Если операция действительно была проведена, я потребую деньги назад — из-за плохой работы хирурга: «пивной» живот, лысая голова, маленький рост и большая светлая борода. Иногда я пытаюсь объяснить путаницу с именами самому себе. Меня всегда путали с Нэдом Келли — легендарным австралийским грабителем конца XIX века. Наверное, из-за бороды. Правда, я чуть меньше ростом и борода у меня аккуратнее, а в целом похож. Моей младшей дочери, когда она была маленькой, я напоминал садового гнома. Ей казалось, что гномики натянули рыбачью леску в пруду бабушкиного сада. И мои заверения, что это сделал Грампи из сказки «Семь гномов», не убеждали ее. Она еще долго сравнивала меня с ним, и, наверное, не без основания. Не могу сказать, что я сердитый и раздраженный, как Грампи. Просто трудно оставаться спокойным, пережив столько событий.

Так или иначе, меня зовут Мэд, фамилия моя Атлей. Я родился в 1950 году и был четвертым ребенком в семье. Сейчас 2009 год, и мне пятьдесят девять лет.

Может, это не очень важно для дела, но я хотел бы рассказать о своих родителях. Мой отец, Джек Атлей, во время Второй мировой войны был поваром в армии. Как и у многих парней в то время, у него была невеста, с которой он обручился до службы. Ее звали Кэтрин Мэри Маккарти. Она была родом из маленького городка Форстер, штат Новый Южный Уэльс. Поженились они в 1946 году.

Дом, в котором я вырос, до сих пор цел. Он обшит досками, и в нем две спальни. Со временем отец оборудовал внутри туалетную комнату. Мне наш дом казался просторным и удобным.

Иногда люди встречают меня и спрашивают: «Вы из Форстера? Я знаю этот район». Но они знают современный Форстер. «McDonald's» на автостраде, супермаркеты «Coles» и «Kmart» в пригороде, караван-парк «Pirate's cove» и квартал «Moby's Retreat», где все старые дома снесли бульдозером, прежде чем построить новые многоквартирные здания. Большинство людей не знают моего Форстера — маленького рыбацкого городка, окруженного фермерскими полями.

В городе было три школы: государственная, католическая и англиканская. Мама была католичкой. Нас отправили учиться в школу Св. Чарльза, а сестер — в школу Св. Клэр.

Из девятерых детей у мамы осталось семеро. Грег, близнец Дэрила, умер, когда ему было пять лет. Никто так и не смог объяснить, что случилось. Мы знали, что у него бывают судороги. Сегодня это называют эпилепсией. Грега похоронили на кладбище в Танкури. Мне стыдно, но я почти не помню его. Осталась его фотография. Он был похож на Дэрила, только на голову выше. Высокий рост ему, к сожалению, не пригодился.

Моя сестра Триш тоже умерла. У нее был рак, который обнаружили еще до свадьбы. Она боролась. У нее осталось двое детей. Триш умерла в сорок семь лет. Это произошло несколько лет назад. Ее кремировали. Я пытался утешить ее детей, как мог.

После школы девочки устроились в машинописное бюро. Дэрил, Лин и я пошли работать на стройку учениками к рабочим, знакомым отца. Это было в конце шестидесятых годов. Один из городских офисов, красивое здание оранжевого цвета в венецианском стиле, построили мы.

Отца уже нет с нами. Как и Триш, он умер от рака. Когда я видел его в последний раз в больничной палате, он лежал с трубкой в горле. Отец попросил лист бумаги и написал нам: «Это все из-за курения».

Мама еще жива. Ей восемьдесят семь лет, она практически ничего не слышит и никого не узнает, путает детей и внуков.

Несколько лет назад ночью она упала, и Эдна нашла ее утром лежащей на полу. «Не беспокойся обо мне! — повторяла мама Эдне, когда та пыталась ее поднять. — Я прекрасно себя чувствую, полежала немного, поспала. Не надо волноваться».

Я не думаю, что мама хотела оказаться в доме для престарелых. Думаю, что не хотела. Но когда Эдна определила ее в пансионат, объяснив, что так будет удобно и спокойно всем, мама согласилась.

Она уже несколько лет в пансионате. Место неплохое, там есть несколько попугаев и искусственных каминов. Днем медсестры перевозят пациентов в каталках в большой зал, где они могут посмотреть телевизор.

Я стараюсь ограждать маму от всего, что происходит в моей семье, и никогда не беру ее с собой на похороны.

Давайте вернемся к Форстеру. Я окончил школу в пятнадцать лет, Келли тоже. Мы стали работать, однако в 1969 году Келли попал во Вьетнам.

Я был немного удивлен. Какие у таких парней, как мы, могут быть шансы? Провинциальный молодой человек, он получил повестку об отправке на военную базу в Пакапунуале, штат Виктория, чтобы пройти подготовку.

Конечно, Келли никогда не выступал на антивоенных митингах, как правило, они проходили в больших городах. Шесть недель он провел на базе, никому не жалуясь. Когда мой брат вернулся домой в военной форме, то выглядел как настоящий мужчина.

За месяц до отправки во Вьетнам мы пошли с ним на танцы в танцевальный зал Танкури, который я считал немного старомодным даже тогда. Я имею в виду, что это было уже после «Битлз». Именно тогда Келли и познакомился с Пэт. Глупо, конечно, но до сих пор, закрыв глаза, я вижу, как она выглядела в тот вечер. На ней было платье… чуть выше колена и белые ботинки. Она вышла из зала и села в машину Келли, чтобы покурить, и потом махала кому-то оттуда рукой.

Келли попросил ее номер телефона, но Пэт жила в женском общежитии, им не разрешалось разговаривать с мужчинами по телефону. Келли мог приехать в воскресенье и пригласить ее на чай.

Он так и сделал. Приехал и пригласил Пэт на чай.

На следующий день Келли рассказал мне, что Пэт выпрыгнула к нему через окно. Так они встречались два вечера.

Ваша честь, я не знаю, что происходило между Келли и Пэт. Я не спрашивал. В любом случае Келли уехал во Вьетнам, Пэт ему писала. Некоторое время письма от него приходили, потом перестали.

Эдна успокаивала Пэт, говорила, что письма задерживают в Сайгоне. Тогда мы многого не знали о Вьетнаме. Мне Келли продолжал писать. Однажды он прислал почтовую открытку, в которой была всего одна строчка: «Все они одинаковы».

Мама достала открытку из почтового ящика, прочитала и положила на камин, не осознав смысла написанного. Как поступают с открытками, полученными издалека? Я взял открытку с камина, отнес ее в свою комнату и сунул в книжку, лежавшую на письменном столе.

На следующий день Пэт пришла навестить Эдну. Мама подошла к камину и спросила: «Где открытка от Келли?» И Пэт удивилась:

— Келли прислал открытку?

— Да, она пришла вчера. Что ты сделал с открыткой, Мэд?

Я всегда старался говорить родителям правду, но тогда мне захотелось спрятать ее, сказать, что я потерял открытку и не знаю, где она.

Однако я молча пошел в свою комнату и принес открытку матери. Она передала открытку Пэт со словами:

— Я не поняла, о чем он пишет.

Пэт открыла конверт и прочитала.

— Что это значит, Мэд? Все они одинаковы?

— Не беспокойся, Пэт.

— Ты знаешь, что это значит, Мэд, не так ли?

Пэт повторяла одну и ту же фразу. И тогда я, пытаясь ее успокоить, сказал:

— Он имеет в виду вьетнамских девушек. Это они все одинаковы.

Она не понимала меня, не слышала.

— Когда Келли был в Пакапунуале, парни говорили о вьетнамских девушках, можно ли отличить одну от другой.

Я никогда не забуду, как Пэт смотрела на меня, широко открыв глаза.

— Келли уверял меня, что он знает, как их различить. А в открытке он пишет, что все они одинаковы.

Сейчас, вспоминая тот день, я удивляюсь, что мог произносить эти слова, стараясь убедить Пэт.

Она ушла до того, как Эдна вернулась с подносом в комнату.

— Что ты ей сказал, Мэд?

Я ничего не ответил Эдне и думал, что было неправильно рассказать обо всем Пэт. Спустя годы я понял, что люди не совершают поступки неосознанно. Мы знаем, что делаем, признаемся мы себе в этом или нет.

Спустя некоторое время я встретил Пэт. Она сделала вид, что не заметила меня, однако потом подошла и сказала:

— Пойдем покурим.