Вильтон помолчал с полминуты и сказал изменившимся голосом и без обычной ухмылки на лице:
- Твоя правда, Сил. Да только оставаться в Калтонхолле у меня желания все равно нет. Проклятый город! Отец, да прими его Небо, полжизни о нем грезил - как переберемся всей семьей, да лавку откроем свою... Все говорил - мол, потерпите, родные, скоро заживем, как господа... А вышло что? И его, и мать Калтонхолл в могилу свел. Не смог он с купцами именитыми соперничать - извелся весь. Лавку закрыть пришлось да распродать, что было, у самого только одежка и осталась. А теперича еще и я жизнью на стенах рисковать должон? Да провались она к демонам, эта вольница!
Он смахнул набежавшую слезу и уставился в стену кузни. Сил прекратил стучать молотом и поглядел на друга, но так и не нашелся, что сказать в ответ.
_____________________________________________________________________________
Около полудня Реджинальд под конвоем начальника стражи и четырех наиболее умелых его людей прибыл к южным воротам Калтонхолла и ждал прибытия наместника и других именитых лиц. По пути он имел возможность убедиться, что город взволнован - встречные люди были хмуры и напряжены, часть лавок и заведений стояли закрытыми, а многие услышанные разговоры сводились к новостям о нежити в Иренвиге. На главной площади сотник увидел толпу горожан, осаждавшую ратушу и городскую светлицу в надежде получить ответы и указания. Попадались на глаза телеги с беженцами, доверху груженые разным барахлом. В самом воздухе витало тревожное ожидание, которое чувствовалось во всем. Немногословный начальник стражи посвятил его в обстановку, пока они были в ратуше, и показал на карте приблизительное положение дел, но не более. Но даже не получив никаких других сведений, Реджинальд воочию мог наблюдать всю серьезность надвигающейся угрозы.
Добравшись до ворот, он оценил укрепления с этой стороны города, и убедился в их слабости. Сама стена нареканий не вызывала - она была вполне крепка, высота ее превышала тридцать локтей, на всем протяжении по гребню шли зубцы с узкими щелями-бойницами. В ней были только одни ворота и пять башен, не считая круглой площадки в реке на одном конце - две с восточной стороны от ворот и три - с западной. На площадке же, представлявшей собой полукруглое расширение самой стены, стояла единственная метательная машина-маятник. Увидев ее, Реджинальд отметил про себя, что город все же готовится к осаде - когда сотник только прибыл в Калтонхолл, эта площадка была пуста. И все же... Эти стены не были настоящей защитой. Башни были построены вровень с внешней стороной стены, не выступая вперед, они не давали возможности стрелять во фланг неприятелю. Никаких приспособлений для обороны на стенах Реджинальд также не обнаружил - ни котлов, ни грузов. Люди на гребне были ничем не защищены сверху, стоя просто на открытом месте. А самое главное - почему-то отсутствовала надвратная башня - ворота были проделаны в стене, а над ними построена какая-то нелепая одноярусная конструкция, никоим образом не способствовавшая их обороне. Рва перед стеной тоже не было.
Ворота города были открыты, и в них текли редкие путники, попадая в город почти беспрепятственно - не считая беглый осмотр караульными стражниками. Обратный поток людей был еще реже. В такие времена мало кто осмеливался покидать стены Калтонхолла в попытке уйти от нежити, но единичные смельчаки, а то и целые семьи, все же попадались. Прямо на глазах разведчика в ворота проехала запряженная парой лошадей телега, доверху груженая различным домашним скарбом, причем весьма недешевым. Лошадьми правил упитанный мужчина с детским лицом, рядом с которым сидела его не менее толстая жена с младенцем на руках, которая без остановки выговаривала несчастному супругу за его медленные сборы.
- Вечно ты храбришься не по делу! - скрипучим, очень неприятным голосом говорила она мужу, который молча натягивал вожжи, глядя вперед отсутствующим взглядом. - Ишь, чего удумал - за стеной приступ переждать! Захотел повоевать на старости лет, богатырь кабацкий! А обо мне подумал? О детишках? Нечего тут из себя защитника строить, и думать забудь! Без тебя повоюют!
На задке телеги уместились двое ребятишек постарше, их лица говорили сотнику, что ни один совершенно не горит желанием покидать родной город.
"И куды вас темная несет?" - с досадой подумал Реджинальд, провожая глазами повозку. - "Ни за краюшку хлеба сгинете же, дурные."
Когда телега скрылась в проеме, он покачал головой и обратил взор в другую сторону. Перед воротами была небольшая площадь, от которой начинался отрезок Короткого тракта в городе. Ближайшими к стене строениями были стоявшие по сторонам тракта пост городской стражи и большой постоялый двор с конюшней. Глянув вдоль тракта, сотник отметил его ширину и множество отходящих от него в стороны проездов и улиц. Сотник уже убедился, что все проходы в городе были слишком широки, чтобы оборонять их малым числом людей. На мгновение ему в глаза бросились то ли ссорящиеся, то ли просто ожесточенно спорящие маленький черноволосый паренек и огромный молотобоец в ближайшей за постоялым двором дорожной кузне, но он сразу перевел взгляд дальше.
"Угораздило же меня..." - промелькнуло у него в голове. - "Такое и армией цельной оборонять намучаешься, а тут лавочники да ремесленники..."
Его мысли прервало появление наместника Аддерли с сыном. Они вынырнули из неприметного закоулка за постом стражи на четверть часа раньше срока. Наместник, не сбавляя шага, указал рукой на стену и сказал:
- Поднимемся. Там обсудим все.
Реджинальду это показалось подозрительным, но начальник стражи толкнул его к двери надвратной пристройки, не дав опомниться. Разведчик не понимал, чего хочет от него - едва вышедшего из каменного мешка - добиться наместник. Он не знал ни обстановку, ни возможности города, ни людей. Было глупо надеяться, что простой сотник разберется за пару часов с такой серьезной проблемой, как оборона целого города горсткой солдат. Такие мысли промелькнули у него в голове, пока он с остальными поднимался по узкой лестнице наверх. Через несколько минут все оказались на огражденной зубчатой стеной крыше на высоте сорока локтей над землей. Аддерли-старший повернулся лицом к сотнику и сказал:
- Прежде, чем советы давать станешь, уясни, что ежели решишь нарочно вредить нам заместо помощи - я велю тебя как изменника казнить, и не помянет никто.
Реджинальд понял, это что не пустые для наместника слова, и коротко кивнул головой.
- Тогда говори, что о защите нашей думаешь? - продолжил наместник, глядя прямо ему в глаза.
Бывалому разведчику стало не по себе от такого взгляда. В наместнике было что-то такое, что придавало особый вес любому его слову. Привыкший к опасностям и не раз смотревший смерти в лицо, Реджинальд, к собственному, стыду начал испытывать страх перед этим человеком. Это был не тот страх, что ледяной хваткой стискивает сердце и заставляет холодеть ладони перед неминуемой битвой, и не страх пасть на поле боя. Наместник внушал ему иное, почти позабытое с детства чувство - страх ненароком прогневить отца-тирана.
- Слабовата она, княже. Без множества людей и думать нечего оборону держать. - честно ответил сотник, ожидая гнева головы.
Но Валлен Аддерли лишь слегка улыбнулся, отвел глаза в сторону полей за стеной и произнес:
- Что же, врать ты не стал, сотник. Так и есть, Калтонхолл - город мирный, от войн давно отвыкший, всю науку военную сызнова составлять надобно.
Реджинальд напрягся - он понял, что эти отвлеченные слова совсем не то, что хочет донести до него Аддерли, и старался уловить западню или подвох.
Внезапно наместник повернулся к нему и, вновь глядя ему в глаза, жестко и размеренно проговорил:
- Известно мне, об чем ты думаешь, сотник. Не утаишь. Хочешь личину искупляющую надеть, да как время выдастся - улизнуть по-тихому.
Как ни пытался подготовиться Реджинальд, соврать у него не вышло. Угроза, исходившая от наместника, была почти осязаема, разведчик даже попятился назад. Перед его глазами как наяву встали воспоминания из далекого детства: он с младшим братом, трясясь от страха, стоит перед пьяным разъяренным отцом. Его голос гремит над ними: "Мелкие ублюдки! Кто из вас это сделал!?". Реджинальд пытается что-то сказать, но, едва он поднимает голову, на нее обрушивается тяжелый кулак, а потом еще и еще... Его брату тоже достается... Образы были настолько явственны, что он вздрогнул и хотел было сказать, что не виноват, но Аддерли-старший даже не дал ему открыть рот:
