Лара вернулась домой. Делать было абсолютно нечего. Наступил вечер. Телевизор надоел, сколько можно его смотреть? Скорей бы вернуться на работу. На больничном еще продержат дней десять. С ума бы не сойти за эти десять дней. А за стеной тем временем заплакал ребенок. Тоненько, жалобно. Правду сказала Анька. Плачет. И как долго. Лариса никак не могла уснуть и размышляла о своей семейной жизни. Ничего хорошего не получалось. Ванька притих после угроз матери лишить его денег, но его хватило ненадолго. А теперь, когда родители далеко, когда Лариса, считай, и не женщина больше, у Ивана очень удобный повод никогда с ней больше не делить постель. Все правильно, Лариса перенесла операцию, слаба еще...Но кого хочет обмануть Лара? Себя? Не стоит! Не надо операцией оправдываться. Ваньку таким природа сделала. Ни Ларе, ни Марии Георгиевне этого не переделать... Нет! Надо уходить! А ребенок все плакал и плакал. Лариса прислушалась, шагов и голоса матери было не слышно, один только беспомощный плач.
-- Может, матери плохо, она не может подойти к ребенку, - обеспокоено подумала Лара. - Может, болеет сильно?
Плач не прекращался, ребенок уже не плакал - скулил жалобно, беспомощно. То замолчит, то вскрикнет в надежде на помощь.
-- А ведь он маленький, ему и года нет. Плач такой беспомощный, охрип уже, - тревожилась женщина. - Он там один, что ли?
Не выдержав, несмотря на поздний час, Лариса пошла к соседям. Постучала. В ответ малыш залился громким обиженным плачем. Но к нему никто не спешил. По-прежнему не слышно было шагов, не слышно было голоса матери.
-- Точно, что-то там случилось. Что же делать? Может МЧС вызвать? Милицию? Сказать, что там один ребенок. Вскрыть дверь? - такие мысли неслись в голове женщины. - Малыша еще больше напугают, если выбивать будут дверь. А как я буду объяснять, почему решила, что там нет взрослых. Надо проверить сначала. А, постучу сама.
Лара посильнее стукнула в дверь. Дверь взяла и приоткрылась. Плач стал слышнее. Лариса осторожно вошла, ожидая увидеть самое худшее, следы драки, пьянства, бесчувственную мать, отца. В квартире никого не было. Плач доносился из спальни. Лариса заглянула туда. В кроватке лежал и плакал очаровательный беловолосый малыш месяцев пяти. Он обиженно залился еще более звонким плачем при виде чужой женщины. Ребенок был весь мокрый, скинул с себя одеяльце, замерз, сучил ножками и отчаянно кричал, увидев женщину. Ведомая извечным материнским инстинктом, не думая ни о чем, кроме плачущего ребенка, Лариса подбежала к кроватке, схватила малыша на руки, прижала к себе. Мальчик, почувствовав человеческое тепло, затих на ласковых руках незнакомой женщины. Лариса стояла и качала его. Только потом почувствовала неприятный запах. Малыш не только описался. Лара никогда не имела дела с грудными детьми, но надо было что-то делать. Включив теплую воду в ванной, она, как могла, вымыла малыша под струей воды, осторожно держа его, завернула в полотенце, что тут же висело. Другого ничего рядом не было. Тот довольно урчал и улыбался. Ему нравилось мыться. Потом женщина осмелилась, нашла в чужой спальне чистые, но неглаженые распашонки, ползунки и пеленки. Как получилось, так переодела и перепеленала мальчика. Положила в кроватку. Тот тут же заплакал. Женщина взяла его на руки. Походила с ним по комнате. Но он продолжал кукситься.
-- Ты, наверно, есть хочешь? - произнесла Лариса. - Конечно, хочешь. Малыши всегда хотят кушать.
Взгляд упал на бутылочку с чем-то белым.
-- Молоко, наверно, - подумала Лара. - Сейчас я тебя накормлю. Это, наверняка, твое молочко или кашка.
Она уже хотела дать его малышу, но мозг пронзила мысль:
-- А вдруг прокисло? А я накормлю чужого ребенка. У него животик заболит, - и решительно отставила в сторону.
Малыш беспокоился, вгрызался в соску, которую дала Лариса, предварительно вымыв её водой из чайника, мальчик недолго увлекался соской, он обиженно её выплюнул и опять заплакал. Он хотел есть. Это было понятно.
-- Кушать хочешь, - ласково произнесла женщина, она взяла мальчика на руки. - Пойдем, посмотрим, что у вас есть. В случае чего, у меня есть молоко. Прокипячу и дам его покушать. Или сварю тебе жиденькой манной кашки. Я знаю, детей кормят манными кашками. Так, мой маленький.
На чужой неуютной кухне, не блещущей порядком и чистотой, в холодильнике обнаружилась пачка детской смеси. Лара внимательнейшим образом прочитала способ приготовления, зажгла газ, нашла чистую кастрюльку, и вскоре еда для малыша была готова. Женщина тщательно вымыла бутылочку, налила остуженную теплую смесь. Мальчик прямо впился в бутылочку. Он с жадностью глотал, держась руками за бутылочку, малыш наелся и тут же уснул. И только тогда Лара спохватилась: а где же взрослые, где его родители? Она уже сколько времени здесь, и никого не видела. И никто не возвращается. Женщина обошла всю квартиру. Никого не было. Следов борьбы, преступления, пьянства женщина тоже не видела. Только беспорядок и неухоженность. Малыш спал. Лариса думала, что же ей теперь делать? Но уйти от ребенка она не решилась. Проснется опять, а рядом никого из взрослых. Нет, придется остаться. Как-нибудь объяснится. Она села на стул и задремала возле детской кроватки, она была все-таки слаба еще.
-- Подожду до утра, - решила она и, сама не ожидая, уснула.
Проснулась женщина оттого, что хлопнула входная дверь. Лара испугалась. Сейчас надо будет объяснять незнакомым людям, как она сюда попала и что здесь делает. Неприятно! Надо было все-таки уйти, когда малыш уснул. Лариса встала с со стула, ныло все тело, и застыла, так и не сказав ни слова. Только тревога светилась в позеленевших глазах. В дверях комнаты стоял Леонид Павлович Ковалев, хирург, что недавно оперировал её, такой же удивленный, как и она сама.
-- Лара? - наконец, произнес он. - Что вы тут делаете?
-- А вы?
-- Я здесь живу.
-- Так это ваш ребенок плакал? - сердито спросила женщина.
-- Мой! - виновато согласился врач.
-- Что же вы его одного бросили?
Врач опустил уныло голову. Тут Лара вспомнила, что она в чужом доме и стала поспешно объяснять, не дождавшись ответа:
-- Понимаете, Леонид Павлович, в вашей квартире плакал ребенок. Долго плакал. Я думала, что-то случилось. Пошла предложить помощь. Дверь оказалась открыта. Я зашла. А тут никого нет. Мне пришлось малыша помыть и покормить. Может, чего и не так сделала. Уйти я не решилась, боялась оставить ребенка одного. Как оставить одного такого маленького? Он же совсем беспомощный. Вот я и осталась. Сначала все ждала, что кто-нибудь придет. Потом не заметила, как задремала прямо на стуле.
Расстроенный Леонид стремительно подошел к кроватке. Облегченно вздохнул. Похоже, за то время, что сын был один, ничего страшного не случилось. Сухой и сытый малыш довольно во сне чмокал губками.
-- Я его переодела и покормила. Из бутылочки. - робко повторила Лара, глядя, как внимательно мужчина всматривается в ребенка. - Смесью, что нашла на кухне. Я её сварила по инструкции, что на упаковке. Я что-нибудь не так сделала?
-- Так. Все так. Огромной вам спасибо. А где же Витка? - в задумчивости произнес Леонид Павлович.
-- А кто такая Витка?
-- Моя жена. Мать Савки.
-- Так, значит, мальчика зовут Савка. Савушка, - ласково повторила женщина, в глазах появилась нежная голубизна. - Какое интересное, необычное имя. Старинное. Настоящее, русское имя.
-- Да, - согласился отец мальчика.
Леонид был в затруднении и в какой-то мере в отчаянии: Витка неизвестно где, один только Бог знает, когда она вернется, а ему надо назад в госпиталь, и так уже минут тридцать прошло, как он уехал, второго дежурного хирурга сегодня нет. Военврач нерешительно обратился к женщине.
-- Лариса! Я понимаю, что вы слабы после операции, вам надо отдыхать, набираться сил. Но я заскочил всего на минуту. Дежурю сегодня. Я оставил госпиталь, чего, в общем-то, делать нельзя. Но я волновался за Савку. Подозревал, что Витки может не быть дома. Я очень вас прошу, побудьте с ним до моего возвращения. Или жена придет. Я очень прошу. И не сидите на стуле, прилягте на кровать.