Утром 14 января враг снова атаковал, крупные его силы сумели через заснеженные леса выйти в тыл немцам. К ночи быстрые советские лыжные батальоны находились перед позициями дивизионной артиллерии. Немецкие расчеты оборонялись с помощью шанцевого инструмента, карабинов и пистолетов и отразили натиск советских солдат. Но надолго ли?
В то время как дивизионное и корпусное начальство пребывало в уверенности, что основная тяжесть советских атак пришлась на участок 422-го пехотного полка, дальше на север в районе Ямно-Арефино, надвигалась настоящая катастрофа. Именно там, на стыке между 126 и 215-й пехотными дивизиями, где граничили между собой два фланговых полка - 426 и 435-й пехотные, - советские войска и нанесли свой главный удар.
На очень узком фронте за Волховом на позиции трех ослабленных батальонов одного лишь 426-го пехотного полка под командованием подполковника Шмидта обрушились советская 327-я стрелковая дивизия и превосходным образом снаряженная отдельная 57-я ударная бригада.
Одновременно советские войска атаковали 435-й пехотный полк, дислоцированный левее 426-го, не позволяя ему послать оттуда подкреплений. Искусно использовав глубокие ложбины перед линией немецкого фронта, красноармейцы врубились в позиции противника, раздавили цепь опорных пунктов и главными силами 13-го кавалерийского корпуса из состава 2-й ударной армии, словно вода в половодье через прорванную плотину, устремились в немецкий тыл. Постоянно бросая в трех-пятикилометровую брешь новые и новые части, русские продвигались к дороге Новгород-Чудово.
В кошмарный мороз, когда столбик термометра опускался до отметки 50 градусов ниже нуля, рассеянные немецкие роты закреплялись на лесных полянах и росчистях, на высоких снежных холмах и заставляли красноармейцев дорогой ценой платить за каждый шаг продвижения. Русским понадобилось четыре дня, чтобы покрыть восьмикилометровый путь до дороги. Когда же они наконец вышли к ней, то достигли немногого, поскольку три немецких укрепленных пункта Мостки, Спасская Полисть и Земтицы - продолжали сдерживать натиск, словно неприступные столбы волны разгневанного моря.
Окруженные противником, эти опорные пункты продолжали держаться на протяжении недель в тылу советского наводнения. Они стали основными точками притяжения сил в боях за жизненно важные дороги, связывавшие север и юг Волховского фронта.
К 24 января русские сосредоточили в прорыве количество войск, достаточное для развития наступления. Силами кавалерийских, танковых и лыжных батальонов противник смело устремился на северо-запад через узкую в действительности слишком узкую - горловину. Это был превосходный прорыв, но "тоннель", по которому продвигались войска, оказался чересчур узким.
Чего добивались русские? Нацеливали ли они острие своего наступления на Ленинград, или же у них имелись другие, даже более далеко идущие намерения? Вот какой вопрос занимал германский генштаб. Им, однако, не пришлось слишком долго понапрасну мучиться. Через восемь дней головные части советских штурмовых полков находились уже в 90 километрах за линией немецкого фронта. Если они стремились к Ленинграду, то это означало, что они проделали уже половину пути.
28 января передовые подразделения русских ударили на Еглино. Направление наступления шло, таким образом, на северо-запад, огибало Ленинград южнее и проходило дальше к советско-эстонской границе. Теперь нам известно, что большой прорыв мимо Ленинграда на самом деле имел целью достигнуть Кингисеппа - более чем оптимистичный замысел. Но затем русские внезапно остановились в районе Еглина и, вместо того чтобы продолжать продвигаться на запад, повернули на северо-восток к Любани на дороге Чудово-Ленинград. Так, значит, все-таки Ленинград?
Генералу кавалерии Линдеманну, получившему назначение на пост командующего 18-й армией после того, как 15 января генерал-фельдмаршал фон Кюхлер принял группу армий "Север", хватило одного беглого взгляда на карту, чтобы разобраться в намерениях русских. Район прорыва - "бутылочное горло", через которое они наступали, - был слишком узок, а их фланги чрезмерно растянуты. Дальнейшее продвижение для них граничило с безрассудством.
Поскольку советская 54-я армия как раз в тот момент атаковала 269-ю пехотную дивизию в районе Погостья, южнее Ладожского озера, карта недвусмысленно говорила о намерениях русских: для начала они собирались зажать в тиски и уничтожить немецкий 1-й корпус.
– Мы должны быть готовыми ко всему и не терять присутствия духа, заметил генерал пехоты фон Бот, командовавший восточнопрусским 1-м корпусом в Любани, когда командир охраны штаба корпуса начал выдавать офицерам и писарям карабины и автоматы.
Не терять присутствия духа оказалось трудновато.
126-я пехотная дивизия подверглась суровым порицаниям за то, что позволила русским пробиться на своем участке. Это несправедливо. Ни один полк ни одной другой ослабленной дивизии на Восточном фронте не сумел бы сдержать массированной советской атаки. Вынося приговор 126-й пехотной дивизии, нужно помнить не столько о прорыве противника, сколько о том факте, что дивизия продолжала удерживать фланги и ключевые пункты на более чем 30-километровом участке прорыва под яростным натиском советских боевых групп, в результате чего не позволила расширить "коридор" вражеского наступления.
Несмотря на постоянные кровопролитные бои, русским не удалось раздвинуть стенки узкого "тоннеля". Они оставили перед позициями 126-й пехотной дивизии примерно 15 000 убитых. Данное обстоятельство имело драматические последствия.
Герой Шлиссельбурга полковник Гарри Гоппе со своим 424-м пехотным полком сделал возможным создание новой основной линии фронта на южной оконечности района прорыва.
Северный край с достойной восхищения отвагой удерживала 215-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Кнайсса. Жизненно важный вклад внесли мужественные защитники опорных пунктов Мостки, Спасская Полисть и Земтицы. Тут "бригада Кёхлинга", собранная "с бору по сосенке" из частей пятнадцати дивизий, не сдавала позиции в течение нескольких недель.
В Земтицах демонстрировал чудеса стойкости капитан Клоссек с 3-м батальоном 422-го пехотного полка. Если и нужно какое-то доказательство того, что жесткий и бескомпромиссный приказ Гитлера держаться любой ценой и самопожертвование, с которым он выполнялся, могли при определенных условиях предотвратить катастрофу и создать предпосылки для успешных операций в будущем, то доказательством тому может с полным правом служить битва на Волхове.
Тем временем в 200 километрах от Волховского фронта 58-я пехотная дивизия из Нижней Саксонии продолжала удерживать пригород Ленинграда Урицк - та самая дивизия, которая около полугода тому назад вышла к первой остановке ленинградского трамвая и ближе всех подошла к колыбели красной революции.
"Командирам всех частей в 11.00 явиться в дивизионный штаб на совещание!" - мчались приказы по телефонным проводам.
– На совещании будет генерал, - сообщали телефонисты своим друзьям в батальонах и ротах и добавляли: - Что-то произошло.
Было 1 марта 1942 г. Генерал Альтрихтер, командир 58-й пехотной дивизии, приветствовал собравшихся офицеров. Они все чувствовали, что их дивизии вот-вот предстоит отправиться на очередное особое задание.
– Нас пошлют на Волхов, - шептались они между собой. Полмесяца тому назад лейтенант Штрассер со своей 9-й батареей 158-го артиллерийского полка отправились на Волхов вместе с батальоном специального назначения Лёргеса как "лыжная батарея". Неделю спустя в направлении Новгорода убыли и другие батареи.
Догадка офицеров нашла быстрое подтверждение.
– Господа, - начал Альтрихтер, открывая совещание, - нам поручено задание, которое окажет жизненно важное влияние на всю ситуацию.
– Так все же Волхов, - негромко проговорил полковник Крайпе, командир 209-го пехотного полка, обращаясь к соседу, подполковнику Нойманну.
Генерал Альтрихтер услышал. Он кивнул и продолжал:
