Март - месяц иллюзий и грехопадения. Чужие грехи сыплются на мою голову, как из рога изобилия. Привозят продавать втридорога свежие апельсины, я - раскрашивай их холеные турецкие физиономии. Небу подавай мое переменчивое настроение, мимозам - желтое головокружение весеннего авитаминоза. Мартовские коты хотят петь, и я смазываю их голосовые связки селедочным паштетом и завиваю нафабренные усы. Беги, Карузо, не посрами волшебника пера и треф!
Апрель отдает долги марта, май растрачивает их до последней дождевой капли на кровельном носу. После весеннего Николая наступает тепло, и солнце заливает верхнюю часть овала, пока все летние месяцы не будут пестреть сине-голубыми записями, как крылья куропатки. Три периода лета различны между собой, как три периода жизни, и если в первом заводится намек на хорошее окончание, то в последнем может оказаться, что оканчиваться-то было нечему. Игра воображения. Пляжная испарина.
В октябре начинается желтый расклад, и наконец-то приходит моя весна. Я чествую ее кленовыми букетами и долгожданной болью в пишущем плече, а позже елками и свечами. Но под ними уже нет Санты настоящего или хотя бы поддельного, душисто-русского, и приходится довольствоваться чудом обыкновенным, вылупляющимся из шоколадного яйца в хрустящей складками архангельских одежд обертке. По птенцу взрослой птицы еще не различить, но можно представить. Наибольшее достижение - получить то, что случается только с другими. Все в воле рисующего.
Тридцать первое в мареве звезд и пайеток, и мне выводят новую фигуру. Виток Фиглярин завершен.
* Один раз вокруг (англ.)
Раз в году
Было первое Рождество, отмечаемое папой Бенедиктом XVI. Площадь Святого Петра была заполнена до краев. С главного балкона базилики, на котором в расшитых золотом ризах собралось все высшее духовенство, свисал белый флаг. Кто слушал святейшее поздравление, подняв к нему глаза, как в молитве, кто, глядя прямо перед собой, погруженный в свои мысли, кто переговаривался со знакомыми. Было много темнокожих, хорошо одетых, с благородной осанкой. Они стояли с торжественным выражением лиц, потупя глаза. Небо было совершенно белым, непроницаемым, сыпался мелкий мокрый снег, который тут же таял, оставляя на земле темные следы. Предусмотрительные римляне прятались под зонтами.
Эннио пришел, когда праздничное приветствие уже началось. Обычно ему нравилось слушать речь папы, стоя недалеко от фонтана, - вода пробуждала в нем мечтательность, а слова понтифика обращали к веку Просвещения и Искусств, - но сегодня он опоздал, а пробираться сквозь толпу не хотелось. Он стоял у правого крыла гигантской колоннады, то рассматривая белую пустоту над головой - и не находил в ней ни одной песчинки, чтоб придраться, - то маленькую незнакомую фигурку на балконе. Его мысли рассеянно блуждали, а карман жгло полученное только утром письмо. Он достал его из блекло-желтого конверта, но медлил прочесть. В письме было подтверждение или опровержение фактов другого письма, содержание которого так неприятно взволновало его.
Монография, которую он писал последние несколько лет, вот-вот должна была быть завершена. Но тут, как труп в грязном канале, всплыл в частном архиве документ, то самое поразившее его письмо, компрометирующее имя писателя, которому труд его посвящался. Только раз он сделал исключение из правила смотреть на гений с освещенной стороны, не заглядывать за рампу. В нем не было туманностей, он был в нем уверен. Теперь же...
Чем больше он об этом думал, тем больше раскаивался, что обратился в историческую комиссию за установлением подлинности бумаги. Мало ли бывает завистников, клеветников.
Он достал сложенный вчетверо лист и, пока папа читал приветствие на языках мира, держа его на отлете, пробежал глазами первые строчки. Пальцы его закоченели, мешали ветер и снежная пыль. Порывом воздуха письмо выхватило у него из рук и прибило к парапету. Он наклонился его поднять - лист понесло дальше, вперед, между ног слушающих. Эннио стал продвигаться вслед за ним, стараясь проследить его путь, но людей было слишком много. Он отстал и остановился. Женщина с улыбкой Салаи и прической Геллы рядом с ним произносила слова молитвы.
- Слава Богу, - подумал он. - Бывают раз в году чудеса самого неожиданного свойства. Письмо затерялось, обвинения сомнительны. Папа всех благословил.
А ветер все уносил карманный сор с площади, и к ночи было совсем чисто и бело. Подол Рождества накрыл землю.
Визит "эгоиста"
- Нет, не таким я представлял себе этот город столетие спустя, - говорил Кони, идя по Фонтанке в сторону Египетского моста. - Многого не досчитался. Сырость ест поедом. Ветхость, неухоженность проглядывает. Безразличие в нововведениях, лучшее заменяют худшим...
Он обошел уже достаточно и, остановившись передохнуть, подвел глаза к крышам. По карнизу двигались два голубя. Серый в белую крапинку хотел прогнать второго, коричневатого, но было узко и мешали крылья. Это что-то напомнило ему, лицо его посветлело и снова затуманилось.
- Где уютные черно-полосатые фонари? Где жирно выкрашенные, чугунные тумбы, на которых в дни иллюминаций пристраивали зажженные плошки? Вот здесь, как будто было вчера, измазала о них юбку черным шедшая мне навстречу нарядная дама. И даже бровью не повела!.. Где живописный будочник с алебардой и его подчасок? А мимо, в толпе, гербоносный почтальон в форменном сюртуке, с полусаблей на перевязи...
Он закрыл глаза и увидел, как свернула за угол карета, а прямо перед ним, вслед за коляской, пронеслась
фасонистая "эгоистка", и у седока в бобровой шапочке подол был грязен от снега. Он втянул ноздрями морозную свежесть.
- Да, кисловатый аромат моченых груш и яблок у разносчиков... А как весело было представлять себя идущим по улице вот с такой же лоханкой рыбы или кадкой, полной мороженого, на голове и покрикивающим увесистым басом разные смешные вещи!.. Калачи, сайка, вареная печенка... Икра дешевая до смешного!..
Он незаметно вышел к Мойке.
- А дамы! Блестящие глазами и серьгами, плотнее прижимающие цветные муфты, с высокими прическами и маленькими вуалетками. Их спутники пропускали их вперед, любуясь танцующей походкой. Они походили на райских птиц... Неужто я один помню из всех... - Он хотел сказать "живущих", но осекся. - Не встретится мне знакомая барыня и не пройдется медлительной походкой по Моховой Гончаров, идя обедать в гостиницу "Франция", ни с собачкой за пазухой, ни без...
Он как раз поравнялся с тем местом, где эта самая гостиница располагалась, когда подъехал ярко-синий "опель" и выпустил из задней дверцы юную особу в желтой меховой жакеточке до талии и кожаных брюках. Она подняла руку со стеклянным валуном на пальце поправить прическу - над брюками мелькнула полоска голого живота - и энергично направилась к парадному подъезду. Кони едва успел отскочить в сторону и как громом пораженный остался неподвижно стоять на тротуаре.
- Я т-те после по мобилке чирикну, - пробасил ей вслед боров с бритым затылком на переднем сиденье.
Машина бесшумно отъехала, оставив после себя черный след и кучку пепла со скрученным в рог окурком.
Где-то вдалеке, как падающая звезда, из ниоткуда в никуда промчалась сирена. Маленький призрак разбежался и прыгнул с моста головой вниз. Воздушные потоки подхватили его бесплотную фигуру и понесли над водой, вдоль канала, лицом к небу. Оно единственное было все то же и роняло на него холодные слезы, как когда-то, напрасно стараясь потушить коптящие огни его детства.
Золушка
Я спешила, поднимаясь в ложу. Спектакль уже шел, и издалека приглушенно доносилось пение и оркестровые вздохи. Странно ново было слушать их за пределами зала - будто огромное многоголовое чудовище колышется, из каждой пасти исторгая звуки и шипение, то прищелкивая тарелочным звоном, то замирая. Я уже была на середине последнего лестничного марша, когда с верхней площадки по нему запрыгал, подмигивая блестящей пряжкой, большой черный башмак и за беглецом живо спустился его хозяин в пестром носке. Меня это происшествие так позабавило, что я даже остановилась, дожидаясь, пока он обуется, и невежливо разглядывая его вольного стиля костюм и шелковую ленту вместо галстука. Две пряди вырвались на волю из его аккуратной прически и, пользуясь случаем, резво щекотали пышные сдвинутые брови в то время, как он наклонялся.