Неделю назад, прогуливаясь по центру Эмпории[3], она случайно встретила Лорен, его последнюю подружку, очаровательную девочку, которой всегда восхищалась, когда та захаживала к ним в гости. Она помахала ей рукой, но та шла своей дорогой, делая вид, что ее не заметила. А Дэрил никогда не признавался, отчего они так резко расстались. Для очистки совести Лоретта перебежала через улицу, чтобы поговорить с ней, но дорогу ей преградил отец девочки, механик из автоцентра Лумиса, – он предупредил, чтобы они больше никогда не приближались к его дочери, ни она, ни ее чокнутый щенок.
Ее чокнутый щенок.
Лоретта так и стояла, остолбенев, посреди тротуара, и только дождавшись, когда дочь с отцом свернули за угол, она смогла вернуться к своей машине. А когда рассказала об этом Джуди, та посоветовала отвести Дэрила к психологу, доказывая, что и ей самой пойдет на пользу, если она выговорится.
Но что она понимала в конечном-то счете, эта старая дева, у которой никогда не было своих детей?
Вдруг на чердаке послышались глухие шлепки и легкое шуршание крыльев, вырвавшие ее из раздумий. Верно, летучие мыши. Эти мерзкие твари, гнездившиеся там большую часть года, долго пугали Дэрила – по крайней мере, до тех пор, пока однажды, когда ему было лет тринадцать, он не подстрелил одну из отцовского ружья. С того времени Дэрил держал ее в банке с формалином, на полке, как своего рода трофей, однако ж эта жуткая штуковина неизменно вызывала у Лоретты отвращение, когда она, бывало, заглядывала в его комнату.
Следующим утром, если он так и не вернется, она поговорит с ним, позвонив Сэми, и предложит съездить в город. Вдвоем. Они могли бы позавтракать в итальянском ресторанчике, недавно открывшемся на Торговой улице. Дэрил обожал пиццу – может, это наконец отобьет у него охоту до всякого искусственного дерьма, которым он объедался каждый день на полдник.
И уж на сей-то раз ей хватит смелости поговорить с ним по душам. Да и другого выбора у нее не было. Надо бы только малость сгладить острые углы между ним и отцом. К тому же ей уж очень хотелось знать, что творится у него в голове, – хотелось подобрать ласковые слова, жесты и постараться унять эту злобу, которая иной раз так и перла из него…
Лоретта со вздохом повернулась на другой бок. И вот, когда ее снова начал одолевать сон, она вдруг вспомнила, что забыла позвонить сестре, хотя обычно делала это каждое воскресенье вечером. Эдна вот уже восемь лет жила в Сент-Луисе, и они не виделись несколько месяцев, а последний раз, когда разговаривали по телефону, она опять зазывала ее к себе в гости – на пару деньков. Лоретта по привычке отклонила предложение, хотя про себя решила так: в конце концов, прошвырнуться к сестренке не самая плохая мысль. А раз так, почему бы это не сделать на следующих выходных? Ничего такого на это время она не планировала – и если у Эдны будет куча свободного времени, к ней можно отправиться даже на машине: ведь до Сент-Луиса от силы пять часов езды.
Тогда в путь-дорогу – с распущенными волосами, под музыку из радиоприемника!..
А можно воспользоваться случаем и предложить Дэрилу поехать вместе, – она разрешила бы ему поводить машину, если у него будет охота. Эдна сказала, что ее сын Маршалл пробудет у нее до середины июля. Он был постарше Дэрила и учился в Брауне[4]. И Дэрилу дружить с ним было бы куда полезнее, чем якшаться с этим Сэми, которого однажды задержали за хранение марихуаны. Вот бы Маршалл повлиял на него, хоть немного, чтобы и он тоже решил поступать в университет!.. Джордж, когда она изредка заговаривала об этом, отказывался наотрез от этой идеи под предлогом того, что у них мало средств и место Дэрила, как бы то ни было, на ферме. Лоретта же, втайне от мужа, каждый месяц откладывала небольшую сумму на отдельный счет, чтобы помочь сыну, будь у него желание учиться дальше. Дэрил, понятно, ничего не знал, и она могла бы ему все рассказать при ближайшем же их разговоре. И тогда бы он, безусловно, понял, как она печется о его будущем. Когда она как-то спросила, что он собирается делать после школы, Дэрил сухо ответил, что понятия не имеет, хотя твердо решил уехать из дома и больше никогда не возвращаться. В каком-то смысле Лоретта хорошо его понимала: ей скоро сорок четыре, а она всю жизнь прожила в этой забытой богом канзасской глуши, при том что в юности частенько мечтала перебраться на западное побережье, снять там двухкомнатную квартирку на пару с подружкой Диендрой, выучиться на медсестру, путешествовать…
Но жизнь распорядилась иначе в тот самый день, когда она повстречала Джорджа Грира, отчаянного молодца под метр девяносто, в мгновение ока запудрившего ей мозги и окрылившего душу.
Как же давно она не выбиралась за пределы штата? Лоретта мысленно вернулась на пару лет назад и вспомнила день, когда поехала проведать мать в Талсе незадолго до того, как та умерла от сердечного приступа в возрасте всего-то шестидесяти двух лет. Джордж отказался тогда ехать с ней, сославшись на то, что работы выше крыши. Что ни говори, Джордж терпеть не мог ее мать – «старую ведьму», как он стал называть ее после того, как однажды во время обеда она призналась, будто у нее есть дар ясновидения. Лоретта припомнила тот вечер у них дома, когда мать отвела их обоих в кухню и сказала, что по здешней земле уже не одну сотню лет бродит зло и что мужчин оно лишает рассудка, а на их жен наводит порчу. Откровения матери тогда скорее позабавили Лоретту, чем напугали, тем не менее она не стала рассказывать ей, что Джордж купил все это хозяйство задешево по той простой и вполне объяснимой причине, что бывший его владелец застрелился из охотничьего ружья у себя в зернохранилище.
Снаружи послышался треск, как будто хлопнула автомобильная дверца. Лоретта подошла к окну в надежде, что сынок, несмотря ни на что, все же решил вернуться. Но никакой машины перед домом она не разглядела, не считая своей и тачки Джорджа, стоявших у крыльца. Может, просто хлопнула на ветру плохо закрытая дверь зернохранилища. Лоретту охватило разочарование. Хотя за последнее время она успела привыкнуть к этому, у нее, однако же, на душе всегда кошки скребли, если Дэрила где-то носило среди ночи.
Она прислонилась рукой к стеклу и обвела взглядом поля, озаренные сиянием полной луны, отчего создавалось впечатление, будто над ними клубится туман, покрывая землю, один лишь вид которой был до того невыносим, что вызывал у нее удушье. В этом злосчастном месте все-все казалось таким далеким. Ближайшее жилье, дом Симмонсов, находилось в десятке километров отсюда. Элен Симмонс страдала болезнью Альцгеймера, и когда она, Лоретта, навещала ее последний раз, та ее даже не признала.
С пачкой «Лаки Страйк» в руке Лоретта бесшумно вышла из спальни. Но спускаться в гостиную не стала – направилась в кабинет Джорджа, располагавшийся чуть дальше, через две двери, и, погрузившись в глубокое кожаное кресло, закурила сигарету. Она знала наперед – снова заснуть ей вряд ли удастся. А немного отдохнуть не помешает. По крайней мере, здесь не слышно, как храпит Джордж.
Не сводя глаз с вьющихся струек дыма, тут же растворявшихся во мраке, она подумала, что с ее стороны было смело попросить сестру пригласить вместе с нею и Мэдди. Она знала – они обе сохранили добрые отношения, хотя Эдна всегда старалась избегать эту неприятную тему, боясь задеть ее за живое. Мэдди ушла из дома семь лет назад, не объяснив свой поступок ни на словах, ни в письме. Лоретта тогда узнала от матери ее дружка, что они вдвоем поселились на квартире где-то в центре Мемфиса. С той поры Лоретта даже не пыталась связаться с ней – предпочитала, чтобы Мэдди первая сделала шаг ей навстречу, когда поймет, что к этому готова. Но Мэдди все не давала о себе знать, и Лоретте пришлось смириться: она понимала, что сама виновата в том, что за эти годы между ними разверзлась пропасть, ведь это она мешала дочери определиться в жизни. Но она забеременела в таком юном возрасте… В день родов, насмерть перепуганная и уставшая до чертиков, она заставила себя взять ее на руки и улыбаться своим родителям, несмотря на отвращение, которое к ней питала. Спустя несколько дней, вернувшись домой, Лоретта понадеялась – вот малютка подрастет, и тогда все образуется, но привязаться к дочери у нее не получилось. Как будто чаша разбилась – когда-то давно, а склеить ее со временем оказалось невозможно. Мэдди росла под ее крышей, но за все эти годы им так и не удалось по-настоящему наладить отношения, какие обычно складываются между матерью и дочерью… так что, когда Мэдди ушла из дома – в начале лета 1972-го, Лоретта вздохнула с облегчением, словно у нее с плеч свалился тяжкий груз.
