Так продолжаться не могло. Таня решительно вытащила из общего шкафа рюкзак, бросила в него самые необходимые вещи и выскочила из комнаты, оставив только записку на кровати подруги: «Уехала к маме, телефон отключу, так что звони на её номер. Т.»

***

Вокзалы Таня ненавидела всей душой. Грязь, толкотня, запахи — все это вызывало в неё едва ли не первобытный ужас, смешанный с отвращением. Стоя посреди людской толпы, огибающей её в своём хаотичном, только ей понятном порядке, рыжая чувствовала себя не практически взрослым и самостоятельным человеком, а маленькой потерявшейся девочкой. Отчаянное желание сбежать отсюда как можно дальше пришлось перебороть — хотя Гроттер едва не поддалась искушению, но это значило бы вернуться в общежитие и остаться со своими мыслями наедине. Второй вариант пугал еще даже сильнее, чем вокзал.

Постепенно ужас и отвращение вытеснила привычная и предсказуемая вокзальная паранойя, что стоит хоть на миг отвлечься, и из сумки вытащат телефон, деньги и документы — как по отдельности и в произвольном порядке, так и всё вместе. Потому Таня покрепче вцепилась в рюкзак — а на деле обняла и прижала к груди — и двинулась вглубь холодного и шумного здания, наметанным глазом стараясь определить, к какой из касс очередь меньше.

Спустя уже всего пол часа она опустилась в потрепанное кресло электрички и засунула в уши наушники, отгораживаясь от всего остального мира. Пропущенных на телефоне не было, отчего Таня испытала смутной разочарование — пусть она сама решила, что эти отношения ей не нужны, и сбежала, едва забрезжил рассвет, но, как и всякой девушке, ей хотелось, чтобы даже отвергнутый кавалер продолжал страдать в одиночестве без неё. С другой стороны, было всего одиннадцать утра, а за недолгое соседство с Бейбарсовым Таня успела уяснить, что это всё еще беспросветная рань.

Решительно отодвинув в сторону мысли о брюнете, она набрала знакомый номер и улыбнулась в трубку, теребя проводок наушников:

— Привет, мам. Как дела? — Когда рядом опустился полноватый мужчина в потрепанной куртке, Таня брезгливо отодвинулась подальше, чтобы случайно не прикоснуться к нему. — Я приеду, ты не против?.. Нет, не надо забирать, сама доберусь. Нет, всё хорошо, — она чуть отодвинула телефон от рта, чтобы сделать глубокий вдох и выдох, и вымученно усмехнулась: — правда. Я скоро буду, ждите.

Таня отключилась и нахмурилась, прогоняя непрошенные слезы. Она ведь не барышня из романов, страдающая от несчастной любви — да, она по глупости увлеклась Бейбарсовым, в которого влюбляться было строго противопоказано во избежание разбитого сердца и рева в подушку по ночам. Но, по сути, что произошло? Она чуть не поступила как те девушки, судя по разговорам в универе, которые остаются у Глеба на ночь, а утром, поспешно собрав вещи, уходят, даже не выпив кофе. И общество сплетников мгновенно разделялось на два лагеря: одни винили брюнета за поруганную честь очередной из целого списка доверившихся, другие упорно твердили, что Бейбарсов ей ничего не обещал. Спустя неделю или две слухи утихали, а воюющие стороны вновь объединялись в ожидании очередного повода потрепать языками.

Во всем этом Таня не понимала только того, почему же она оказалась исключением. Брюнет активно проявлял к ней интерес и не раз намекал на то, что в его постели можно не только спать, но едва они перешли грань дружбы и приблизились к тому, чем он изводил её трое суток, как Глеб отступил — да сбежал, если быть совсем откровенной. И рыжая никак не могла понять, это с ней что-то не так или с Бейбарсовым.

Долгожданного звонка, который девушка скорее всего сбросила бы, так и не было, и Таня, разозлившись на саму себя, включила авиарежим, воткнула наушники в уши и отвернулась к окну. По законам жанра, там должен был идти ливень, крупными каплями быстро стекая по стеклу. Но на небе были только тучи, причем несшие скорее первый снег, чем дождь, а в наушниках играла какая-то неприлично веселая для такого настроения песня. Надо было брать себя в руки, иначе маминых расспросов не избежать — кажется, она что-то заподозрила только по их короткому разговору, а что будет, если её дочь приедет в таком расположении духа, было даже страшно представить. Потому Таня коротко и слабо улыбнулась сама себе и, не выключая музыку, уткнулась в роман, чьим главным достоинством было то, что главный герой был блондином. Тоже наталкивает на мысли, но от этих хотя бы куда легче избавиться.

***

Родной город, казалось, остался прежним и, одновременно, неумолимо менялся. Таня с любопытством поглядывала на новые кафе и магазины из окна такси, с удивлением отмечала, что, кажется, раньше этого фонтана не было, а дом в конце улицы был выкрашен совсем в другой цвет. С особым вниманием девушка вглядывалась в лица прохожих, стараясь заметить знакомых, но они проносились мимо так быстро, что взгляд не успевал выхватывать их черты.

До боли знакомая пятиэтажка, впрочем, сильно не изменилась — хотя Таня могла бы биться об заклад, что как и десять лет назад, так и десять лет спустя она останется всё такой же. Сменятся жильцы, перекрасят лавочки да поменяют окна на современные металлопластиковые, но дети будут играть всё на той же детской площадке перед домом, а на лавочках будут тесниться бабушки, контролируя всю жизнь двора.

— Танюш, ты на каникулы приехала или просто повидаться? — спросила одна из них, когда Таня, расплатившись с таксистом и закинув рюкзак на плечо, двинулась в сторону подъезда. Пришлось затормозить и изобразить вежливое радушие.

— Здравствуйте. На выходные только, по родителям соскучилась. Извините, мне идти пора, мама заждалась уже, — девушка слабо улыбнулась и нырнула в стены родного подъезда сквозь железные двери, на которых был привычно поломан кодовый замок.

Пока Таня пыталась выудить из недр рюкзака ключи от квартиры, Софья сама открыла и практически втащила дочь в коридор, сжимая в крепких объятьях:

— Танечка! Как же я соскучилась! — рыжеволосая женщина отпустила дочь и отодвинула на пару шагов от себя, внимательно её осматривая: — Ты так похудела! Ты вообще там ничего не ешь?

Гроттер-младшая рассмеялась, вновь укрываясь в объятьях мамы. Она и не думала, что настолько истосковалась по дому и родным рукам.

***

Ужин был бурным и веселым. Леопольда Софья заранее не предупредила о приезде дочери, потому он едва не выронил папку с бумагами, когда дверь ему вечером открыла Таня. После он смеялся, уже сидя за столом:

— Я было подумал, что машину времени изобрели, и это Соня помолодела, — усмехнулся он, чем заработал легкий удар по плечу от любящий жены. — Такая взрослая стала и красивая, — притянул он дочь к себе. Таня привычно уткнулась ему в грудь и глубоко вдохнула аромат одеколона.

— И как тебе учеба? Однокурсники хорошие? — уже сидя за столом, продолжал допрос Леопольд. Таня закатила глаза и сунула в рот еще один кусочек мяса. Этот разговор длился уже добрый час, а прежде на те же вопросы она отвечала по телефону. Но папа, кажется, решил пойти по второму кругу — или это она так успела измениться, что ему приходится искать подход к дочери?

— Да нормально. Группа хорошая, да и с Анькой мы не расстаемся, так что скучать не приходится, — флегматично пожала девушка плечами. Она уже давно наелась, но всё было так вкусно, а сама она, как выяснилось, так скучала по маминой стряпне, что продолжала жевать, смутно ощущая, что потом желудок будет болеть.

— А поклонников у тебя много? — от этого вопроса Сони Таня чуть не подавилась и торопливо глотнула вина. Да уж, её мама умела вовремя спросить — особенно когда внутри полный раздрай из-за этих самых поклонников.

Гроттер-младшая неопределенно пожала плечами и, взглянув на явно неудовлетворенную таким ответом маму, всё же ответила:

— Да есть пара парней, которым я нравлюсь, но ничего серьезного. У меня сессия скоро, так что мне все эти сердечные драмы не нужны, — получилось как-то более жестко и едва ли не с обидой, хотя девушка хотела добиться совсем другого результата.