-- Боюсь что вы меня не вполне поймёте, но слово "прибыль" внутри нашей страны лишено смысла. Правильнее будет спросить, какие товары нам наиболее нужны.

-- Разве это не одно и то же?

-- Для нас -- нет. Думаю, во избежание дальнейших недоразумений я должен рассказать кое-что о нашей философии. Ведя торговлю, мы обязаны ею руководствоваться. Белому человеку очень трудно всё это понять, но я постараюсь изложить всё наиболее доступным языком. Вот представь себе, человек делает некую вещь, допустим, мебель, столы и стулья. За столами можно есть, можно писать. На стульях можно сидеть. То есть предметы обладают некоей полезностью, или, по-нашему, потребительской ценностью. Если человек сам сделал себе стол и стул, и сам ими пользуется, пока они не сломаются, то собственно никакой другой полезностью они не обладают. Или человек может вырастить для себя урожай кукурузы и сам его съесть. Ну или вырастить с семьёй, и с семьёй же съесть. Однако человеку трудно даже с семьёй произвести самому для себя всё необходимое. Да и удобнее сосредоточиться на производстве чего-то одного, того что лучше получается. Ведь тогда можно произвести больше.

-- Разумеется. Оттого и нужны мы, торговцы. Без нас никак.

-- Да, в ваших землях не знают другого способа приобретать друг у друга необходимое кроме как через обмен. Там, где есть обмен, вещи оцениваются не столько по их потребительской ценности, сколько по меновой. Серебро и золото с точки зрения потребления вещи весьма второстепенные, без украшений и серебряных блюд в принципе легко обойтись, однако вы цените их необычайно высоко, так как много чего можете на них выменять. Там где развивается обмен, рано или поздно появляются и деньги. Рано или поздно богатства скапливаются в руках у немногих, а многим не хватает и необходимого. Бедным приходится работать на богатых, и при этом всё равно недополучать необходимое. А если слишком многие бедны, то они не могут вырастить детей, и в результате многие области обезлюживаются. Или если дети вырастают в нищете, то они редко бывают сильными и здоровыми. Значит, нет воинов, чтобы защитить страну от врага. Иными словами, обмен, хоть и кажется таким безобидным, влечёт за собой множество бед.

Отхлебнув вина, Дэниэл ответил:

-- Пусть даже и так, но если нельзя устроить жизнь по-другому, то что сожалеть об этом? Бедность неистребима как смерть. Приходится жить в мире, где она есть, и только заботиться о том, чтобы к тебе самому она не наведывалась как можно дольше.

-- В некоторых частях гор у нас развивались торговля и обмен примерно как у вас. Даже появлялись деньги. Однако в некоторых частях гор дело пошло по-другому. Были общины, в которых часть членов жила внизу, а часть наверху. Соответственно, те, кто жили наверху, разводили скот, а те, кто жил в долинах, занимался земледелием. А потом продукты труда распределяли среди всех. Безо всякого рынка и торговли в вашем понимании. Потом инки распространили такие порядки на всё государство. С гор везут шерсть лам, в горы мы посылаем морскую рыбу. Всё очень разумно. При распределении нет риска, что кто-то останется без необходимого, и в результате умрёт с голоду или пойдёт на преступление. И поэтому у нас нет и не может быть свободы торговли в вашем понимании. Даже я, главный среди наших людей, всё равно должен отчитываться перед Золотым Слитком, нашим Главным Казначеем. Так что имеет смысл лишь говорить, что нам нужно и что не нужно. А нужна нам, в первую очередь, техника, которой у нас ещё нет. Если бы нам просто надо было сбыть своё, мы бы нашли торговых партнёров где-нибудь за пределами Европы. Но там нет изобретений, которые мы могли бы заимствовать, а вы, европейцы, славитесь своими изобретениями.

-- Чтобы понять, чего у вас нет, я должен посмотреть то, что у вас есть. Однако пустят ли меня в ваши мастерские?

-- С этим сложно, -- согласился индеец, -- ну а вот так, без осмотра, ты сам предложить ничего не можешь?

-- Я посредник, -- сказал Дэниэл, -- я могу наиболее точно описать то, что вам надо, и передать английским купцам. Однако будет не очень удачно, если привезут что-то, что у вас уже есть. И потому вам не нужно.

-- Это верно. Однако прямой доступ к мастерским зависит не от меня. Нужно уговаривать Старого Ягуара, а это едва ли удастся за один день, если вообще удастся.

-- При таком раскладе мне поначалу скорее придётся у вас что-то закупать, ежели вам продавать.

-- Возможно. Думаю, что вашей стране должны быть нужны продукты сельского хозяйства. Ведь у вас множество бедняков гибнет с голоду.

-- Гибнет. Но какой смысл закупать для них продукты, если они всё равно за них не заплатят?

-- Но разве Вашу Корону не волнует гибель такого большого числа подданных?

-- Нет. На продуктах питания у нас бизнес не сделаешь, будет лучше, если какая-то часть сдохнет с голоду, а кто-то уедет в чужие края. Вообще прибыль принести может лишь торговля тем, что интересно людям богатым. Говорят, ваши ювелиры весьма искусны в изготовлении золотых и серебряных украшений, блюд и статуэток.

Индеец покачал головой:

-- Вы, европейцы, умом всё ещё во временах Кахамарки. Теперь у нас есть куда тратить золото и нет возможности тратить его на безделицы. Как будто золото -- это главное богатство нашей страны.

-- А что же главное?

-- Люди и их знания.

-- Ну, людьми у вас торговать запрещено, -- улыбнулся Дэниэл.

-- Это верно. Но без людей невозможно усвоить их знания. Вот, например, у вас уже знают подсолнухи, но умеют ли выжимать из них масло? У нас есть специальный станок для этого. Думаю, что вам бы он пригодился.

Дэниэл сделал себе пометку в записной книжке.

-- Также у нас есть интересные конструкции плотин. У вас тоже есть горы, и плотины понадобятся.

-- Если бы нам были нужны плотины, мы бы их давно построили. Нет, это не пойдёт.

-- Жаль. Киноа просто мечтал приучить ваш народ к плотинам и террасам на склонах гор, ведь горы у вас есть, а земли при этом не хватает. Так что это могло бы быть вашим спасением от голода..

-- Если только мне удастся найти делового человека, который был бы в таком проекте заинтересован. Но это вряд ли. Строить плотины и террасы слишком долго, за это время любая самая богатая компания может разориться.

-- Тогда и техника наших мастерских вам не должна быть интересна. Она тоже объёмна.

-- Если так, то да.

Дэниэлу очень хотелось поговорить более предметно, но его очень смущала мысль о записи этого разговора, которые ляжет на стол к инкам, потому ему приходилось спрашивать как можно осторожнее:

-- Скажи, а что у вас может заинтересовать не правителей, а обычных горожан? Или с ними всё равно придётся торговать через ваше правительство?

-- Да, и никак иначе. Точнее, такие вещи могут пойти приятным довеском, а главным они быть не могут. Только ради них торговля не имеет смысла для нас.

-- А ради того, чтобы не было войны?

-- Тут вопрос не ко мне. Но неужели вы и в самом деле нападёте на нас из-за этого?

-- Я не могу решать за Корону, могу сказать только свои ощущения. Которые совпадают с ощущениями большинства моих соотечественников. Вы для нас непонятны. А всё непонятное -- это возможная угроза. Если мы будем торговать с вами, мы сможем узнать о вас больше, и скорее всего, убедимся, что угрозы вы для нас не представляете. Но если не будем, то...

-- А чего вы, собственно говоря, боитесь?

-- Ну вот я думал, что у вас в ходу человеческие жертвоприношения. Как оказалось, этого нет, но...

-- Страшно найти что-то ещё ужасное? Ну допустим у нас они были бы, эти ужасы, которые вы нам приписываете -- жертвоприношения, казни безвинных... Но ведь это не значит, что мы бы попёрлись в вашу страну ловить себе жертв. Чем мы угрожали собственно вам?

-- Некоторые страны не имеют право на существование, если у них практикуются некоторые вещи! -- сказал Дэниэл.

-- Но ведь и ваши порядки ужасны! Чем казни безвинных ужаснее, нежели смерти безвинных от голода? Последнее даже мучительнее.