Стрельцу до чертиков надоело подпрыгивать от каждого шелеста. К тому же прошло не так уж мало времени. В любой момент могли вернуться остальные обитатели квартиры. Пора было признать свое фиаско и ретироваться пока не поздно. Что он и сделал, предварительно аккуратно вернув переключатели на счетчике в исходное положение. Зачем он это сделал, Стрелец, пожалуй, не смог бы внятно объяснить. В том, что Овчатов вряд ли стоит возле дверного глазка как приклеенный, юноша не сомневался. Доктор не казался ему любителем больших физических нагрузок. Глазок расположен высоко, значит, удобно устроившись на стуле, в него не посмотришь.
Стрелец был прав. Александр Данилович больше не следил за происходящим на лестничной клетке. С тех пор, как к нему обещал подъехать следователь, он снова и снова прокручивал в мыслях все, что должен был сказать ему. Вспоминал, какие места его речи не понравились нахальному журналисту, судя по его глазам. Прикидывал, как бы поаккуратней обойти их. В дверь позвонили. Овчатов выглянул в глазок и увидел там незнакомого приземистого мужчину в плаще. Доктор приоткрыл дверь, не снимая цепочки, внимательно изучил удостоверение и впустил гостя.
— Следователь межрайонной прокуратуры Заумов Евгений Николаевич, — представился тот. — Свет у Вас уже включили, по-моему. Наверно, детишки балуются. Мы с моим сотрудником все здесь осмотрели на всякий случай. Так что пока можете смело выходить.
Александр Данилович так увлекся своими расчетами, что совсем забыл оставить что-нибудь включенным — для контроля. Новость оказалась настолько внезапной, что на осунувшемся и даже слегка посеревшем за последние дни лице доктора отразилось изумление. Он даже почти не обратил внимания на иронию этого рыжего коротышки.
— Да, может быть, — сказал он, взяв себя в руки, — но знаете, я как раз на днях читал, как одного коммерсанта именно таким образом выманил из квартиры киллер. А другой киллер вмонтировал взрывное устройство прямо в счетчик.
— Вы опасаетесь, так как стоимость имущества, которое указано в завещании, очень солидная?
Овчатов молчал, разглядывая следователя. Высокий с залысинами лоб, остатки волос рыжеватого цвета, по виду такие нежные — прямо лебяжий пух. Профессионально-пристальный взгляд желто-карих глаз. Овчатов смотрел следователю в глаза, и тот активно ему не нравился. Эти маленькие глаза, рубашка странного канареечного цвета. Противный тип. Рассказывать ему о том, как познакомился и в каких отношениях находился с Ольгой Геннадиевной Сосновской, было тяжелее, чем проныре из бульварной газетенки. И ещё хуже становилось от сознания того, что этого собеседника нельзя в любой момент выгнать. Но Овчатов очень трогательно поведал о нежном чувстве, связывавшем его с Ольгой Геннадиевной. При этом его все время мучило опасение, что вернутся родители с Тишкой. Они понятия не имели обо всей истории с Сосновской. Верили, что денег, зарабатываемых в клинике, хватило на роскошную квартиру. Александр Данилович даже привез родителей к себе в гости, когда Сосновская отправилась в двухнедельный круиз. Родители с восторгом осматривали его новое жилище, хотя и мало что понимали в импортных обоях, дорогой плитке и натяжных потолках. Но все это великолепие внушало надежды. До того родители часто вздыхали о не сложившейся личной жизни единственного сына, но давно уже прекратили редкие осторожные разговоры на эту тему. Попросту махнули рукой. По мнению Александра Даниловича, им совсем ни к чему было знать, что личная жизнь у него все-таки была.
Следователь продолжал методично расспрашивать Овчатова.
— Когда Вы в последний раз видели Сосновскую?
— За три дня до того, как это случилось. Во вторник, нет, кажется, в понедельник, — сбившись, он занервничал ещё сильнее, заерзал на стуле, неизвестно почему злясь на следователя.
Тот заметил волнение Овчатова и подумал: «Что-то Вы путаетесь, уважаемый, все подробности уже подзабыли. А завещание отнести к нотариусу, конечно, не забыли».
— От кого Вам стало известно о её гибели?
— Когда Оля так и не приехала в тот день, когда мы договорились встретиться, я позвонил в офис её брачной конторы. Секретарша сказала мне, что случилось накануне вечером.
— Понятно. А что Вы делали накануне вечером — с 18 до 20?
Как ни готовился Овчатов к этому вопросу, он все равно вздрогнул, услышав его.
— Э… Я искал некоторые электроприборы для кухни.
— Ездили по магазинам?
— Нет, я листал каталоги. Дома. Хотел сделать Оле сюрприз.
Придумывать что-то, впутывать других людей он не решился. Сразу подумал, что это слишком опасно.
— Еще вопрос: почему Вас не было на похоронах?
Овчатов долго не отвечал, стараясь, чтобы его молчание выглядело максимально скорбным. Решив, что уже хватит, произнес: «Я не хотел видеть Оленьку мертвой. Я слишком любил её и хотел запомнить такой, какой видел в последний раз».
Следователь почему-то вздохнул и перешел на другую тему.
— Вы были знакомы с её племянником — Артемом Стрельцом?
— Лично — нет, но она часто рассказывала мне о нем.
— И какие у него были, по Вашему мнению, отношения с Сосновской?
— Да как Вам сказать… возможно, это прозвучит резко, — Овчатов задумчиво потер переносицу своего орлиного носа, — но, судя по рассказам Оли, он очень избалованный, своенравный парень, а Оля была тоже с характером. Случались столкновения. Она очень переживала, считала, что не имеет права обижаться на него: сама воспитала таким. Сама Оля не могла родить, хотя очень хотела ребенка. Вот и носилась со своим Артемкой… Но это когда он был маленьким. А дальше его запросы все время росли, он привык ни в чем не знать отказа…
— Понятно. Конфликт зашел так далеко, что Сосновская решила оставить его без всего.
— Как в старинных романах — лишить наследства.
«Большая двухкомнатная квартира в Москве тоже не каждому молодому охламону достается, между прочим», — злобно подумал Овчатов. Он имел ввиду ту квартиру, где Стрелец со своей тетей жил все эти годы. Когда за следователем закрылась дверь, доктор уж было собрался вздохнуть с облегчением, но не вышло. Что-то опять получилось не так. Или снова виновата его мнительность?
«Какой-то весь дерганный этот доктор. Может, он уже себя самого бояться начал? — думал следователь по дороге обратно в следственное управление. — Может, это он заставил дамочку написать завещание, а потом на тот свет её отправил? Вообще-то похоже».
Придя домой, Стрелец в изнеможении повалился на кровать. Его одолевали тяжкие думы. Времени до конца отсрочки оставалось всего ничего. Человека, который дал бы нужную сумму в обмен на квартиру, которая может достаться ему ещё нескоро (или не достаться вообще) он так и не нашел. Мерещились жуткие, переполненные уголовниками всех мастей камеры в СИЗО, коварные следователи, бездарные адвокаты, жестокие судьи и крах всей его, Артема Стрельца, молодой, цветущей жизни. И тут он разрыдался. Не почувствовал, как к горлу подкатывает комок, не прослезился, а именно разрыдался — в голос, со всхлипываниями и завываниями. В последний раз такое случалось с ним в самом начале учебы в институте. Тогда желчная пожилая преподша, взглянув на его работу, отчеканила: «Вы здесь получаете высшее образование и надо хоть немного уметь держать в руках карандаш».
Измученный ожиданием и страхом, он внезапно для самого себя решил воспользоваться рецептом Славика. Правда, придется отдать все, что осталось от найденной у Савинкова суммы. Стрелец проверил, помнит ли всю систему сигналов: объявлений, условных ответов по телефону, продуманный способ оплаты — и приступил к делу. Когда Славик рассказывал об этом, казалось, что запутанная система напоминает другую, из старого фильма. В этой части кинокартины рассказывалось об обмене квартиры. Не вполне легальная деятельность посредников якобы привела к образованию символов. Сколько пуговок на кофточке? А рукав длинный? Условные знаки, о которых Стрельцу рассказал Славик, были ничуть не лучше. Возня с ними длилась два дня. Но это было ещё не все. Услуга успела подорожать — Славик называл меньшую цифру. Пришлось изыскивать последние возможности. Кроме пистолета в тайнике Стрельца лежала небольшая стопка фотографий их теткиного архива. Их тоже можно было попытаться продать заинтересованным людям. Вместе со сведениями о тех, кто на них изображен.
