Так состоялась встреча миров. Касание Иного. Укус Ангела. Из раны обильно засочилась густо-багровая подлинность. Конрад всем телом повторил угасающие колебания тетивы и двинулся к Анне.

Чуть заметная улыбка на ея устах сохранилась, разве что глаза распахнулись до отказа, и в них, сквозь глубокую удовлетворённость чуть-чуть просвечивала укоризна.

Не нужный ещё минуту назад, подул небольшой ветер, привёл в движенье пышную гриву на голове Анны.

Истощённая земля жадно впитывала стекающий сок. Трепетала на ветру зелёными пёрышками стрела - ещё живая ветвь срубленного дерева. Незавершённость женского тела, бесившая когда-то скульптора Микеланджело, была преодолена гением скульптора Конрада Мартинсена.

Конрад любовался на дело рук своих. Он миллион раз проигрывал эту сцену в воображении, и теперь воочию убедился, что задумал её хорошо.

Над Островом повисла гнетущая звенящая тишина. Нещадно палило солнце. Лишь на мгновенье ухо Конрада уловило слабый трескучий звук - будто кто-то спустил затвор фотоаппарата... но нет, вроде попритчилось.

Естественно, ему хотелось бы запечатлеть момент для вечности, но как - он не знал. Он ничего не понимал в искусстве мумификации. Свой фотоаппарат он загнал на толкучке по возвращении из армии (или того, что заменило ему армию). Поэтому он пожирал глазами прекрасную мёртвую женщину в шали и со стрелой в груди, дабы навсегда отобразить заветное зрелище в своём сознании, перебить им тьму роящихся меморий другого свойства. Это оказалось вовсе не сложно - прошлое Конрада Мартинсена отступило, скукожилось, сморжопилось, утратило статус реальности, отодвинулось в доисторическое, легендарное Никогда. Единственно актуальным и вечно живым осталось всё то же бескрайнее Здесь и Сейчас - ликующее и лицеприятное.

...потом он сидел и перекуривал на тронном крыльце, в традиционной позе, отсюда было очень хорошо видно, что он совершил на рассвете. Не мигая, пялился Конрад на убитую, и немыслимые мысли посещали его: вроде того, что без гроба негоже, трупный яд - где-то он слышал - испортит почву... Однако же вон мрут наши млекопитающие собратья, никто их в ящиках не погребает, однако же... А пустое всё! Сколько гниёт трупов на поверхности ядовитой почвы Страны Сволочей...

Поглядев на часы, Конрад медленно подошёл к Анне и запóлзал подле трупа на корточках. Он развязал на покойнице шаль и аккуратненько разрезал ножницами рубашку, от места попадания до края, а затем также аккуратненько стянул её.

Ещё минут десять, мусоля очередную сигарету, могильщик тупо пялился на нежное тело с остатками прошлогоднего загара, на раскинувшее в разные стороны спелые яблоки грудей.

За кустом лежал сделавший своё дело лук. Конрад хотел было разрубить его топором, но вовремя решил, что воительницу надо похоронить вместе с её боевым оружием.

Конрад осатанело лопатил землю, постоянно косясь на часы - у него было очень много дел. Организм исподволь начал напоминать о бессонной ночи, и тем тяжелей давил на веки горячий пот.

Само собой, место для копания он выбрал непотребное, сплошные корни, и приходилось рубить эти корни на корню. Топор, лопата, топор, лопата, согбенный тщедушный торс с нависающим белым пузом...

Могила вышла какой-то семиугольной формы. В цейтноте не до эстетики. Конрад спрыгнул в яму, улёгся, окорябался о недорубленные коряги, но счёл, что здесь вполне просторно, а это главное.

Конрад густо покрывал тело Анны страстными иудиными поцелуями, слизывал солоноватую кровь, долго-долго, пока вновь не вспомнил, что времени в обрез. И он чуть приподнял труп, задрапировал в шаль, продев стрелу в одну из её ячеек. Затем, крякнув, поднял бездыханное своё сокровище на хилые руки, и крепко прижимая к себе, оттащил к могиле.

(Только вот напрасно читатели ждут описания мастурбации над трупом. Конрад был весь налит любовью, как бурдюк вином, но теперь он ни за что не стал бы расплёскивать эту любовь по мелочам. Что-то ведь должно было двигать Конрадом в дальнейших его поступках).

И ещё долго не решался засыпать кадавр землёй, точно караулил первые признаки разложения. Но стрелки часов продолжали своё вращение, и на хладный труп пали первые пригоршни праха.

Но вот тело было засыпано, лишь древко стрелы немного торчало над поверхностью. Конрад осторожно счистил с него перья и приколотил тонкую поперечную планку. Крест вышел лёгкий, временный - поскольку смерть, по сути своей, временна, мимолётна, недолгое мгновенье в череде эонов, пыль на ободе колеса сансары, предвестие новых рождений.

А на поселковом кладбище пусть высится кенотаф с надписью "А. Клир". Могила, в которой нет тела покойницы.

И вновь - сверился с часами.

Урелы, по расчётам Конрада, ещё спали. И спать должны будут ещё долго. Потом опохмеляться. Так что время ещё есть, хоть и не много.

За последний месяц Конрад досконально изучил все перекрытия и средостения родового гнезда выморочного рода Клиров, и теперь он торопливо, но не суетливо конопатил щели грязно-белым порошком, напевая под нос "ТиЭнТи" группы "ЭйСиДиСи", и при этом глóтка его не чувствовала боли. Скоро пожалуют дорогие гости, и всё должно быть готово к их приёму по высшему разряду. Не покладая рук и не зная устали, трудился Конрад добрых два часа. К этому времени солнце припекло сильней, дом прогрелся, шальные зайчики плясали в столбах пыли, и Конрад хитровато улыбался им. Он работал кропотливо и добросовестно, стараясь не пропустить ни одного сочленения в каркасе старого дома, и птички Божьи за окном задорно вторили ему.

И когда дом был пропитан и пропесочен порошком по всем своим немолодым костям и сухожилиям, Конрад приладил к ним длиннющий бикфордов шнур, сработанный им в последние недели, и, тщательно маскируя его в молодой мураве, потянул его к Лесному участку. Попутно он даже не оглянулся на свежую могилу, ибо был сосредоточен. Впервые в жизни.

И ещё Конрад вынес из дома ноутбук и свои вещи. Он сложил их на Лесном участке, упихал в рюкзак. "Книгу легитимации" он не взял, поскольку больше не нуждался в легитимации. "Книгу понятий" тоже не взял - в ней всё ложь.

Рюкзак был в разводах пота и пахнул солью. В последний момент Конрад сунул в него новую, пустую амбарную книгу, куда он собирался заносить все свои будущие убийства. Ещё много кого надо было убить. Конечно, обязательно убьют и самого Конрада, но он теперь уже не боялся Безносой. Программа его дальнейших действий была проста как дедушкин валенок, как береста, как коровье молоко - убивать и умирать.

Пока ничего особенного не происходило, Конрад решил ознакомиться с новостями. Его сосредоточенность искала себе целесообразного применения.

В конце сезона рябая почтальонка Мария на Остров не приплыла: в стране больше не выходило газет.

Поэтому Конрад черпал новости из Интернета. Он теперь управлялся с ним шустро, лихо и бойко. Помогало и знание иностранных языков. Он упоённо глотал Интернет-версии зарубежных изданий - но не всё, а только то, что как-нибудь соотносилось со Страной Сволочей. Надо сказать, что писали о ней скудно и скупо - с исчезновением её ядерной мощи обывателя за бугром она больше не интересовала.

Однако, в последние дни внимание зарубежной прессы было сфокусировано на зверском убийстве эмигрантки из Страны Сволочей. Там, в этом свободном мире люди редко-редко пользовались свободой убивать, а если кто и пользовался, то одни душевнобольные. Газеты публиковали многочисленные интервью с маньяком Хонки Тонком, отдавало ему своё время и телевидение. На экране он держался с таким достоинством, будто баллотировался в сенаторы, на вопросы отвечал непринуждённо и остроумно. Он насмотрелся боевиков и лент в стиле "фэнтэзи", и всякий раз испытывал оргазм, когда стрела попадала в женщину, и он мечтал испытать ни с чем не сравнимый уникальный оргазм, собственноручно застрелив кого-нибудь из лука. Обычно он довольствовался фотомонтажом, используя снимки своих добрых подружек - но однажды увидел потрясающую фемину, уязвившую его в самый эротический центр.