-- Мама, но папа давно умер. О какой ты встрече говоришь? - говорила дочь. - Ты не умирай, ты живи.
-- Вот я, дочка, и думаю, а может, есть тот свет, где живут наши души, - отвечала Катя, не слыша слов дочери. - Там мой Левочка. Он ждет меня. Я приду к нему, - мать вымученно улыбнулась. - Только одно плохо, я уже старая, а он там молодой, красивый и такой же веселый. Ты его помнишь?
Дочь кивнула. Лара очень любила отца.
-- Ты когда меня будешь хоронить, положи обязательно рядом с ним. И фото на памятнике сделай, где я молодая.... Мы были с ним красивой парой. И нам обязательно надо помириться с его родителями, с бабушкой Фридой.
-- Но, мама, мы не ссорились ни с бабушкой, ни с дедушкой. Это они нас забыли, вычеркнули из своей жизни.
-- Они, дочка, поверили большой глупости. Кто-то пытался наговорить на нас с тобой. Я умираю, иди, позови бабушку Фриду и дедушку Семена. Я им сейчас скажу, что все неправда, что я верна была Левочке....
-- Мама!
-- Позови, дочуль, Фрида поймет, что я любила только Левочку, перед смертью не врут. И ей легче станет, и мне... Фрида тоже мучалась все эти годы... Она хорошая. Только не умеет прощать. Ты в неё пошла...
И Лара пошла за бабушкой и дедушкой. Она робко постучала в калитку когда-то такого приветливого дома, где всегда было так уютно, хорошо, где во дворе жил еще Букет, принесенный маленьким щенком папой, а теперь этот дом был неприветлив.
-- Хоть бы дедушка был дома, - молила молодая женщина, вспоминая, как он украдкой гладил её по голове, приносил шоколадки, давал маме деньги. - Дедушка, пожалуйста, открой дверь ты.
Нет, Семена Сергеевича дома не было. На крыльце показалась хмурая, неприветливая Фрида Христиановна. Она ничего не спросила, стала еще неприветливее и сурово смотрела на Лару.
-- Маме совсем плохо, - выдавила из себя Лариса. - Она просит вас прийти. Ей...ей... немного осталось...Мама умирает... Пожалуйста, придите... Мама ждет вас...
Фрида молчала.
-- Почему вы молчите? Так нельзя, - Лара заплакала. - Ну что вам плохого сделали мы? За что вы ненавидите нас? Ведь мы все любили папу. И он нас любил.
Фрида смотрела мимо и не произнесла ни звука. Она уже много лет не говорила ни с невесткой, ни с внучкой - вычеркнула их из жизни, из поля зрения, из области слуха, вот только из мыслей не смогла их выкинуть.
-- Я прошу вас, - из последних сил, шепотом произнесла Лара. - Мама ждет вас. Пожалейте её.
И опять тишина. Лара сгорбилась, повернулась и пошла домой, потом остановилась и тихо с надрывом произнесла:
-- Папа вас за это не простит. И я никогда не прощу, хоть мама всегда говорит, что вы не виноваты ни в чем!
Фрида вздрогнула.
Мама встретила дочь вопрошающим взглядом.
Катерине сегодня было совсем плохо. Она уже не могла есть. Пила только сок. Но и он сегодня все больше мимо проливался. Мария Георгиевна, добрый Ларин ангел, уже вызывала сегодня скорую помощь, был выходной день, больницы не работали. Усталая серьезная женщина со скорой помощи сказала ввести еще дозу наркотиков.
-- Но это последние, у нас осталось только две ампулы: на вечер и завтрашнее утро, что мы будем делать, пока новые выпишет врач, ведь выходные дни. Катя не выдержит боли, - растерянно ответила Мария Георгиевна.
-- Вот и введите эти дозы, не жалейте. Вашей Кате очень больно, - односложно ответила врач.
И Мария Георгиевна все поняла: счет шел не на дни - на часы. Катя держалась на последнем желании - поговорить со свекровью. Мария Георгиевна сделала внеочередной укол, пока не было Ларисы.
-- Вот и хорошо, что девочки нет дома, - думала она. - И так Лара вся извелась. Какую все-таки хорошую дочку нам привел Ванька.
Лари пришла одна. Увидев глаза матери, отвернулась, пряча слезы. Мария Георгиевна взяла за руку Катерину:
-- Будет, будет, не жди её, - сказала она. - Не пришла и Бог с ней. Потом ей стыдно будет. Ругать себя будет.
-- Мне не будет стыдно, - словно из пустоты возник равнодушный голос. - мне нечего стыдиться.
Расстроенная Лариса забыла закрыть дверь.
-- Бабушка, ты пришла? - Лариса обрадовалась и готова была ей простить все: и долголетнее молчание, и сегодняшний отказ.
-- Я тебе не бабушка, - голос был холоден и по-прежнему равнодушен.
-- Фрида Христиановна, не надо так говорить, - прошелестела сухими губами мать. - Это жестоко. Ларе и так плохо.
-- Пожалейте внучку, - укоризненно произнесла Мария Георгиевна. - Она же вас до сих пор любит. И пожалейте Катю... плохо ей... Ведь они верные, надежные... Не говорите так, Фрида Христиановна. Не надо.
-- А Катерина жалела моего сына, когда лежала с другим в постели, когда родила от него дочь и объявила всем, что Лара от Левочки. Эх, Катерина, лучше бы ты правду тогда сказала. Мы бы сумели понять.... - в голосе Фриды на мгновение проскользнула нота глубокой обиды, но она взяла себя в руки, и опять интонации бабушки пронзило абсолютное равнодушие. - А Лева тебе верил... Так любил...
-- Это неправда, - мать устало закрыла глаза. - Я любили только Левочку, не было у меня никогда других мужчин. Лариса - Левина девочка. Он очень любил её, больше всех.
Женщине было тяжело произнеси такую длинную речь, Катя использовала все свои силы, лежала неподвижно, с закрытыми глазами. Но Фрида продолжила:
-- Ты же сказала своему любовнику, что Лара - его...
-- Уйдите, пожалуйста, Фрида Христиановна, из этого дома, - вежливо попросила Мария Георгиевна. - Бог еще вас накажет за это.
-- Я уйду, но скажу все, - бабушка вздохнула. - Я должна это сказать. Я ведь тоже любила Ларису... Ты, Катерина, нагрешила столько, что никогда тебе не быть с Левочкой и там, на том свете, не надейся, - Фрида била по самому незащищенному месту бывшей невестки. - Ты не только родила дочь от другого, ты труслива, ты поступила подло, ты скрыла все от Ларки, от Левы, но хуже всего, что ты не запретила дочери выходить замуж за сына Дерюгина. Это твой самый страшный грех!
Слова Фриды были непонятны и пугали своей непонятностью. В комнате повисло тяжелое молчание. А мама открыла глаза. Но у неё уже не было сил что-либо спросить.
-- Неужели и бабушка, и мама знали, что Ванька гомосексуалист? - подумала Лариса. - А почему еще мама должна была запретить мне выходить замуж? Хотя было бы лучше, если бы запретила. Просто так, без причины. Я бы походила неделю расстроенной или две, зато не была бы Ванькиной женой, не видела бы Турции. Это лучше...
-- Нам Лара очень нравится, мы её любим, - пыталась прервать молчание Мария Георгиевна, видя, как и так бледное лицо Катерины становится совсем восковым, словно остатки крови уходят куда-то в глубь организма, а ними и жизнь. - Вы о чем говорите? Какой тут грех у Кати? Больше мой...
-- Эх, ты, святая душа, - вздохнула Фрида, глядя на Марию Георгиевну. - Придется и тебя расстроить. Твой муж наследил здесь много лет назад, от Дерюгина твоего Катерина родила Ларку. Да еще за брата и замуж выдала, за генеральского сына. Как можно такое сделать? Не человек ты, Катерина, после этого!
-- Что вы такое говорите? Ваня - мой сын от первого брака, - растерянно произнесла Мария Георгиевна. - Он не сын Яши. Он не Дерюгин. Он - Рогожко.
Фрида на минуту вскинула брови, и в её позеленевших глазах мелькнуло огромное облегчение.
-- Фрида! Фрида! - с хрипом вырвалось из груди Катерины. - Что ты говоришь? Зачем ты так меня позоришь? Ты же мать Левочки! Левочка - отец моей девочки, он признал её, он больше жизни любил Ларису. И ты любила её. Ты часами не отходила от коляски, готова была жить с нами, тебя Семен Сергеевич еле уводил каждый день... Фрида...
Голос матери затихал, шелестел последним усилием.
-- Уходи отсюда, - закричала Лара, она была готова вытолкнуть бабушку, кинулась к ней, - ты лжешь... Не смей такого говорить маме...
Фрида повернулась и уже уходила, как вдруг что-то заставило её остановиться. Она и сама не понимала, что произошло. Немолодая женщина обернулась. Страшные глаза невестки неподвижно смотрели, абсолютно не мигая, на неё. Во взгляде застыла незаслуженная обида. Фриде стало не по себе.
