Фэт призналась, что три раза в неделю работает в вечернюю смену в «Wollies» — собирает полки. Хайнц молчал, он не был смущен. Какой нормальный отец позволит молодой женщине, матери маленького ребенка, выходить на работу в вечернюю смену? Но разве у Фэт был выбор? У Хайнца были деньги на машину. Каждый раз, когда я приезжал к ним, в холодильнике не было молока, зато было пиво. И я уже не надеялся на то, что после появления ребенка что-то изменится к лучшему.
Женщина постарше спросила:
— Во сколько вы вернулись вчера домой?
Фэт призналась:
— Я закончила работу около полуночи.
— Сэт уже спал?
— Пол пытался уложить его, но у него не получалось. Он положил малыша в кроватку, но тот продолжал плакать.
— Бедная девочка! Как же вы уставали: после вечерней смены заниматься ребенком.
— Пол сказал, что Сэт плакал всю ночь.
Молодая женщина спросила, часто ли плакал малыш. И прежде чем Фэт успела ответить, Хайнц вскочил и со злостью бросил:
— Он постоянно кричал!
Женщина постарше сразу все поняла и, неискренне улыбаясь, уточнила:
— Тяжело это вынести, не так ли? Когда ребенка нельзя успокоить?
Все так же улыбаясь, она смотрела на Фэт и на Хайнца, и я подумал: «Что происходит? К чему она клонит?» В это время молодая женщина произнесла:
— Какое разочарование! Некоторых малышей невозможно успокоить!
И тупоголовый Хайнц, соглашаясь с ней, произнес:
— Да, этот малыш просто невыносим.
Фэт сказала:
— Я пыталась успокоить и напоить его. Пол давал ему бутылочку с водой, но ничего не помогало.
И вновь женщина постарше вскочила и продолжила:
— Это должно было разочаровать вас! Правда?
Ее голос зазвенел, как будто она поняла, почувствовала, в каком сложном положении оказались Фэт и Хайнц, пытаясь успокоить ребенка. И нет ничего страшного в том, что они не справились с этим. Хайнца вдохновили ее слова, и он ответил:
— Доктор сказал, что у малыша колики.
Фэт поправила:
— Не колики, а приливы.
— Нет, колики.
Фэт промолчала.
Женщина продолжала:
— Колики или приливы, какая разница, — ребенка трудно успокоить. Сэт не спал всю ночь? Кто-нибудь из вас спал?
Фэт объяснила, что она всю ночь пыталась успокоить малыша, укладывала его в коляску, укачивала на руках. А утром, когда она подошла к Сэту, он был неподвижен.
Женщина, сующая нос в чужие дела, покачала головой и спросила:
— Он был неподвижен? Его рвало?
Фэт подтвердила:
— Вся коляска и он сам были в блевотине.
Фэт поменяла памперс и распашонку.
Хайнц добавил:
— Запах был жуткий.
Женщина постарше воскликнула:
— Какой ужас! И вам пришлось убирать все это!
Фэт согласилась: она очень устала. Молодая женщина подхватила:
— Конечно, вы устали! Вы не могли не устать! — И обратилась к Хайнцу: — А как же вы, молодой отец? Вы, наверное, очень переживали, не зная, как помочь малышу?
Хайнц засопел и произнес:
— Не важно. Что бы я ни делал, этот ребенок не проявил уважения ко мне.
Воцарилось молчание; оно длилось недолго, но я почувствовал, как изменилась атмосфера. Молодая женщина сказала:
— Вы знаете, иногда родители пытаются сделать все как можно лучше для новорожденного ребенка, но это так трудно. И кажется, что ты не можешь ему помочь. Ребенок все время кричит, кричит…
Я снова подумал: к чему она клонит? Конечно, я знал, чем все закончится. Они уже готовы были назвать виновного. Я ожидал этого, но не думал, что и Фэт обо всем догадывается.
Женщина постарше сказала:
— Иногда, когда укачиваешь ребенка, можно потерять терпение и уронить его, если он неспокоен, кричит, плачет. Вы роняли ребенка?
Фэт отрицательно покачала головой. Женщина продолжала:
— Итак, он не падал. Сэт не скатился со стола, когда вы меняли ему памперс? Он не падал?
Фэт вновь отрицательно покачала головой.
Наступило молчание, и молодая женщина, которая отвечала за бумаги, достала из портфеля лист и совершенно другим голосом сказала:
— Мисс Атлей и мистер Хайнц, я вынуждена проинформировать вас, что сегодня днем мы обращаемся в суд и подаем прошение о защите и безопасности ребенка. Вы понимаете, что это означает?
Моя бедная Фэт тихо прошептала:
— Что?
Женщина продолжала:
— Мисс Атлей, у вашего сына, Сэта Атлея-Хайнца, тяжелая травма, и мы убеждены, что она получена не случайно. Вы не смогли нам толком объяснить, как он был травмирован. Поэтому мы не сможем отдать вам Сэта. Я буду настаивать на переводе вашего сына в больницу и на государственной опеке. А также на проведении тщательного расследования.
До этого момента я старался сохранять спокойствие, но сейчас не выдержал и спросил:
— Что вы собираетесь делать? Это же нелепость.
Хайнц поднялся со стула, достал мобильный телефон и спросил:
— Что вы собираетесь делать?
Женщина постарше произнесла:
— Пожалуйста, сядьте, мистер Хайнц.
Хайнц ответил:
— Я не собираюсь садиться.
Женщина постарше предупредила его:
— Говорите тише.
— Я сейчас буду говорить так громко, что снесет крышу.
Ситуация стала взрывоопасной. Молодая женщина нажала на кнопку под столом, дверь открылась, и вошел охранник. Это был не настоящий охранник, но переносная рация и фонарь на ремне придавали этому человеку строгость и внушительность. Он приказал нам троим выйти.
Хайнц прошел через оббитые резиной двери в комнату ожидания, затем направился к парковке и закурил. Я остался в приемном покое, решив подождать Фэт, но она не выходила. Я ходил кругами, не в состоянии думать о случившемся. Что же случилось с мальчиком? В комнате сидели пациенты с перевязанными руками и головами. Медсестра за стойкой администратора сделала мне замечание:
— Сэр, это больница. Вы должны успокоиться.
Тогда я вышел на улицу и закурил возле парковки.
Фэт нашла нас — меня и Хайнца. Мы стояли спиной друг к другу, готовые взорваться в любую минуту.
Я без конца повторял, что убью его, если он дотронулся до малыша, потому что я с первого дня знал: если что-нибудь случится с Сэтом, Фэт не сможет ему помочь. Она была беспомощна. И все из-за этого негодяя, с которым она связала свою жизнь.
Когда Фэт вышла из больницы, мы оба бросились к ней. Она вытянула руку вперед, останавливая нас, и сказала:
— Я хочу домой.
Хайнц подошел к ней, обнял за плечи и повел к машине. Я возмутился:
— Фэт, подожди, что происходит?!
Она обернулась и вытащила из кармана несколько бумаг — желтую, зеленую, розовую, — это были дубликаты документов, подписанных ею. Она швырнула мне бумаги, вернулась к Хайнцу, и они пошли к своей машине, оставив меня, застывшего, как соляной столб, при виде их, выезжающих с территории больницы и направляющихся к дому Хайнца. И только когда они уехали, я смог взглянуть на документы, которые Фэт бросила мне.
Когда я их прочел, то подумал, что меня вырвет прямо на площадке перед больницей. Это было разрешение на перевод Сэта в государственную больницу. Везде стояла роспись Фэт, что означало: ее все же убедили это сделать.
Я разозлился. Я понимал, что у Фэт больше нет ребенка, но осознавала ли дочь, что означает подписание этих бумаг? Она запуталась в тайнописи документов, она была в шоке. Фэт была матерью ребенка, которого отвезли в клинику «Jonh Hunter». Я подумал, что это грубейшее нарушение закона, и вернулся в больницу, держа бумаги в руках.
— Я хочу увидеть социального работника, который вручил эти документы моей дочери.
Девушка за стойкой была взволнована, наверное, я заставил ее нервничать, или она уже видела подобное и знала, что ничем хорошим это не заканчивается. У меня возникло чувство вины. Она не имела к этому никакого отношения, и я не хотел пугать ее. Я только хотел выяснить, что происходит, поэтому более мягким тоном спросил:
— Где эти дамы, которые дали документы моей дочери?