И Конрад задумался.

Например, о том, что сторож, несмотря на все антисобачьи декреты, сохранил жизнь своему питомцу. Кстати, а где сейчас четверолапый любимец Натали? А овчарка Торстена?

Спустя час Конрад как бы невзначай спросил:

- Скажите, пожалуйста, Анна... А если наш дом всё-таки загорится... что вы будете спасать в первую очередь?

- Типун вам на язык, Конрад... Как - что? Деньги, документы... Фамильный сервиз...

- А как же ваши короны сонетов? - изумился Конрад. - Маргарита говорила - у вас их минимум три...

Анна сделала вид, что верит ссылке на авторитет Маргариты и ничего не знает про обыск в её комнате:

- Три или четыре... Я уж сама не помню. Нет, зачем же? Пусть их горят.

- Вы что же, их наизусть знаете?!

- Наизусть не наизусть - просто я напишу новые. Если захочу.

Конрад стоял, разинув рот; Анна только широко улыбалась. Тут же она с лёгкостью сменила тему:

- Кстати, Конрад, я уезжаю в Столицу. Прощаться с Маргаритой.

- Я тоже хочу с ней попрощаться. Тем более, она меня приглашала.

- Ну и поехали вместе. Заодно родной город посмотрите.

- А как же Остров?

- Что-что?

- Дом... сад...?

- Поручик пока здесь, и он обо всём позаботится.

- А вы говорите - он вам не друг...

- Он мне не враг. У меня вообще нет врагов.

Звучало правдоподобно.

22. В столице

Анна и Конрад приехали в столицу на машине госбезопасности, выделенной Поручиком. За рулём была Анна - она, оказывается, неплохо водила, несмотря на то, что последний раз делала это во время óно. Главной заповедью на автотрассах Страны Сволочей было "Ни за что не останавливаться", и Анна её свято блюла. Конрад кемарил на заднем сидении, периодически подскакивая на выбоинах и колдобинах, и иногда посматривал в окно, заценивая пейзаж. Кое-где ещё лежал снег, голые деревья зябко жались друг к дружке, покинутые деревни таращились пустыми оконными проёмами, руины элеваторов и силосных башен, останки колодезей и коровников, выкорчеванные фонарные столбы и дорожные знаки попадались на каждой версте. Встречные авто и мотоциклеты летели с безумной скоростью - какая сволочь не любит быстрой езды?

Близость столицы стала угадываться по огромным грудам строительного мусора и нескончаемым остовам недостроенных супермаркетов и неработающих заводов. На подъезде к городу авто угодило в нескончаемую пробку, и волей-неволей пришлось продвигаться вперёд в час по чайной ложке. Несколько раз подходили заспанные, нелюбезные дядьки в полицейской форме, и каждый раз долго и недоверчиво вертели в руках подорожную с печатью Органов. Конрад искренне сожалел, что у него больше нет красной корочки - она бы ускорила процесс. Машина всякий раз подвергалась досмотру - но не тщательному, скорее рутинному. Наконец, въехали в город - беспорядочное нагромождение блочных и панельных громадин, у подножья которых озабоченно сновали двуногие мураши.

Здравствуй, родина.

Машин на улицах было пруд пруди, светофоры не фурычили, и правил движения никто не соблюдал. Анна, закусив губу и поминутно чертыхаясь, только успевала выкручивать баранку и жать на тормоза. Конрад стоически переносил все невзгоды и даже подсказывал, кто идёт на обгон и кто бросается под колёса. У него не было уверенности, что они благополучно доберутся до места назначения, но он не роптал.

Знакомые улицы были заплёваны и грязны. Люди бежали по ним, вобрав головы в плечи, словно боялись, что вот-вот на них сверху свалится что-то тяжёлое. Ветер гнал по тротуарам кучи мусора. Над мостовой из всех машин нёсся отчаянный мат.

Наконец, Анна зарулила в арку и стала искать, где припарковаться. В захламлённом дворе на разгромленной детской площадке забивали козла нестарые мужчины и подставляли себя лучам весеннего солнца старые женщины. В огромном доме было не менее двухсот квартир, и из всех форточек лились удалые блатные напевы. Хрипло каркало голодное вороньё.

С грехом пополам Анна втиснула машину между двух полусгнивших кузовов и велела Конраду вылезать. В подъезде, щедро расписанном грозными лозунгами и провонявшем застоялой мочой, как ни смешно, даже работал лифт. Он вознёс Анну и Конрада на восьмой этаж, к фон Вембахерам.

Дома были только Маргарита и Стефан. Они встретили гостей из провинции весёлыми прибаутками. Квартира была добротная, с высокими потолками и дубовым паркетом, но почти без мебели и с пустыми стенами, где угадывались следы ещё недавно висевших там плакатов и картин. Всё было уже продано либо рассовано по чемоданам. Конраду предложили раскладушку, Анне - двуспальную тахту, на которой ночами, видимо, спали сами хозяева. Анна долго мылась в душе, Конрад ограничился мытьём рук. После этого измученные изнурительной дорогой легли спать. Конрад отрубился сразу же, без всяких таблеток.

Когда проснулись, день клонился к закату, и в квартире уже был глава семейства. Он собственноручно накрыл на стол и щедро вознаградил гостей из провинции за путевые тяготы.

Когда ели, Маргарита традиционно была ни глуха, ни нема:

- Вы, Конрад, такой весь потерянный... Вам надо почаще ходить в церковь. А там, в церкви - надо встать под купол и ждать, пока осенит благодатью... Или вот что: когда вернётесь к Анне - сходите в лес и обложитесь с головы до ног землёй. Сразу полегчает.

Конрад согласно кивал.

- Но лучше вам всё-таки в церковь. Со священниками пообщаетесь. В отличие от других образованных людей они ещё не все уехали. Вам необходим хороший врачеватель. Причащайтесь, ходите на исповедь - сами не заметите, как просветлитесь. А ещё лучше -поступите в причетники или в клирики - всё лучше, чем роман без слов писать. Эх, жаль, что вы в хоре петь не можете... Но вы можете бить в колокола - а это тоже дело богоугодное, душеполезное.

- Да, да, конечно... - согласился Конрад. - А почему бы мне монахом не сделаться?

- Ну это слишком... Вы в состоянии отречься от мира, умертвить плоть?..

- Ничего нет проще, - сыронизировал Конрад. - Вот только... Я когда на перекладных из армии возвращался, заехал в монастырь святого Лукиана. То есть - поезд на столицу уходил в двадцать пятьдесят семь, и целый день пришлось по городу болтаться. Ну, болтался, болтался и забрёл в монастырь.

- Святого Лукиана? Четырнадцатый век, лепота редкостная...

- Всё путём, монастырь как монастырь, меня туда студентом на экскурсию возили. Калики сидят перехожие, косая сажень в плечах, никакого макияжа только, как прежде - ни подрисованных морщин, ни подведённых следов от побоев. В окнах келий исподнее развешено, на алтаре козла заколачивают. Позолоту с колоколов всю соскребли да контрабандистам сплавили. В обмен на анашу и оружие, думаю. Вышел такой ... в рясе, от него сивухой разит за версту, спасибо хоть, ноги держат. Девки-калики его за штаны хватают - чуть не стянули. Он их всех к Евгении Марковне посылает... А у меня такое настроение, знаете, шутливое, спрашиваю: командир, поезд вечером, мне бы к настоятелю на исповедь. Куда, спрашивает, исповедовать, в рот или в жопу?

- Фу... Неужто и до божьих домов докатились безобразия?

- В насквозь больной системе не может быть ни одной здоровой подсистемы, - вставил доселе молчавший фон Вембахер.

- Ну потому-то, Конрад, я и не советую вам идти в монахи. Вы бы лучше с прихожанкой какой познакомились...

- Да там старухи одни... Я не геронтофил.

До Маргариты дошло, что нужно менять тему:

- А помните, Конрад, как вы нам с Анной магнитофон поставили? Думали - не заметим? Как же, как же, заметили - и специально для вас спектаклик разыграли. А вы, небось, за чистую монету приняли?.. Запомните - нехорошо чужие разговоры подслушивать.