– Третьего сентября шоссе принадлежало немцам к большому облегчению всех боевых и тыловых штабов группы армий, - вспоминает генерал Шаль де Больё, начальник штаба танковой группы Гёпнера. Понять, почему они вздохнули с облегчением, нетрудно. Наконец-то в руках немцев оказался жизненно важный путь для последнего наступления на Ленинград.
Но что же происходило тем временем в полосе действий 41-го танкового корпуса Рейнгардта? Где находились передовые позиции 4-й танковой группы, изготовившейся к финальному удару на Ленинград с запада, где на ее пути к одной из главнейших целей кампании не ждали сколь-либо заметные силы противника? В этом вопросе содержится подлинная трагедия битвы за Ленинград - трагедии ошибок, повлекших за собой фатальные последствия для всего хода войны.
После того как в середине августа из-за кризиса в районе Старой Руссы 56-й танковый корпус генерала фон Манштейна вывели из состава 4-й танковой группы, генерал-полковнику Гёпнеру вновь пришлось тормозить успешно развивавшееся наступление на Ленинград. Фланги растягивались. Особенно в прикрытии от нападения вражеских дивизий, потоком откатывавшихся из Эстонии через Нарву и Кингисепп, нуждался северный фланг 4-й танковой группы. На первых порах 1-я пехотная дивизия из Восточной Пруссии задействовалась для обеспечения безопасности на большом открытом участке левого фланга группы, тогда как 58-я пехотная дивизия, следовавшая позади нее, развернулась к северу и наступала вдоль железнодорожной линии Кингисепп-Нарва. Но прошло немного времени, прежде чем генералу Рейнгардту пришлось использовать для прикрытия флангов едва ли не все свои моторизованные части и подразделения.
Усиленная 6-я стрелковая бригада генерала Рауса, а впоследствии 36-я моторизованная дивизия генерал-лейтенанта Оттенбахера прикрывали наступление слева. 8-я танковая дивизия, действовавшая на другом фланге корпуса, постепенно разворачивалась на юго-восток и в итоге повернула прямо на юг для последней атаки на Лугу. Таким образом, для штурма Ленинграда с запада оставались только усиленная 1-я танковая дивизия и боевая группа Колля (усиленный 11-й танковый полк 6-й танковой дивизии). Пытаться овладеть городом с многомиллионным населением столь незначительными силами было бы чистой воды авантюрой, особенно учитывая, что ударные войска 1-й танковой дивизии 16 августа располагали, если не считать двух недоукомплектованных батальонов пехоты на бронетранспортерах, 18 единицами Т-II1, 20 единицами Т-III и шестью Т-IV. В таких условиях никакой боевой дух - на каком бы высоком уровне он ни находился - не мог поправить положения. Как не могли изменить ситуации эскадрильи ближнего действия из состава 8-го воздушного корпуса. Конечно, генерал-полковник Гёпнер воспользовался тем фактом, что между ним и городом не осталось сколь-либо значительных войск противника, и осторожно продвигался к нему километров по десять в день. Так 21 августа авангарды 4-й танковой группы вышли в районы к северо-западу и юго-западу от Красногвардейска - в 40 километрах от Ленинграда.
В сложившейся обстановке для групп армий "Север" существовало только одно решение - решение, принятия которого Гёпнер добивался от генерал-фельдмаршала риттера фон Лееба с 15 августа: нужно наконец перебросить 18-ю армию генерал-полковника Кюхлера из Эстонии на Лужский фронт, чтобы, по меньшей мере, обеспечить за счет нее прикрытие северного фланга танковой группы, высвободив таким образом ее подвижные соединения для решающего удара по Ленинграду.
Командующий группой армий "Север" не мог долго оставаться глухим к разумной просьбе. Но вместо того, чтобы поставить 18-й армии четкую и недвусмысленную задачу, генерал-фельдмаршал риттер фон Лееб 17 августа дал ей двойное задание. Армии предстояло уничтожить на балтийском побережье советскую 8-ю армию, затем отойти из Эстонии через Нарву - иными словами, ликвидировать угрозу танковым дивизиям Рейнгардта у Красногвардейска. В то же самое время Кюхлеру предписывалось захватить береговые укрепления вдоль южного побережья Финского залива, где продолжали окапываться советские войска. Приказ совершенно определенно влек за собой катастрофические последствия. Хотя в результате 18-я армия получила шанс записать себе в актив блестящую победу, победа эта - с точки зрения выполнения основополагающей задачи совершенно не нужная - стоила потери большого количества очень ценного времени. Русские укрепленные районы с обеих сторон от Нарвы можно было бы блокировать и уморить голодом. Совершенно незачем тратить время и боевые части на сражение с крупными силами противника на второстепенном участке фронта в тот момент, когда ударные силы группы армий на подступах к Ленинграду отчаянно нуждались в каждом батальоне, который только могли получить.
18-й армии понадобилось полных одиннадцать дней на то, чтобы добраться от Нарвы до Ополья - пройти расстояние в 40 километров по прямой. Во время проработки сражения за Ленинград, начальник штаба 4-й танковой группы справедливо заметил: "И это в то время, когда перед Ленинградом нам требовались все силы, каждый солдат!"
Если бы части и соединения 18-й армии прибыли для поддержки 4-й танковой группы вовремя и в полном объеме, у генерал-полковника Гёпнера появился бы шанс овладеть Ленинградом, нанеся стремительный удар подвижными силами, уже во второй половине августа. Гёпнер, старый кавалерист и один из самых опытных танковых командиров в Вермахте, задумывал одну из таких операций, которые приносили огромный успех его 16-му танковому корпусу в Польше и во Франции, равно как позволили в России быстро продвинуться по трудной местности к самым воротам Ленинграда. Но почему же был упущен такой шанс?
Генерал Шаль де Больё считает - и автор настоящей работы с ним согласен, - что генерал-фельдмаршал риттер фон Лееб заботился о том, чтобы дать пехотным дивизиям своего близкого друга, командующего 18-й армией, возможность заметного участия во взятии Ленинграда. По-человечески такой шаг понятен, однако он имел самые плачевные последствия. Каждый день проволочки, который выпадал Сталину на севере, использовался им для усиления обороны Ленинграда за счет резервов, которые в спешном порядке наскребались в огромном тылу, и для перегруппировки в районе Ораниенбаума войск, отступивших из Прибалтики за реку Лугу; таким образом, создавалась угроза северному флангу немцев. Каждый день простоя ударных частей немцев к северо-западу от Красногвардейска делал Сталина на подступах к Ленинграду сильнее. Продолжение упорного сопротивления в Луге связывало немецкие танковые соединения, с каждым днем сводя на нет преимущество, достигнутое Гёпнером вследствие стремительного перехода Даугавы, прорыва линии Сталина и дальнейшего броска с плацдармов на реке Луга. Шансы на овладение стремительным ударом вторым по величине городом Советского Союза, а с моральной точки зрения наиболее важным советским городом, величайшей северной столицей России, таяли.
Наконец в начале сентября пришло решение о финальном штурме "города белых ночей" на Неве - наступил момент, которого дивизии Гёпнера и передовые полки пехотного корпуса 18-й армии так долго ждали! Взятие Ленинграда являлось важнейшей задачей кампании на севере. Это была задача, понятная каждому солдату, - задача, подогревавшая боевой дух армии.
Сигнал к началу штурма был подан 8 и 9 сентября 1941 г. Главная ответственность возлагалась на 41-й танковый корпус генерала Рейнгардта.
Разведчики - особенно авиация - тщательно разведали местность. Не оставалось сомнений в том, что Жданов, комиссар обороны Ленинграда, действовавший как кронпринц Сталина, деливший с маршалом Ворошиловым высшую военную власть на Ленинградском фронте, в полной мере воспользовался постоянными проволочками с началом немецкой атаки.
В середине августа, после блестящих побед и молниеносного продвижения немецких частей, моральный дух советских войск и жителей города находился на очень низком уровне. Никто не верил в возможность отстоять Ленинград. По всей видимости, даже Жданов обдумывал идею оставления города. Отсрочка с наступлением у немцев дала передышку, предоставила время, необходимое пропагандистской машине для укрепления морального духа и на организацию противодействия.
