Влюбившись, я стал читать книги, которые прежде никогда не читал, хотя невеждой ни разу не был. Берроуз мне не понравился, но ужасно понравился Буковски – его цинизм радовал, как потеря девственности. Голый человек на голой безразличной земле – это было очень свежее умственное ощущение, умственное и приятное вдвойне, потому что у меня с моей удивительной красоткой было полно денег и времени.

Я едва не потерял ее после снежного вечера в Мадриде, когда мы зажгли свечи и болтали невесть о чем, потому что было непонятно, о чем говорить. Произошла авария – в доме пропало электричество, поэтому пришлось зажечь свечи. Они сыграли свою обычную несложную роль. Они да крепкое вино, которое скрепляло наши губы и языки.

Мне надо было уехать через два дня, которые мы провели вместе – путешествовали на трамвае, ходили по улицам, ели хамон, в котором я как тогда, так и сейчас ничего не понимаю – то есть не отличаю дорогие сорта от самых дешевых. Она отпросилась с работы – там все было как-то необязательно, хотя и в очень красивом здании. Пили вино и целовались. Я еще не знал, что люблю ее.

Через два дня мой отпуск закончился, она проводила меня до автобуса, который должен был отвезти мои пожитки, мои внутренние органы, мой мозг и даже душу в аэропорт. Она осталась на остановке в красном пальто и плакала, глядя мне вслед. Автобус свернул за поворот, она исчезла, и на душе у меня стало легче – я не мог понять, почему она плачет. Тогда я еще был эгоистом. Который хорошо провел время.

Быть эгоистом не скучно и не противно. Ты так думаешь до тех пор, пока не перестаешь им быть.

Любовь – это когда ты обнаруживаешь яркий источник радости. Настолько яркий, что твоя привычная жизнь начинает казаться блеклой. Тобой овладевает беспокойство, которое заканчивается только тогда, когда ты вновь окажешься рядом с источником. Пока ты не войдешь в него. Я приехал домой. И понял, что со мной что-то неладно: передо мной лежала моя плоская жизнь – ничего плохого. И ничего хорошего.

Было много работы после отпуска, и это помогало мне некоторое время держаться на плаву, потому что невозможен роман с девушкой, которая живет так далеко, а я так занят. Кончилось все очень просто, когда она прислала сообщение. Она спрашивала, когда я приеду, я ответил, что завтра, и назавтра вылетел в Мадрид. Можно не верить в существование моря, но если ты его видел, никто не убедит тебя, что его нет.

Когда я прилетел, то понял, что она меня любит. Это было очень лестно. Не то чтобы меня никогда не любили красивые девушки, но это был первый раз, когда она оказалась еще на редкость разумна, независима. У нее было выраженное чувство собственного достоинства – словом, я нашел настоящий бриллиант. Когда в первый вечер по приезду сказал себе все это и смотрел, как она спит, стало ясно, что я пропал. На все сто процентов.

Наш роман состоял из встреч и расставаний. Мы смогли выдержать такой режим несколько лет, хотя это было тяжело – каждый раз от нас как будто отрезали по куску кожи. Было очевидно, что если мы поженимся, то она сможет переехать ко мне, получить вид на жительство в Евросоюзе. Но была еще ее работа. Так и тянулось, пока она наконец не сказала «стоп» и не уволилась. Теперь круглосуточно и круглогодично она находилась в моем распоряжении. Наступило счастье.

Денег от полученного после смерти отца наследства хватало на все. Тем более что я много оперировал и много зарабатывал. Отец в свое время, ни разу меня не спросив, бесцеремонно решил, что я должен стать врачом. Я стал врачом и благодарен отцу, хотя при жизни я его не любил – можно сказать, на дух не переносил. Было пару раз, когда я убил бы его, так я его ненавидел. Теперь он умер, а я остался с профессией, которую он навязал мне, и с его деньгами. Спасибо, папа.

Работа не тяготила меня, но обязательно несколько раз в год мы отправлялись в разные страны. Курортов избегали, там было слишком скучно. Мы объездили всю Азию, а когда пресытились, то стали ездить в Европу, где тоже было скучно. Положение спасали алкоголь и длинные прогулки по старым кварталам вдали от туристов. В Европе полно старых кварталов, где нет туристов.

Несколько раз мы ездили в Ниццу, хотя поначалу само название вызывало у меня отвращение. В Ницце оказалось великолепное море, которое все оправдывало. Такое море бывает только в мечтах. Я бы с удовольствием снова туда поехал, но в этот раз мы решили отправиться в Рим. Я уже не помню почему. Нет, помню. В тот момент, когда мы познакомились и я влюбился, в воображении родилась шикарная картинка – я с такой девушкой именно в Риме. Он удивительно подходил к ней.

Это было эстетически совершенно оправданно – красивая девушка в красивом городе.

Двадцать девятое сентября. Светило солнце, отражаясь от невысохших после дождя гладких лужиц. Я вынес чемоданы и закрыл дверь. Ключ положил поглубже. Мы вернемся через несколько дней, и все это время он не понадобится.

Мы спустились на лифте, машина уже ждала нас.

– В аэропорт, – сказал я, и мы тронулись.

Мою девушку зовут Патриция. Коротко – Пат.

– Конечно, ты мне это уже сто раз рассказывала, – сказал я. – Но почему?

– А тебя почему? – спросила она в ответ.

– У меня обычное русское имя.

– В шестидесятые, когда родители придумывали, как меня назвать, был популярен Ремарк.

– Ах, ну да, – я кивнул. – «Три товарища».

– Хотя если бы выбирала я, – сказала она упрямо, – я бы выбрала имя Люся.

– Ты слишком красивая для такого имени. У тебя вообще иностранная внешность. Пришлось бы называть тебе Люси.

– Все равно лучше, – она отвернулась и стала смотреть в окно.

Из аэропорта Фьюмичино можно выбраться несколькими способами.

На такси – 48 евро за всю машину до центра.

На электропоезде «Леонардо» за четырнадцать евро за билет. Это быстрее всего – полчаса до центрального железнодорожного вокзала Термини. Гарантированно не будет пробок – этот способ еще подходит тем, кто пугается и не ориентируется.

За шесть евро можно доехать на автобусе. Если же вы совсем не спешите – есть еще один способ.

Людей в аэропорту было мало. Здание выглядело рано состарившимся снаружи – как будто это был аэропорт безвестного южного города, а не столицы Итальянской Республики. Мы сели в автобус фирмы «Котрал», который тут же заполнился до отказа.

– Куда едем? – спросила Пат.

Как это обычно бывает, на выезде и въезде в аэропорт автобус сделал сложный пируэт, вроде бы даже вернулся на прежнее место, но вырвался, замелькали крыши, и почти сразу все кончилось, потому что мы встали в пробке на мосту. Под мостом была вода и тянулись вдаль пришвартованные яхты со спущенными парусами.

– Мы едем в Лидо-ди-Остию, – ответил я наконец. – «Лидо» – это то же самое, что «коста», «литораль» или «ривьера».

– Неужели? – удивилась она ровно в тот момент, когда мы снова покатили. – И что же все это значит?

– Взморье, побережье, – я невнимательно следил за бесконечными коричневыми крышами Фьюмичино. – А «остия», тут можно догадаться по созвучию, это ‘устье’, ‘уста’. Тут Тибр впадает в Тирренское море.

– То есть Лидо-ди-Остия – это ‘Уста на взморье’? Ты очень образованный. Ты и дальше планируешь рассказывать мне занимательные факты?

– Нет, – сказал я и посмотрел на ее губы. – Я планирую с тобой целоваться.

– Неплохо бы, – Пат мечтательно улыбнулась. – А теперь скажи – зачем мы едем в Уста? Ты ведь не жадный – могли бы поехать на такси прямо до дома.

Сидевшему напротив человеку было на вид лет тридцать пять. У него было подчеркнуто безразличное лицо, да и вся внешность была как будто стертой. Иногда он исподволь бросал на нас настороженный взгляд, но в ту же секунду лицо его вновь мертвело. Это был удобный сосед.

Я сходил к водителю, чтобы узнать, правильно ли мы едем, а когда вернулся, то услышал на чистом русском языке: