- «Это тебе за то, что рассказала ему! Это должна была сделать я! Я, я и только я!»

Пощёчину свою она подарила только по этой причине. Не знаю я, что не должна была мне рассказывать Онка, но она приняла это наказание с грустью лёгкой на лице, кивнув головой поникшей.

Спустя миг, сам того не заметив, увидел я иные эмоции на лице моей Матушки. С лёгкой улыбкой она приблизилась к Онка и обняла её, коснувшись подбородка её рукою аккуратной. А только подняла Онка голову свою в удивлении лёгком… Поцеловала её Матушка Мику. В губы румяные поцеловала, без стыда и без смущения. На глазах Даемонов окружающих поцеловала. Как же стыдно мне было смотреть на это. Как Матушка моя… Мика…. целуется с сестрой своей прямо на глазах моих. И поцелуям подобным не возражала Онка, лишь потягиваясь к ней, отвечая взаимностью. Стыдом раскрашено было моё лицо. Отвернулся я в отвращении лёгком, стараясь усмирить дрожь в теле своём от картины подобной. И услышал я ласковое:

- «А это за нежность к моей любимой малютке», - даже если подобные слова шли из уст Матушки моей – стыдом продолжал покрываться я. И не только от слов этих и нареканий новых окрашивался я в румяные цвета, но от воспоминаний о ночи той… в одной кровати со Старейшиной Онка. Матушка видела цвета эти, и я старался не поворачивать своего взгляда к ней, даже когда она спросила меня:

- «Что такое, мой хороший? Стесняешься нас с Онка?»

«Прости меня, Матушка, но нахожу я грех в подобных картинах.» - ответил я ей честно, не скрывая правды и не уводя эмоции свои. И обняла меня Матушка, засмеявшись кротко. Провелась ладонью нежной по волосам моим, разглядывая очами добрыми.

«Глупышка. Любовь к родным – самая чистая из всех. В этом нет ничего странного или противного, мой мальчик,» - не понимал я слов Матушки моей. В чём чистота подобных актов, если они оба вкушают часть плода запретного? К Матушке присоединилась и Онка, с улыбкой пощипывая щёки мои, а Матушка Мика, улыбку свою растягивая, вопрос задала:

- «Что может быть плохого в том, что я поцелую свою сестру, своего брата… или даже маму свою?»

В словах её смысл мелькал, но это не меняло моих взглядов на увиденную картину. Я видел двух женщин, целующихся в губы! Смело, с охотой, с жадностью! В безостановочных движениях рук по одеждам длинным! В какой мере можно показывать любовь эту… и правильно ли это? Я… затруднялся найти ответ.

«Как же я рада! Как же я рада, что ты снова с нами, сестрёнка!» - Старейшина Онка вновь выливала радость и счастье своё на наши души. В улыбке растекалась она от объятий Матушки моей. Разглядывала лицо сестры своей глазами сверкающими.

«Я тоже рада видеть тебя, сестричка. И я тут подумала… Может я могу… пообедать у тебя? Дитя моё проголодалось от вечных скитаний по Горизонту. Да и я, тоже…» - на вопрос Матушки моей Онка ответила радостными кивками, помахав рукою своей Анку, что появился из-за угла дома каменного. И его встретила Матушка с поцелуями нежными, но коротким поцелуй этот был. Возможно… Матушке не хотелось смущать меня вновь картинами подобными, или же она не слишком сильно любила Старейшину Анку.

И взяла меня за руку Матушка. Поцеловала сестру свою Онку нежно и взглянула на меня с улыбкой тёплой. А из уст её ласковых вышло: – «Пойдём, мой мальчик. Мы не будем задерживаться у них. Обещаю. Не терпится мне принять горячую ванну и поболтать с тобой за чашечкой чая».

И вновь я слышал слова незнакомые, вновь задавался вопросами новыми. К счастью… Матушка Мика с радостью ответит на все мои вопросы.

Матушка решила провести ночь в Доме Анку и Онка, и вечер в их доме начался с лестных слов и небольшого обеда. В доме уютном и тёплом сидели мы, за столом из дерева светлого. На столе этом быстро оказался и хлеб свежий, и вода чистейшая, вместе с разнообразными плодами и мясом существа неизвестного. Многие вещи на столе этом пугали меня, и я пристально наблюдал за каждым движением рук Матушки моей. Каждый неизвестный мне плод, который брала она в свои руки, брал и я, повторяя всё, что делает она.

Многие вкусы познал я, и Матушка Мика, со смехом добрым, рассказывала мне о плодах этих. Узнал я о таких плодах как Яблоко и Груша, Помидор и Огурец, Редис и Кукуруза. Узнал о существе, названным Рыбой и попробовал мясо существа этого. Так же Старейшина Онка предлагала мне… Ягоду, как она называет. Маленький плод красноватого оттенка, который назван был Клубникой. Но самым удивительным открытием для меня стал напиток душистый. Тот, что Матушка моя назвала Чаем. Травы разнообразные залила она водой кипящей в прозрачном сосуде странных форм, и вода этот цвет свой сменила спустя время. Воду эту все пили с улыбками, и я, научившись пить с осторожностью горячие воды, смог насладиться этим напитком. Чаем… из Чайника.

Разговоры Матушки Мики не доходили до меня порою. Она разговаривала с Онка и Анку на темы различные, которые никак не касались меня. Чувствовал себя я… не в своей тарелке, слушая разговоры эти. В молчании я пытался разобрать их слова и темы, наедаясь сладкими плодами. К счастью, Матушка Мика… Часто встречались наши взгляды, и всегда улыбалась она мне, порою целуя меня в лоб или сжимая руку мою в ладонях нежных. Рядом с ней я чувствовал себя нужным. Многие отличия находил я в этом времяпровождении. Находил удовлетворение. Вспоминал часы свои в Обеденной, где мне доводилось разговаривать с Братьями и Сёстрами своими. Я желал подобных обедов. Желал слышать голоса и чувствовать себя частью этих голосов…

Вскоре, спустя несколько часов, когда на столе практически ничего не осталось, начал я чувствовать неприятные ощущения в спине своей. Ощущения, словно я поймал занозу огромную, сидя на стуле крепком. Не хотел прерывать я разговоры Матушки моей, сдерживая неприятную боль в себе, но она, не знаю как, увидела боль мою.

«Что такое, мой хороший? Нездоровится?» - со словами нежными и взглядом тёплым, провела Матушка по лбу моему рукою нежною, разглядывая лицо моё. Не стал скрывать я проблемы своей от неё:

- «Спина болит… Почему-то…»

Задумалась Матушка над словами моими. Даже Онка и Анку, разглядывая глаза мои, пытались понять мою боль.

«Может он съел что-то плохое?» - на вопрос Анку Матушка моя ответила молча, помотав головой в отказ. Подсела она поближе и провела рукой нежной по спине моей, нажимая аккуратно пальцами своими и опуская руку свою к ногам моим.

Дотянулась она пальцами до больного места, заставив меня вскочить на ноги с криком громким. Боль невыносимая пронзила меня, словно сел я на огромный шип, и боль эта не прекращалась. Не испугал я Матушку криком своим, но заставил улыбнуться. Сделал её улыбку шире обычного, и это… пугало меня.

«Мой мальчик растёт прямо у меня на глазах», - произнесла Матушка с улыбкой широкой. Взяла меня на руки свои, крепко прижимая ими к себе. – «Анку, братик, ты ведь присматривал с Онка за моим домом?»

Я не знал, что происходит со мной, и почему встреча эта прервалась так скоро. Почему Матушка взяла меня на руки без предупреждения? Что это за боль, и почему она только усиливается? Все, кроме меня, знали причину моей проблемы, но не упоминали её.

«Конечно!» - ответил Анку с широкой улыбкой, раскрыв Матушке Мике двери наружу. – «Мы с Онка… не позволяли себе оставаться в нём на ночь, но мы заходили в него время от времени».

Ничего не сказала Матушка ему. Лишь попрощалась и направилась нужной дорогой, широким шагом шагая к своему дому, не выпуская меня из рук своих.

Дом моей Матушки оказался чуть больше обычного. Дом этот пуст был, но вещи в доме этом блестели от чистоты. Ни единой пылинки я не увидел. Ни на чашах, ни на стульях, ни на столах. Матушка же прошла мимо комнат неизвестных, успокаивая меня словами нежными. Положила меня на кровать и ушла в другую комнату, оставив меня одного. Смог я расслышать лишь воды всплески и напевания Матушки моей из комнаты той, но… что делает она там? Почему оставила меня одного? Не мог я пошевелить ногами своими, ибо боль моя усиливалась десятикратно от простого движения. С кровати встать я не успел, как Матушка Мика вновь появилась рядом со мной, произнеся голосом нежным: