– У вас есть собственное пространство. В вашем распоряжении три комнаты. Но раз в день мы с вами будем встречаться и ужинать вместе.

– Не понимаю, почему мы должны встречаться ежедневно. Нам нечего сказать друг другу.

– С этим я полностью согласен. Нам нечего сказать друг другу, но я должен многое сказать своему сыну. А так как он находится внутри вас, вы должны присутствовать при разговоре.

Джорджия едва сдержала злобный комментарий.

– Сожалею, что вам придется терпеть мою ужасную компанию следующие три месяца.

– Мы оба идем на жертвы, – ответил Никос. – К счастью, ваши жертвы компенсируются. – Он кивнул и повернулся, чтобы уйти.

– Я хотела бы принять душ.

– Отлично.

– Дверь в мою комнату починят, пока я буду наверху?

– Я уже сказал, что починят.

Выйдя из комнаты Джорджии, Никос вызвал Адраса, пожилого смотрителя виллы, и сообщил ему, что дверь в спальне Джорджии необходимо отремонтировать. После этого он отправился на затененную террасу и стал ждать Джорджию.

Солнце делало оттенки неба и моря ярче и насыщеннее. Терраса была защищена от сильного ветра. Никос стоял у стены, глядя на море, ветер трепал его рубашку и волосы. Его волосы сильно отросли, зато скрывали шрамы на виске и скуле.

Он пока не мог привыкнуть к тому, что на вилле появилась Джорджия. Он не любил гостей. Камари – его личный остров. Ближайшим к нему был остров Аморгос, на котором находились больницы, паромы, магазины и монастыри, но Никос не появлялся на Аморгосе в последние годы. Там его не ожидало ничего хорошего.

Все необходимое ему доставляли с материка. Если ему стало бы скучно, он полетел бы в Афины. Хотя компания ему вряд ли нужна. Вот уже много месяцев он предпочитал одиночество. В Афинах у него был дом, а также там находился головной офис его фирмы. На Санторини располагался старинный особняк его семьи и бывший винный завод, которые когда-то были его любимым местом в мире, а теперь стали источником его кошмаров.

Никос прожил один так долго, что не представлял себя в окружении большого числа людей. Его сыну тоже не понадобится большое общество. Он научит его жить просто, любить природу и быть независимым. Он постарается, чтобы его сын узнал, что такое счастье… Не деньги, не награды, не похвала и не успех, а этот остров, эти небо и море.

Услышав шаги, он обернулся.

Джорджия вышла на террасу в черных легинсах, длинном черно-белом трикотажном джемпере и ботильонах на высоких каблуках. Ее блестящие светлые волосы были затянуты в высокий хвост. Джорджия не накрасилась, но выглядела гораздо более отдохнувшей.

– Что вы будете пить? – спросил Никос, указывая на поднос с кувшинами.

– Воду. Спасибо.

Он налил воды в высокий стакан и передал его ей. Она стояла, глядя на Эгейское море. С террасы открывался впечатляющий вид – заходящее солнце золотило горизонт, отбрасывая на небо алые и бронзовые всполохи.

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался Никос.

– Хорошо, – коротко ответила Джорджия, сохраняя дистанцию.

Никосу следовало извиниться, но он не знал, с чего начать. Слова застряли у него в горле. Он не привык просить прощения.

– Вас часто укачивает в машине? – Он пытался найти тему для разговора.

– Как правило, меня не укачивает. Но сейчас я беременна.

– Мои пилоты сказали, что приземление было довольно жестким. В это время года в Греции очень сильные ветра. – Он колебался. – Извините.

Она выгнула красивую бровь, выражение ее лица было холодным.

– Вы не можете контролировать ветер, – Джорджия отпила воды, – но вы можете контролировать себя. Пожалуйста, не вламывайтесь больше в мою спальню.

Никос не привык, когда его критикуют.

– Уверен, дверь скоро починят, – произнес он.

– Не в этом дело. Вам не следовало прибегать к силе. Я уверена, в доме есть внутренний телефон. Вы можете позвонить мне, чтобы узнать, как у меня дела.

– Вам не следует запираться.

Джорджия сдвинула брови:

– Я всегда запираю дверь своей спальни.

– Даже в собственном доме? – спросил Никос.

– Я живу одна. И запираю все двери.

– В Атланте так опасно?

– Мир вообще опасен. – Ее голос стал почти ледяным.

– Здесь вы в безопасности.

Стиснув зубы и задрав подбородок, она встретила взгляд Никоса:

– Я не понимаю, что это значит.

Ее ответ сбил его с толку:

– Здесь вы можете отдохнуть. Вам ничто не угрожает.

– Даже вы? – спросила она.

Никос напрягся. У него перед глазами возник образ Эльзы, которая боялась оставаться с ним наедине.

– Я не причиню вам вреда, – выдавил он, заставляя себя посмотреть на Джорджию. – Я хочу, чтобы вы были в безопасности. Ваше спокойствие крайне важно, от него зависит благополучие моего сына. На Камари у вас будет только лучшее.

Она смотрела на него яркими голубыми глазами, размышляя над его словами.

– Мне не нужна помощь. Мне необходимо личное пространство и уважение.

– Оно у вас будет. Наряду с надлежащим уходом.

Джорджия продолжала смотреть на него в упор:

– Не уверена, что наши с вами представления о правильном уходе совпадают. Мне было бы лучше дома, рядом со своей сестрой и акушером. Я чувствовала бы себя здоровее и спокойнее с моим врачом и семьей.

– Я нанял лучшего акушера и педиатра Греции. Оба будут присутствовать при родах. Акушер будет осматривать вас один раз в месяц. Когда вы привыкнете, вам здесь понравится.

Ее глаза сверкнули.

– Не сомневаюсь, вы поняли, о чем я говорю. Когда я соглашалась на суррогатное материнство, то не предполагала, что буду жить здесь с вами. Это не входило в первоначальное соглашение. На самом деле я бы не согласилась вынашивать ребенка, если бы знала, что мне придется провести на острове последний триместр беременности. Мне здесь не нравится.

– Вы получили щедрую компенсацию за приезд на Камари.

– Но деньги – это еще не все. – Джорджия упрямо вздернула подбородок. – И я не позволю вам швырять деньги мне в лицо. Это грубо и унизительно.

– Но вы согласились стать донором и суррогатной матерью за деньги.

– Мне следует оплачивать учебу себе и своей сестре. Но я также хотела сделать что-то хорошее. И я это сделала. Я создала новую жизнь. Вы не можете устанавливать на это цену. – Ее голос внезапно надломился, и она отвернулась, прикусив нижнюю губу.

Никос разглядывал ее красивый профиль, видел слезы в ее глазах. Ему стало интересно, расстроилась ли она по-настоящему, или слезы – часть игры. Он не доверял женским слезам. Этому его научила Эльза. Вероятно, Джорджия хочет им манипулировать. Такое вполне возможно.

– А вас не коробит то, что вы отдадите ребенка? – жестко спросил он.

Джорджия хрипло произнесла:

– Это ваш сын, не мой.

– Но вы донор яйцеклетки. И вы его вынашиваете.

Ее губы едва заметно изогнулись в улыбке, но взгляд остался серьезным.

– Считайте меня плодоносящим садом. Почва не плачет, когда бросаешь в нее зерно, а потом собираешь урожай.

Интересный ответ, подумал Никос.

– Почву нельзя сравнивать с молодой женщиной. Как же материнский инстинкт?…

– У меня нет материнских инстинктов, – холодно ответила Джорджия.

– Но вы же помогаете своей сестре.

– Это другое. Она член моей семьи. Я за нее отвечаю. Но я не желаю обзаводиться детьми. Не хочу брать на себя больше ответственности.

– Позже вы можете передумать.

Она шагнула к нему и взглянула на него в упор:

– Вы хотите, чтобы я передумала?

Никос испытал шок. Не только от ее слов, но и оттого, что Джорджия подошла к нему так близко. Никто не вторгался в его личное пространство. Никто не хотел быть рядом с ним. Люди чувствовали себя рядом с ним неуютно. Женщины его боялись. Но Джорджия бросила ему вызов.

Она не была робкой или слабой. Никос восхищался ее смелостью и открытостью. Ее противоречивость разожгла его сексуальный аппетит.

Джорджия восхищала его. И да, она совсем не похожа на Эльзу. Если Эльза искала защиты, то Джорджия откровенно провоцировала его на конфликт.