Я притянул ее ближе, оставляя крошечный зазор между нашими лицами, всматриваясь в ее напуганные, полные непонимания глаза. И она не вырывалась. Смиренно ждала моего вердикта. Моих действий, которые для меня самого стали неожиданностью, потому что я едва ли помнил, когда последний раз позволял себе касаться губами чужих губ.

Это был столь короткий, едва уловимый поцелуй, но для меня он был оглушающим. Сердце бешено стало отбивать удары, а пульс так и бился в висках, словно в меня выстрелили в упор. Загнали в ловушку, и клетка захлопнулась за мной. Кажется, я покрылся испариной, глядя прямо в глаза той, над которой смел издеваться, получая от этого удовольствие. Той, которую с удовольствием ломал и продолжу ломать, потому что хочу этого, дико хочу.

— Ты издеваешься?! — рык разъяренного Арчи стал для меня неожиданностью, впрочем, как и для Риты, которая отскочила от меня, как от прокаженного. — Какого дьявола тут происходит? Эта пресмыкающаяся сучка ни на что не способна, а ты подпускаешь ее к себе?!

Я видел, как он закипает изнутри. Как в кристально чистых, ледяных глазах зарождается непроглядная чернота, выраженная гневом. Видел, как его коробит. Трясет. И он ни черта не может с этим сделать. Эмоции заглушают собой все. Переливают через край. И бьют. Бьют. Бьют.

— Успокойся, — цежу, присаживаясь на ложе, сверля ее предостерегающим взглядом, немного морщась из-за раненного плеча.

— О, мой дорогой друг, я спокоен… Ты даже не представляешь, насколько я спокоен, — сквозь зубы проговаривает Жрец, давая мне прочувствовать ураган эмоций, который бушует в его глазах.

Незримая борьба повисла между нами. Давящая, накаляющая воздух, но нам это было необходимо, чтобы в который раз отпустить это недопонимание, возникающее с завидной регулярностью.

— Я приготовил тебе отвар, который снимет жар и боль, чтобы утром ты был как новенький, — с усилием подавив в себе злость и раздражение, проговорил Арчи подступая ко мне, сжимая в руках алюминиевую кружку, тотально игнорируя Риту, словно в пещере были лишь мы.

— Спасибо, — принимая из его рук горячую емкость, я сделал пару глотков, ощущая некую горечь, но все же не противился предложенному напитку, зная, что он поможет мне.

Арчи знал толк в травах. Интересовался ими, и часто спасался, когда ничего не было под рукой, кроме знаний. Я же всегда доверял его знаниям, потому что если и был человек, которого он боялся потерять, так этим человеком был я. Единственный и неповторимый, которому он бы никогда не дал то, в чем бы сомневался. Впрочем, он был таким же и для меня.

— Я жду тебя снаружи. У нас есть незавершенное дело, которое я не стал заканчивать без тебя, — сухо бросил наемник, не став дожидаться, когда я осушу кружку и покинул пещеру, забирая свою пролитую агрессию с собой.

Мне оставалось лишь покачать головой на очередной его выброс, чувствуя, как заработали шестеренки в поисках ответов. Я не понимал, зачем сделал то, что сделал. Не понимал, что нашло на меня. Это был словно не я. Какой-то другой я, который умер несколько лет назад вместе с телом на руках той, которая заставляла мое сердце пробиваться сквозь каменную скорлупу, что покрыла его. Которая заставляла дышать с собой в унисон. Которая снилась и не отпускала. Пропитывала болью каждую клеточку моего тела. Разрушала нервную систему. Превращала меня в чудовище, а потом отступала, словно смиловавшись надо мной. Издевалась. Разрушала. Убивала. И возрождала.

Роза. Розали… Даже сейчас это имя отдает болью в висках. Выбивает воздух из легких. Душит. Забирает почву из-под ног. Сокрушает. И с каждым разом становится все сложнее прогонять ее из своей головы стоит лишь посмотреть на ту, которая сейчас обнимает себя руками и дрожит.

Сам Господь издевается надо мной. Как? Как они могут быть так похожи? Почему я не могу отключить в голове постоянно всплывающий образ той, что в клочья разорвала мою душу? Почему я заставляю страдать ту, которая даже понятия не имеет о том, что жрет меня по кусочку? И когда уже этот круг замкнется? Когда я смогу вдохнуть спокойно, не боясь задохнуться и сгореть в агонии прошлого, что следует за мной по пятам, не давая времени на передышку? Когда я начну жить настоящим?

— Останься здесь. Тебе не стоит видеть то, что мы собираемся сделать, — сухо произнес я, поднимаясь и отставляя кружку.

— Хорошо, — согласно кивнув, потупив взгляд в пол, ответила девушка, заламывая пальцы.

Свежий, прохладный воздух овеял меня, как только я покинул пределы пещеры. Отрезвил мысли. Вернул к реальности. Суровой и жестокой реальности, к которой я давно привык, которую вкушал с наслаждением. Я взял с собой лишь два своих любимых кинжала, отлавливая взглядом Арчи, который умывался теплыми водами и разминал шею.

— В последнее время ты слишком часто срываешься, — подойдя к нему, проговорил я, в то время как он выровнялся.

— В последнее время ты слишком часто размениваешься по пустякам, — в тон ответил Жрец, сверля меня негодующим взглядом.

— Что не так? — вопросил, с вызовом посмотрев в ледяные глаза друга, который не пытался скрыть своего раздражения.

— Ты у меня спрашиваешь?! Это я должен задать тебе этот вопрос. Какого хера я видел? С каких пор ты разрешаешь ей вылизывать свои гланды? — практически рычит Арчи, вплотную подойдя ко мне, едва не сталкиваясь своей грудью с моей.

Я был выше его на несколько сантиметров, и это давало мне преимущество, я мог смотреть на него сверху вниз, отчего он закипал сильнее. Злость так и сочилась из него, как и привычная ему ревность. Ревность меня, конечно. Не псих ли? Однозначно псих. Вот только я понимаю, что он переживает. Так сильно переживает, что готов раскроить череп Рите, а потом сделать трепанацию черепа мне, чтобы я и думать забыл о ней и о Розе. Впрочем, это был бы неплохой вариант.

— Это смешно. Это даже поцелуем назвать нельзя, — какого-то беса стал оправдываться я, а червь сомнения стал закрадываться в мои мысли.

В чем-то Арчибальд был прав. Даже это легкое соприкосновение губ для меня значит больше, чем секс, а если я захочу большего? Если произойдет сдвиг по фазе и меня заклинит? Что если я снова окунусь в это дерьмо, называющееся чувствами, отношениями, любовью?

Как же мерзко это звучит. Изнутри коробит. Любовь — что это? Клетка? Капкан? Цепи? Ошейник? Возможно безумие. А может мучительная смерть? Сжирание себя по кусочку. Отравление организма ядом, расплавляющей его кислотой. И такое чувство, что все органы пустили через мясорубку, и кровавый фарш подали к столу, с украшением в виде нетронутого сердца. Еще бьющегося, практически живого, но сдыхающего, как и твоя жалкая сущность.

— Оправдываешься? Это жалко. Слишком жалко для тебя, — похлопав меня по здоровому плечу, голосом полным разочарования, непонимания произнес Арчи, и, развернувшись, последовал куда-то вниз по течению реки, а я следом за ним, ощущая, что меня макнули с головой в дерьмо, от которого мне не отмыться.

Оправдывался ли я? Да, скорее всего да. Но я не мог признать очевидного. Очевидного для него. Не мог позволить себе сознаться в том, что я сделал. Даже не мог мысли допустить о том, что я сам подпустил ее к себе. Сам стал рыть себе могилу. Очередную могилу.

Отогнав от себя все ненужные мысли, которые впились в мой мозг, словно клещи, разрушая и высасывая здравый смысл, я остановился прямо за Арчи, отмечая связанного и уже изрядно потрепанного паренька, которого едва ли не пригвоздили к стволу дерева. Рядом с ним стоял Джинн, ухмыляясь проделанной работе, который поклонился, как только мы подошли.

— Можешь оставить нас. Дальше мы сами, — сказал Арчи, на что наемник лишь утвердительно качнул головой и удалился. — Он твой, если у тебя есть вопросы. Мы особо его не трогали. Так, немного развлеклись, — обратился ко мне Жрец, а я шумно выдохнул, расценивая сложившуюся ситуацию.

Безусловно, я мог сейчас поиграть в зверя и выпытать у него все, что моей душе угодно, и мне было бы неважно, когда он бы стал врать для того, чтобы спасти свою шкуру от моих дальнейших действий, и раньше я бы сделал именно так, но только не сейчас, не тогда, когда мои парни остались хрен знает где без меня. Не тогда, когда злость сковывает мое тело от неизвестности и той анархии, которую они здесь развели. Не тогда, когда мне всадили гребаную одиннадцатую пулю, и неважно, что это был мой прокол, факт остается фактом. Не тогда, когда я чувствую необходимость в информации, которая откроет мои глаза и поможет сложить пазл воедино. И не тогда, когда мой названный брат начинает сомневаться во мне.