– Замороженный глинтвейн вместо зимнего обмундирования, - ворчали солдаты. Бывший тогда начальником штаба 4-й армии генерал Блюментритт уверял, что никогда прежде не видел солдат в такой ярости. 12 ноября термометр опустился на 15-градусную отметку. 13 ноября показывал 20 градусов. На аэродроме в Орше в тот день царила особая суета. Самолет Гальдера из Растенбурга и машины с высокопоставленными офицерами из штабов групп армий и командующими армиями прибывали одни за другими: генерал-полковник Гальдер, начальник Генерального штаба сухопутных войск, созвал на секретное совещание начальников штабов групп армий и всех армий, действующих на Восточном фронте.
Тема, которую предстояло обсудить участникам встречи, выражалась в следующем: как правильно поступить? Нужно ли дивизиям окопаться, встать на зимние квартиры и дожидаться наступления весны? Или же наступление главным образом наступление на Москву - следует продолжить, несмотря на зиму?
Совещание в Орше имеет важнейшее значение в истории Второй мировой войны. Пожалуй, тут можно поискать ответа на вопрос, не дающий покоя историкам и по сей день: "Кто в конечном счете ответственен за возобновление печальной памяти зимнего наступления?"
Гитлер? Или Генеральный штаб? Или - это самая свежая и самая сенсационная теория - то был коварный ход Сталина, который с помощью скормленной немецкой разведке дезинформации соблазнил Гитлера идеей возобновления наступательных действий и, таким образом, завлек в ловушку? Теория любопытная, а основание, положенное в ее фундамент, не так просто разрушить.
В своей книге "Советские маршалы дают ответ" Кирилл Калинов, офицер Генштаба Советской Армии, сбежавший на Запад из Берлина в 1949 г., а ранее, во время Второй мировой войны, работавший в советском Генеральном штабе, приводит интересное высказывание Жукова (хотя, правда, и без прямой ссылки). Согласно Калинову, маршал Жуков в 1949 г. будто бы сказал во время выступления: "Немецкая оценка количества уничтоженных ими советских войск выражалась фантастической цифрой - 330 дивизий. Поэтому они не предполагали, что в нашем распоряжении могут находиться свежие резервы, и соответственно рассчитывали встретить лишь части рабочего ополчения, наскоро сколоченные в Москве. Это была главная причина, почему Гитлер пошел на риск и начал решительное наступление на нашу столицу.
В связи с этим я должен открыть некоторые подробности, ранее остававшиеся тайной. Сведения о будто бы уничтоженных 330 дивизиях намеренно поступили от нас в Германию через военного атташе одной нейтральной страны, который, как мы знали, находился в связях с германской военной разведкой. Наша задача заключалась в том, чтобы поддержать Гитлера в споре с его генштабом. Как нам было известно, генералы советовали поступить так, как поступали немцы в 1914 г., - закрепиться на позициях и встать на зимние квартиры.
Нам было выгодно, чтобы немцы не отказались от своих планов в отношении Москвы, но перешли в наступление на лесистой равнине, где мы могли бы нанести им решительное поражение.
Меня поддержал товарищ Сталин, который был даже готов пойти на риск и потерять столицу. Поэтому в течение четырех дней на оборонительных рубежах на подступах к Москве мы задействовали исключительно части рабочего ополчения. У немцев должно было сложиться впечатление, что эти соединения все, что мы можем противопоставить их опытным и обычно не знавшим поражений дивизиям".
Принимая во внимание авторскую позицию, теорию нельзя просто сбросить со счетов. Она заслуживает тщательного рассмотрения. Решение о возобновлении наступления на Москву было принято 13 ноября в Орше. О том, как проходило это совещание, существует немало достоверных свидетельств, включая и то, что рассказал о нем генерал-майор Блюментритт, в то время являвшийся начальником штаба 4-й армии Клюге и присутствовавший на встрече.
Согласно Блюментритту, Гальдер обрисовал общую обстановку на 2000-километровом фронте от Ладожского озера до Азовского моря. Кульминационной точкой его доклада стал вопрос: "Следует ли продолжать наступление или же нужно перейти к обороне?" Генерал пехоты фон Зоденштерн, представлявший генерал-фельдмаршала фон Рундштедта и говоривший от имени командования групп армий "Юг", настаивал на прекращении наступательных действий и переходе к обороне. Рундштедт же находился на Дону, поблизости от Ростова, в 350 километрах восточнее линии фронта группы армий "Центр" на подступах к Москве.
Генерал-лейтенант Бреннеке, начальник штаба генерал-фельдмаршала риттера фон Лееба, без труда обрисовал незавидное положение группы армий "Север", которая после вывода из ее состава всех танковых сил была ослаблена настолько, что ни о каком наступлении не могло идти и речи. Фактически на этом фронте немцы давно уже находились в обороне.
Командование группы армий "Центр" не разделяло подобной точки зрения и настаивало на продолжении наступления на Москву. Генерал-майор фон Грайфенберг разделял мнение своего генерал-фельдмаршала о том, что взятие Москвы было необходимо как с чисто военной, так и с психологической точки зрения. Существовала, конечно, опасность, что овладеть столицей СССР немцам все же не удастся, но это было бы в любом случае не хуже, чем торчать в снегу и на морозе всего в 30 километрах от вожделенной цели.
Доводы Бока вписывались в видение ситуации Верховным командованием. В ставке фюрера крепла убежденность в том, что русские находятся при последнем издыхании и что нужен лишь один последний решительный удар, чтобы покончить с ними раз и навсегда. Бок и его штаб - прежде всего Грайфенберг и начальник оперативного отдела подполковник фон Тресков - не разделяли такого оптимизма. Они знали, в каком состоянии находятся войска, и понимали, что до начала лютых зимних холодов осталось очень мало времени. Но, несмотря ни на что, Бок видел в продолжении наступления лучшую альтернативу. В противном случае немцам пришлось бы провести в полевых условиях долгую и холодную зиму - зиму, которая могла дать Сталину возможность выиграть время.
Гальдеру, как и командующему сухопутными войсками генерал-фельдмаршалу фон Браухичу, импонировало отношение к вопросу группы армий "Центр". Оба выступали за возобновление наступления, поскольку видели в этом единственный шанс завершить кампанию победой.
В кармане у Гальдера уже лежали боевые приказы, и теперь он огласил их. Амбициозные и тщательно разработанные планы. 2-й танковой армии Гудериана предстояло овладеть транспортным узлом Тулы и ее хорошо оборудованным аэродромом, затем наступать на юго-восток от Москвы через Коломну на старинный город Нижний Новгород (или Горький), расположенный на Волге в 400 километрах от столицы Советского Союза.
На севере 9-я армия должна была двигаться на восток по каналу Москва-Волга вместе с 3-й танковой армией, после чего повернуть к Москве, образуя левый клин охвата.
Вести фронтальную атаку в центре поручалось 4-й армии на правом и 4-й танковой группе на левом фланге.
Дата начала наступления еще не была назначена. Генерал-фельдмаршал фон Бок выступал за то, чтобы начать его немедленно, но положение дел со снабжением вынуждало отложить день "Д" на несколько суток.
Из вышесказанного видно, что немецкое Главное командование, хотя оно, по-видимому, и имело основания сомневаться в целесообразности последних наступательных действий 1941 г., возобновило наступление на Москву не единственно из-за давления Гитлера, как получается по словам Жукова. Генерал-фельдмаршал фон Бок, какие бы соображения им ни двигали, являлся убежденным сторонником нового наступления. Взятие Москвы всегда являлось для него главной целью. В этом он вполне сходился с Главным командованием сухопутных войск, которое постоянно заявляло о том, что овладеть Москвой есть наиважнейшая задача. Стремление достигнуть цели до конца года вполне оправданно. С другой стороны, этого требовала общая стратегия.
Следовало ли группе армий "Центр" закрепляться на захваченных позициях по всему тысячекилометровому фронту, имея в резерве всего одну пехотную дивизию? При том, что огромные пространства у нее в тылу кишмя кишели партизанами? Следовало ли уступать инициативу русским, давая им возможность там и тут переходить в наступление? Почему немцы должны были взирать на то, как Сталин использует Москву в качестве идеального распределительного пункта, куда стягивались войска со всех концов империи, чтобы потом ударить на неглубокие линии обороны закоченевших солдат Вермахта? Допустить это - означало сделать большую ошибку.
