Дон глубоко вздохнул. Пристально глядя на открытку, он вдруг почувствовал тревожное ощущение, словно вновь оказался на войне. Он поднялся на ноги.

– Подождите минутку, миссис Трегарт. Я хочу слышать вашу историю с самого начала. Но прежде мне нужно на минутку отлучиться.

Он вышел из дома в тот момент, когда Черри укладывал в машину последний багаж.

– Я еду в аэропорт, сэр, – печально сказал Черри. – Остался всего лишь час до отлета…

Мэриан вышла из кабинета и умоляюще вскинула глаза.

– Дон, пожалуйста… – начала она.

– Отнесите все эти вещи обратно, – приказал Дон Черри, махнув в сторону багажа. – Мы не едем сегодня, Мэриан. Аннулируйте наши билеты. Случилось нечто такое, в чем я должен разобраться. Закажите билеты на утро, если возможно. Надеюсь, завтра мы сможем улететь.

Он повернулся и ушел в холл.

Мэриан всплеснула руками.

– Еще один такой день… – она замолчала, поняв, что подает дурной пример Черри. – С меня довольно, – продолжала она уже значительно спокойнее. – Передайте Гарри, что мы никуда не едем.

– Да, мисс, – Черри разочарованно вздохнул.

Она вернулась в кабинет, со стуком захлопнув за собой дверь.

Черри некоторое время стоял неподвижно, уставясь на багаж. Потом воровато оглянулся и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, со злостью пнул ногой чемодан.

Дон уселся в удобное кресло и ободряюще кивнул миссис Трегарт.

– Расскажите все с самого начала, – сказал он. – Я хочу знать все о вашем муже. И не нужно беспокоиться о времени. Не спешите. Все, что я о нем знаю, это то, что он принимал участие в операциях коммандос на территории врага. Последний раз я его видел, когда он совершил прыжок из моего самолета над ночным Римом. Он должен был там организовать группу Сопротивления. Что случилось с ним после?

– Я ничего не знаю кроме того, что ему пришлось много страдать, – лицо миссис Трегарт выражало неподдельную печаль. – Он никогда не рассказывал о своих военных приключениях. После окончания войны он еще год оставался в Италии, потом вернулся домой. Его отец владел небольшой стекольной фабрикой, и Джон вступил в дело. Затем, после смерти отца, фабрика перешла к нему. Три месяца в году он проводил в поездках по континенту. Осматривал тамошние стекольные фабрики, знакомился с постановкой дела. Он путешествовал всегда один, хотя я часто просила взять меня с собой. Первого августа он прибыл в Вену, это было пять недель назад. Я получила письмо 6 августа. В нем он сообщал, что добрался благополучно и остановился в знакомом отеле. Больше от него не было никаких известий.

– В письме не намекалось, что у него возникли какие-нибудь неприятности?

Она покачала головой.

– Нет. Это было обычное письмо. Он казался счастливым и радовался предстоящей работе. Он намеревался пробыть в Вене около месяца, а уж потом отправиться в Париж. Когда по истечении нескольких недель от него не пришло ни одного письма, я была удивлена, но не очень тревожилась. Я понимала, как много ему приходится работать. Мое второе письмо в Вену возвратилось с пометкой: «Адресат выбыл. Местопребывание в настоящий момент не известно». После этого я забеспокоилась и написала письмо в Париж, в ту гостиницу, где он обычно останавливался, но письмо вернулось с аналогичной пометкой. Я позвонила в парижский отель, и мне сообщили, что Джон не приезжал и его не ожидают. Вот тогда я по-настоящему забеспокоилась и решила лететь в Вену и узнать что-нибудь там. Так как я долгое время не была за границей, мне необходимо было продлить паспорт. Мне его до сих пор не вернули, только сообщили, что он пропал. Все были корректны со мной, но твердо говорили «нет». Я думаю, это не случайно. Я не знаю, что и делать. Ведь мы, Джон и я, очень любим друга друга. Он писал мне всегда, где бы ни находился. Вот потому-то я и подумала, что что-то случилось. Тогда я обратилась в полицию.

– В районное отделение или в Скотланд-Ярд?

– В районное. Джон является членом крикетного клуба Хэмпден. Инспектор тоже играет там. Они с Джоном были друзьями. Я с ним знакома. Он обещал, что во всем разберется.

Зажав в руках платочек, чтобы скрыть охватившую ее нервную дрожь, миссис Трегарт продолжала:

– Он был сама любезность. Уходя от него, я почувствовала некоторое облегчение, так как надеялась, что он что-нибудь сделает. Увы, мои ожидания были напрасны. Два дня от него не было никаких известий, и я вновь пошла в комиссариат. Дежурный сержант сообщил, что инспектора нет. Я тут же почувствовала, что отношение ко мне кардинально изменилось. На этот раз они обращались со мной как с совершенно незнакомым человеком. Сержант оказался настоящим грубияном и довольно резко заявил, что никакой информацией он не располагает, но если что-то прояснится, они меня обязательно вызовут.

Дон погасил сигарету и потер подбородок.

– Когда это было?

– Четыре дня назад. На следующее утро я позвонила инспектору. Однако он не захотел со мной разговаривать. Сержант сказал, чтобы я не отвлекала его от работы, пока нет никаких новостей. Это было ужасно!

Закусив губу, она отвернулась. Через мгновение, немного успокоившись, продолжала неуверенным тоном:

– Я поняла, что они не собираются проводить какое-либо расследование. Мне ничего не оставалось, как пойти в Скотланд-Ярд.

– Нет ли у вас там кого-либо из знакомых или друзей, кто бы мог помочь вам в этом деле? – спросил Дон сочувственно.

– Я, разумеется, могла обратиться к друзьям, – миссис Трегарт сокрушенно покачала головой. – Однако я думала, что это мое личное дело и ни к чему впутывать сюда кого-нибудь еще. Я попала на прием к представителю Специального отдела. Он сдержанно, но очень вежливо выслушал меня и сказал, что детали дела ему в основном известны и расследование уже начато. Но это была вежливость врага. Это проскальзывало не в манере разговаривать, а в том, как он смотрел на меня. Я попыталась выяснить, были ли у Джона неприятности с властями, но между нами как будто выросла стена. Он ответил, что ничего не может мне сказать, но когда детали дела немного прояснятся, то постарается дать ответ. И я поняла, что и здесь мне ничем не помогут. Я чуть не сошла с ума. Тогда я пошла в Министерство иностранных дел. Вначале там меня даже не стали слушать, но потом все же принял какой-то секретарь, но разговаривал очень уклончиво. Он заявил, что дела о пропаже людей относятся к компетенции полиции и министерство ничего сделать не может. Я была в отчаянии и, уже не владея собой, закатила истерику. Я пригрозила, что если ничего не добьюсь, то пойду в «Дейли Газетт» и расскажу всю эту историю репортерам.

– Правильно, – сказал Дон, пораженный мужеством молодой женщины. – И как на это отреагировал секретарь?

– Это подействовало как взрыв бомбы. Секретарь тут же ушел, попросив подождать, и после продолжительного отсутствия вернулся и проводил меня в отдел сэра Роберта Грэхема. Я разговаривала с его личным секретарем. Он был со мной грубо откровенным и сказал, что ни в коем случае нельзя впутывать в это дело газетчиков, но если я все же сделаю это, то как бы впоследствии не пришлось пожалеть. Он мне почти угрожал. Сказал, что, если в прессе появится какая-либо информация о Джоне, это повредит лишь ему самому. Закончил он свой монолог тем, что посоветовал вернуться домой и ждать. Дескать, я должна набраться терпения. Я была так испугана его намеками, что решила оставить попытки разузнать что-либо о муже. Часами я бесцельно бродила по улицам, спрашивая себя, что же мне делать. И вдруг, совершенно случайно, я обнаружила, что за мной следят. Я не заметила конкретного человека, лишь инстинктивно почувствовала это. Я села в такси на Кенсингтон-авеню, и большая черная машина тотчас же устремилась следом. Я записала ее номер, – она открыла сумочку и передала Дону клочок бумаги. – Вот номер. Не могли бы вы узнать, кому принадлежит эта машина?

– Думаю, это не составит особых трудностей, – Дон спрятал бумажку в карман. – И что же было потом?