Уловив момент, выворачиваюсь и буквально сбегаю от него на улицу. На ночную осеннюю прохладу. С истлевшей сигаретой почти до фильтра между пальцев.

— Что же ты творишь, мать твою, что ты творишь? — нервно. На пределе. Выкинув бычок, снова закуриваю, оглядываюсь, отметив кромешную тьму и звенящую тишину. Вижу его в паре шагов. Спокойно стоящего.

— По-моему, все очевидно, — вздрагиваю от его голоса. — А вот почему ты убегаешь — загадка.

— Тупеешь, видимо, — в пару затяжек уничтожаю сигарету. Уж лучше тошнота, чем возбуждение почти до озноба, бьющего крупной дрожью. — Стой тут, я возьму быстро ключи, заодно проверю ребенка и отвезу тебя домой.

Ловит возле подъезда, без лишних колебаний впивается поцелуем своими такими знакомыми сладко-горькими губами. С настолько дикой страстью, что я еле сдерживаюсь, чтобы не застонать как порноактриса в голос на весь двор, да так, что эхо прокатится до соседнего. И его руки, будто волна, медленно стекают по моему телу. Успев затронуть все от груди до бедер. Так томительно и жадно. А мне рядом с ним всегда многого не нужно, чтобы почти умереть от перевозбуждения. И тело, сука, предатель. Помнит. Сквозь годы помнит.

Даю себе всего секунду насладиться, покрыться мурашками и почувствовать болезненную пульсацию, что сиганула внутри вслед за его горячими пальцами и влажным языком, прежде чем в полуистерике вырваться. А он не держит. Просто смотрит своими пьяными то ли от возбуждения, то ли от виски глазами. И я понимаю, что, не противься я, уже обхватила бы его ногами, и он бы взял прямо у грязной подъездной стены. И он понимает.

Через ступеньку к двери. Вытирая рукавом губы, ероша все еще немного влажные волосы. Сдерживая рвущееся рыдание из груди. Без слез. Пока что. Наверное.

На цыпочках до комода за ключами, а после короткий взгляд в комнату, где тихо спит Ильюша. Рвано дыша, ничего не понимая, действуя как робот. Бесшумно выскальзываю из квартиры. Практически скатываюсь по лестнице из подъезда. Быстрым шагом к машине и пулей за руль.

— Спит? — голос куда трезвее, чем мне казалось. Но отпустить его за рулем — преступление. Отправить на такси, конечно, вариант, но…

— Да, — мимолетно в ответ. — Адрес?

Коротко называет, поясняет, как проехать, и замолкает, уткнувшись в окно. Чертовски задумчивый, абсолютно спокойный, словно не он буквально недавно едва не трахнул меня, почти расплавив сталь моего сопротивления лавиной страсти. Облизывает губы, медленно моргает. Всем своим видом возбуждая чуть ли не сильнее, чем недавними действиями. И я понимаю, что сгораю рядом с ним в этом замкнутом пространстве. Схожу с ума и никуда ничего, черт бы его побрал, не делось и не денется, наверное, никогда, пусть хоть десять лет пройдет. Цепляюсь за руль, как за последнее, что удерживает от непоправимого.

— Да, я уже почти дома. — Совсем в себя ушла. Не слышала, как у него зазвонил телефон, а женский голос отдаленно бесит. — Пил, — отвечает что-то на недовольство в трубке. — Лина подвезла. — И сбрасывает.

А дальше его двор. Растрепанная Леля, не лучше меня выглядящая. Злые сонные глаза. Обвинения в мою сторону, претензии и фактически ультиматум: или она или мы с Ильей и прочее. Конечно, немного интересно, на что еще ее запала хватит, но у меня дома ребенок один… пусть он и спит, но все же. Потому просто сваливаю подальше от этой гребаной семейной драмы. По пути пытаюсь собрать последние расшатанные нервы. Вмиг активируется такая всепоглощающая гордостью за свою стойкость перед соблазном, выливающаяся в торжествующую улыбку, что стоящий одинокий пешеход, увидев, расплывается в ответ, неверно ее истолковав. И пусть.

Как бы там ни было, конец сегодняшнего дня меня радует.

Приехав, в кротчайшие сроки переодеваюсь и, расстелив тонкий матрац, решаю спать сегодня на кухне. И спине полезно, и ребенка не потревожу. И остаточное напряжение в теле унять смогу собственными силами. Пусть одиноко. Пусть не так кайфово, как могло бы быть, позволь я. Зато совесть чиста.

========== 6. ==========

Это надо уметь так: прийти через два дня и сделать вид, что я важна ровно настолько, насколько стоящий комод в коридоре. То есть параллельно вообще. Просто брякнуть приветствие, даже не одарив чертовым взглядом, и смыться к ребенку в комнату. Гениально. Я тут, понимаете ли, в разбросанных чувствах который день кряду, пытаюсь собрать собственное спокойствие по крупицам, а ему плевать. Будто не он причина. Будто не его руки меня сжимали. И вообще это я к нему липла, как банный лист к заднице.

И мне смешно. Разум балансирует на грани истерики. Снова. Ну а что я могу сказать или предъявить? Вот что? Правильно, ни-хе-ра. Это так сильно бесит и злит…

Вот не обидно же. Не больно совсем… наверное. Но в тоже время никакого равнодушия. Да о чем тут вообще речь? Что бы эта сволочь ни сделала, я буду реагировать. Всегда остро и всегда на пределе. Как-то необъяснимо и странно.

— Завтра скину адрес, подъедешь с документами, посидим на нейтральной территории и обсудим некоторые нюансы, — и это вместо спокойной ночи. Обыденным тоном, зашнуровывая гребаные дорогущие туфли.

— А если я не могу? — из чистой вредности спрашиваю.

— Можешь. Илья до четырех в саду, у тебя куча свободного времени.

— А может, у меня заказ должен быть готов к вечеру?

— Тогда ты бы уже сейчас готовила коржи и прочее. Лина, не наебывай меня, даже не пробуй, — последнее на полтона тише. Хотя Илья все равно залип в монитор, но ругаться при ребенке непозволительно. И он в курсе.

***

СМС с адресом и временем встречи приходит рано утром. Потому на подготовку к такому незнаменательному событию у меня полдня. Что я и делаю. Долго выпрямляю волосы, которые теперь лежат волосок к волоску. Уделяю внимание каждому миллиметру на лице. Рисуя четкие тонкие стрелки. Выделяя скулы, нанося темную помаду. А после натягиваю кожаные штаны, отметив, что моя задница все еще аппетитна. И рубашка идеально сидит, несмотря на то, что грудь стала больше. Сумасшедшие шпильки, приталенный темно-синий тренч, легкий палантин в серо-черную полоску. Мне нравится, как я выгляжу, только не устраивает мое настроение. И бесит собственное отношение к ничего незначащей встрече. Деловой даже. Но…

Подъезжаю, паркуюсь рядом с его машиной, едва сдерживаю нервный смешок, сравнивая свою маленькую иномарку с его громадиной. Слон и Моська, ей-богу. Слон и Моська… Зато я гордая, хоть и приехала в бюджетном седане. Зато он мой кровно заработанный.

Выходит из машины, стаскивает с лица солнечные очки, а мне хочется фыркнуть, замечая, как пялятся на него. И с ними не поспоришь, выглядит ведь как всегда… Или же я себя накручиваю и никому до нас нет дела.

Папка оттягивает руку. А ноги чуток деревенеют, но я, задрав подбородок, с уверенным взглядом не спешно передвигаюсь сразу к входу, пройдя мимо него и услышав, как тот хмыкает около моего уха, едва я ровняюсь с ним. Делает вид, что невозмутим. Только то, что я его цепляю… как бы он не скрывал — факт. И я даю себе пять балов за поведение и двойку с минусом за сумбур в мыслях.

— Столик около окна, — закатываю глаза, слыша голос в спину. Скидываю плащ, укладываю папку на край стола и присаживаюсь, закинув ногу на ногу и уверенно встретив его взгляд.

В эту игру могут играть двое…

— Актриса в тебе не умерла, — отпивает воды из отполированного стакана. И мне кажется, что в этом пафосном заведении даже унитазы блестят ярче зеркал в моем доме.

Игнорирую его. Протягиваю папку, в которой медкарта ребенка. Свидетельство о рождении. И мой паспорт. Который не должен был там оказаться, но именно за него он берется первым. Да-да, я не меняла фамилию на девичью. И паспорт все тот же с двумя печатями на странице семейного положения. Довольно долго рассматривает, будто у самого не стоит точно такой же штамп. Листает еще пару страниц, смотрит на штамп с именем сына. И я злорадно думаю о том, что как раз вот такого у него нет.

Но как же его лицо каменеет, когда он смотрит на прочерк в графе «Отец» в свидетельстве о рождении ребенка, что я едва сдерживаю смех. И видимо, Леше есть что сказать, только вот перед нами вырастает улыбчивая блондинка и начинает расставлять приборы, тарелки и прочее. А когда удаляется, градус его злости, кажется, только возрастает еще сильнее.