-- Не знаю. Во всяком случае не исключительно ради этого. Старый Ягуар пишет также, что если мы не согласимся на торговлю с Англией, то в Тумбесе может даже случиться восстание. Слишком много людей завязано на торговлю и не хотят работать на аквафермах. Говорит, что если мы откажем, то нужно вводить войска, а иначе его и вовсе могут вышвырнуть не просто с его поста, но и в самом что ни на есть буквальном смысле, схватить и вышвырнуть из дворца прямо на площадь. Скажи, неужели там дела настолько плохи?

-- В Тумбесе и в самом деле обстановка напряжённая. Однако Старый Ягуар всё-таки преувеличивает -- силы, настроенные против инков, не так сильны, чтобы победить в одиночку. Другое дело, если им будут помогать из-за рубежа. Вот к примеру если в Тумбесе начнут, а англичане им помогут... Или те выступят, рассчитывая на помощь англичан.

-- Порой мне кажется, что давая согласие на торговлю с Англией, мы совершили опасную ошибку. Но ничего уже не переделать. Принятое решение надо выполнять. Одна надежда, что они просто не примут наших условий. Вот и я хожу здесь отнюдь не из желания побаловать свой взор прекрасными изделиями. Именно через эту галерею к трону должно будет пройти английское посольство, и после этого нужно было подарить им что-то, что по великолепию не сильно бы уступало выставленным сокровищам.

-- Не думаю, что такой подарок будет иметь большое значение, если у них есть насчёт нас какие-то определённые планы. Наша задача эти планы как можно быстрее разгадать и предотвратить. Да к тому же у меня сейчас голова забита другим -- какое официальное объяснение дать тому, что случилось в нашей семье? Если мы скажем, что Алая Лягушка отравила соперницу из ревности, а потом, когда её преступление раскрыли, покончила с собой, это будет удовлетворительный вариант?

-- Думаю, да. Ладно, иди, чувствую, что у тебя много дел. А я всё-таки подумаю над подарком англичанам. Именно на эту тему был пакет с алой каймой, что-то торопятся к нам эти господа.

-- Конечно, они сами говорят, что время это деньги, и могут спешить поэтому, но что-то мне это подозрительно. Как раз сейчас, когда мой отец в таком состоянии.

-- По счастью, об этом они не могут знать.

-- Хорошо если так.

После того как Горный Ветер удалился, Асеро ещё несколько минут думал над подарком англичанам, однако ничего путного в голову не приходило. Он понял, что ему надо с кем-то посоветоваться, но не очень понимал кто тут мог бы быть полезен. Вдруг он увидел, что в Галерею Даров к нему зашёл Славный Поход.

-- Приветствую тебя, брат! -- сказал Асеро. -- Надеюсь, ты не принёс мне дурных вестей?

-- Пока, хвала богам, всё спокойно. Никаких угроз и провокаций со стороны белых людей не заметно.

-- Значит, ты считаешь опасения Старого Ягуара необоснованными?

-- Не знаю. Это дело наших бойцов невидимого фронта. Моё же дело -- фронт видимый. Армия боеспособна, провокаций на границах нет, что ещё надо?

-- Вот что, Слава... Я тут в раздумьях, что подарить англичанам.

-- Нашёл проблему, ? пожал плечами Славный Поход, ? подари им каких-нибудь золотых безделушек.

-- Нет, только не золото... Они же их переплавят. Эти варвары совсем не ценят труд наших мастеров. В золотых изделиях они видят лишь золото и всё.

-- Подарок монарху -- не переплавят.

-- Допустим. Но всё равно ведь блеск золота возбуждает в них алчность и... и желание нас ограбить. Наша страна и без того в глазах белых людей является страной золотых безделушек. Нет, я хочу чтобы дар подчёркивал нашу силу, чтобы белые люди поняли -- к нам нужно относиться как к равным, а равными они считают лишь тех, кто способен дать отпор грабежу... Надеюсь, ты понимаешь мою мысль?

-- Понимаю.

-- Может, подарить им искусно отделанное оружие?

-- Не думаю. Изукрашенные кинжалы никто не воспринимает всерьёз. К тому же они наоборот, могут воспринять это как жест покорности.

-- Пожалуй, ты прав. Но тогда что?

Вдруг взгляд Асеро остановился на одной из висевших поблизости картин. Перед Великой Войной, когда был велик интерес ко всему европейскому, в Тавантисуйю стали популярны картины на холстах и написанные масляными красками. Тогда они казались чем-то вроде окна в другой мир. Но после Великой Войны европейское искусство, слишком тесно связанное с христианством и перегруженное чуждыми для тавантисуйцев идеями и символикой, как-то уже перестало привлекать. В развившейся живописи стали совмещаться европейская техника и своё, национальное содержание. Всё это в полной мере относилось и к полотну, которое теперь привлекло взгляд Асеро.

Картина называлась "Волею короны". Она была написана в первые годы после Великой Войны и была преподнесена в дар уже угасающему Манко. Художник запечатлел на ней последние мгновения жизни его сына Тупака Амару. Некоторые говорили, что художник был в толпе среди тех, кто видел казнь несчастного, и потому изобразил так точно эшафот и палачей, и даже Франсиско де Толедо нарисовал с портретной точностью, другие говорили, что хотя художник и партизанил в том районе, и даже мог видеть де Толедо живьём, саму казнь Тупака Амару вряд ли видел, так как главный герой картины, несмотря на то, что в жизни ему было около тридцати, выглядел прекрасным юношей, а не зрелым мужем. Впрочем, со стороны художника тут могла быть и намеренная идеализация. Образ полного жизни юноши, смело отталкивающего палача и страстно призывающего народ к борьбе за свободу как нельзя лучше контрастировал с неподвижным и в своей мрачности похожим на каменную статую старцем де Толедо. А повешенные товарищи Тупака Амару были специально нарисованы похоже на распятие, которое возвышалось над де Толедо и сгруппировавшихся возле него священников. Внизу картины предатель получал свои грязные деньги. До того Асеро не очень любил останавливать свой взор на этой картине, ибо палачи-каньяри слишком живо будили в нём неприятные воспоминания. Так что теперь он смотрел на картину почти что свежим взглядом.

-- Вот это то, что нужно, ? сказал Асеро, ? с одной стороны, она показывает, что наши мастера не хуже европейцев умеют рисовать людей почти как живыми. С другой она ясно показывает, что инки не сдаются, и способны бороться до конца даже в безнадёжной ситуации. Ну и подколка под христианство -- что это за бог, ради которого столь прекрасных людей обращают в трупы?

-- А ты не думаешь, что отдавать такую картину было бы слишком жирно?

-- Подлинник, разумеется, жирно. Но можно ведь снять копию.

-- Художник, нарисовавший её, давно умер.

-- Разумеется. Но ведь у него должны были остаться ученики. Надо бы поинтересоваться на этот счёт у нашего Главного Глашатая...

Славный Поход только пожал плечами. Как и Асеро, Славный Поход недолюбливал Жёлтого Листа, но если к нему обратиться надо, то значит надо. Свои прямые обязанности тот выполнял, не придирёшься.

Видно, под влиянием картины Асеро приснился тревожный сон. Будто он опять на войне с каньяри, с небольшим отрядом в горах пытается спастись, но каньяри очень много и они вот-вот окружат. И во главе их вождь по имени Острый Нож. Именно это доносил Асеро его разведчик. И в этот момент Асеро осознал, что рассказывает ему это не кто иной как Горный Ветер, и осознал, что это невозможно, ведь во время войны с каньяри Горный Ветер ещё малышом был, а потом Острый Нож был казнён, и даже в случае новой войны никак не мог встать из могилы. Поражённый нелепостью этих противоречий, Асеро проснулся. А проснувшись, обнаружил, что Луны рядом нет. Часы показывали, что до конца послеобеденного отдыха оставалось ещё около получаса. Конечно, нелепо было предполагать, что Луну прямо с супружеского ложа похитили какие-то сверхъестественные силы -- скорее всего она просто вышла по нужде -- но Асеро всё равно было тревожно. К тому же он понимал, что всё равно больше уже не заснёт, а тупо валяться в постели как-то не хотелось.

Проходя по садовой дорожке, Асеро услышал вдруг тихие сдержанные рыдания. Заглянув за кусты, которые образовывали что-то вроде беседки (специально так посадили, чтобы у дочерей было что-то вроде домика для игр), Асеро увидел, что Луна сидит внутри на земле и тихо плачет.