— Ты был у Пола? Ты пытаешься разрушить мою жизнь? Ты не можешь запретить мне встречаться с ним.

— Фэт, тебе всего пятнадцать, он слишком взрослый для тебя.

— Ты ничего не знаешь, папа! Мы любим друг друга!

Я подумал: «О Боже, помоги мне! Она любит? Кого? Пола Хайнца?»

— Успокойся, Фэт.

Она ушла в свою комнату. Через несколько дней я позвонил Эдне и спросил:

— Что ты думаешь об этом?

Ее совет рассердил меня.

— Ну что ж, пусть принимает противозачаточные таблетки.

— Ты считаешь, что я одобряю эти отношения?

— Не дави на меня, Мэд. Фэт пятнадцать, и она все равно будет кого-то искать. Ты понимаешь, что может случиться?

— Ты хочешь, чтобы я разрешил дочери ходить, где ей вздумается, принимать противозачаточные таблетки и развлекаться с молодым человеком, которому двадцать пять лет?

— Мэд, но она может уйти и делать все, что захочет.

Я понимал, что сестра права. Фэт продолжала встречаться с Хайнцем, и мои уговоры, запреты и замки на дверях не могли остановить ее. Хайнц вел себя довольно нагло. Он стал приезжать к нашему дому и вызывать Фэт, которая пулей вылетала из входной двери и садилась на переднее сиденье автомобиля. Они выезжали из ворот, а я сидел в кресле перед телевизором, зеленый от злости, стараясь не думать о том, чем они сейчас занимаются.

Так продолжалось до тех пор, пока Фэт не исполнилось шестнадцать. Хайнц был уверен, что теперь его не накажут за совращение малолетних. Он приехал на своей развалюхе, забрал белый туалетный столик с зеркалами, который я купил Фэт на ее тринадцатый день рождения, сложил ее коллекцию мягких игрушек в корзины для мусора и положил все в багажник. Пока Фэт собирала вещи, висевшие на вешалке, связывала их и укладывала в коробку, Хайнц сидел за рулем и курил.

Фэт обняла меня и поцеловала, затем села в машину. Все были взволнованны. Фэт махала мне рукой, глядя на меня через стекло, пока Хайнц заводил двигатель. Затем он дал газ, и машина уехала.

Я знаю, что некоторые родители, когда их дочери уезжают с парнями, которые им не нравятся, разрывают отношения навсегда, потому что не хотят видеть этого человека у себя дома. Общение превращается в сущий ад, и потом это невозможно исправить. Я не хотел делать этого — рвать отношения с Фэт. Конечно, мне не могло нравиться, что она живет с Хайнцем, к тому же ей было всего шестнадцать, это всегда вызывало у меня неприятный привкус во рту.

Но мы с Фэт общались по телефону, и изредка я приезжал к ним домой посмотреть, как она живет. Встречаться с Полом не доставляло мне радости. Они жили в амбаре. Я не видел его братьев: может быть, они уехали или поселились в соседних мастерских, трудно сказать. Фэт всегда открывала мне дверь, и я входил в комнату. Хайнц сидел на стуле, положив ноги на стол, на котором стоял телевизор. Я говорил: «Пол» — он отвечал мне: «Мэд». Это всегда раздражало меня: я не давал ему разрешения называть меня по имени. Наша беседа продолжалась.

— Как дела?

— «Roosters» опять проиграли.

— Как дела с работой?

— Меня уволили.

— Оставь его в покое, папа.

Хайнц вставал, надевал мокасины и шел в кухню за пивом, возвращался, садился на стул и начинал потягивать напиток, вытирая пену со рта. Он никогда не предлагал мне выпить пива, хотя знал, что в тени — сорок градусов жары.

Однажды я сказал своей сестре Эдне, что в жизни не встречал такого грубого человека, что считаю его ошибкой природы. Знаю: сестра думала, что я возмущен оттого, что Фэт выросла и ушла с парнем, а я недоволен тем, что она ушла. Но я сердился не потому, что Фэт ушла с парнем, а потому, что она выбрала худшего из них. Эдна успокаивала меня, призывала смириться, ведь иначе я мог потерять Фэт навсегда. И я прилагал усилия, чтобы привыкнуть к этому. Я старался приходить к Фэт, когда Хайнца не было дома. Но предугадать это было сложно, потому что он ничего не делал. Я приходил к ним, выносил мусор, ремонтировал забор, помогал по дому, потому что Хайнц этим не занимался.

В 2000 году Фэт исполнилось восемнадцать, и я привез ей некоторые вещи Пэт, которые та оставила перед отъездом: коробочку для драгоценностей с кое-какими украшениями. Фэт была очень довольна. Она начала работать — продавать продукцию «Avon». По настоянию Хайнца Фэт бросила школу. Он заявил, что она не должна ходить в школу, потому что там много мальчиков. Теперь она его жена. Сдерживая себя, я спросил: «Если ты теперь его жена, то почему он не сделал предложения и не надел тебе кольцо на палец?» Но, честно говоря, меня устраивало то, что они не расписаны. Это означало, что моя девочка не так прочно связана с Полом Хайнцем.

Иногда Фэт говорила, что было бы неплохо вернуться в школу, но реальность была такова, что деньги зарабатывала она — и Фэт продолжала продавать «Avon». Она показывала мне сумку, в которой лежали губная помада, духи, мыло и разные мелочи. Я слышал от одной женщины в городе, что Фэт — хороший продавец. Она всегда соглашалась выпить чашку чая с пожилыми дамами, которых редко кто навещал. Была добра и надежна. Фэт не оставляла у себя деньги, которые ей давали. Я имею в виду, что она не воровала. Она привозила все, что заказывали, проверяла счета и сдачу.

Я гордился ею, зная, что считать деньги и вести записи всегда было сложно для Фэт.

Спустя некоторое время Фэт бросила работу в «Avon» и перешла в новую компанию — «Nutrimetics», которая похожа на «Avon», но натуральная продукция этой компании не тестировалась на животных, что интересовало клиентов. Как-то при тестировании косметика попала в глаза кролику, и животное пострадало. Но Фэт беспокоило другое: продукция «Nutrimetics» не продавалась клиентам, как «Avon». Эту косметику можно было реализовывать только на презентациях. Фэт должна была ходить на презентации и показывать дамам, как пользоваться косметикой. На эти вечера она отправлялась с Хайнцем. Это не могло продолжаться долго. Он не хотел, чтобы она бывала на презентациях, встречалась с клиентами, не разрешал ей летать на самолетах. У него были свои правила — и это раздражало меня больше всего. Хайнц не работал, не приносил в дом деньги — и устанавливал правила. Когда я сказал об этом Фэт, она посмотрела на меня и сказала: «Отец, не стоит спорить с ним». И я понял, во что Хайнц превратит ее жизнь, если она попытается возразить ему.

Когда Фэт бросила работу в «Nutrimetics», она рассказала мне, что собирается организовать пони-шоу. Пони-шоу! Я спросил ее, что она знает о пони. Я помнил, что, когда Фэт было десять, у нее на стене висела картинка с нарисованным пони. Пожалуй, это все, что она знала о пони. Но моя дочь произнесла: «Пол этим заинтересовался». Это означало, что он постарается найти или украсть тележку, чтобы можно было запрягать в нее пони. На деньги Фэт, заработанные в «Nutrimetics», Хайнц купил двух пони (каждый девяносто сантиметров высотой) и предложил Фэт приводить лошадок на школьные праздники и катать маленьких детей по кругу. Я спросил: «Кто будет кормить пони? Кто будет подвозить тележку?» Мне не пришлось долго ждать ответа, потому что он был известен заранее: все это буду делать я. Хайнц не мог поднять свою задницу в субботу утром, если накануне вечером напился, а пил он постоянно. Но я старался не обращать на это внимания. Я любил проводить время с Фэт, и мне нравилось смотреть, как маленькие дети катались на пони. Очень скоро мы стали работать по графику: в пять часов утра я подъезжал к дому, помогал Фэт погрузить все необходимое, затем мы ехали к месту, где должен был состояться праздник, и проводили весь день вместе — Фэт и я. Если бы кто-нибудь спросил меня об этом, я бы ответил, что это было лучшее время в моей жизни. Конечно, оно тоже было испорчено, и виной тому был Хайнц. Он всегда все портил. Однажды Фэт позвонила мне и попросила прийти в суд.

Я переспросил:

— В суд?

Никогда никого из семьи Атлей, насколько мне известно, не вызывали в суд. У нас не такая семья.