиняюсь. А в ответ слышу точно такой же, безумный и хриплый. И внутри резонируют его слова, словно пластырь склеивая трещины на измученной душе. Любит. Он любит меня. Боже. Неужели тоска и отчаяние были лишними? Нежели мои страдания были не впустую? — Я с тобой. Только с тобой.
Не думала, что меня может затопить такая сильная радость, обмывая сердце сокрушительной теплой волной. И от мысли, что он во мне, здесь со мной, искренний и открытый, в голове становится кристально чисто. Великолепно. Несравнимо и, черт возьми, сильно. Даже мощно. И пусть кто-то считает, что мое понимание о выражении любви извращено. И я отмеряю чувства физической близостью. Но разве есть хоть что-то более доказывающее и достоверное, чем удовольствие, полученное совместно с тем, на ком давно и бесповоротно помешан? Разве есть хоть что-то лучше, чем кончать одновременно, чувствовать взаимную пульсацию и видеть в глазах напротив безумие? Обоюдное. Безумие, в котором мы оба горим. Истинное и неоспоримое. Разве слова сильнее? Разве хоть что-то может с этим сравниться? Нет. Абсолютно точно нет. И пусть я опошляю высокое и чистое понятие, но это и есть моя, наша любовь. Это она и есть.