-- Леонид Павлович! Чайку попьете с пирожками? - спросила она. - Это от моей свекрови привез Яков Петрович. Он на самолете прилетел, его жена специально для меня испекла. Они еще свежие относительно. Попробуйте, очень вкусные. Мария Георгиевна исключительно вкусно готовит. Я где-то видела тут микроволновку. Сейчас подогреем. Тут с мясом есть. Вы любите с мясом?
Леонид кивнул головой. Он любил все. Витка дома еду не готовила. Лара быстро разогрела пирожки, заварила пакетик душистого чая, который тоже принесла, и вскоре Леонид наслаждался чаем. Лариса ничего не ела. Она еще больше похудела после операции.
-- Лариса, а вы кушайте сами. Вам уже можно. Съешьте хоть один. От одного пирожка ничего не будет.
-- Не хочется, - ответил женщина.
Молча посидела. Было видно, что-то её беспокоит. Потом задала вопрос:
-- Леонид Павлович! А может ли наступить беременность, если трубы удалены.
-- Сейчас медицина многого достигла, - ответил тот.
-- Понятно, - ответила женщина. - Не надо, дальше ничего не говорите. Не буду расстраиваться.
Они поговорили еще немного о ничего не значащих вещах. С удивлением Леонид узнал, что их вкусы во многом совпадают. С этой женщиной было легко и интересно беседовать, да и пирожки просто таяли во рту. Потом Лара попрощалась:
-- Поспите, Леонид Павлович, - сказала она, - а я пойду, посижу в холле, почитаю. Мне что-то не спится.
-- Что вы сейчас читаете? - спросил он
-- "Очарованного странника", - ответила женщина. - Я всегда в трудные моменты читаю Лескова. Смешно! На дворе двадцать первый век, а я читаю Лескова.
Леонид уже не удивился.
-- Я тоже люблю Лескова, - только и сказал он, невольно любуясь глазами женщины.
У Лары были интересные глаза. Они уже не раз поразили Леонида. И не только потому, что напомнили озера. Глаза женщины, это удивительно, но факт остается фактом, могли менять свой цвет, в зависимости от настроения. Сейчас они светились яркой спокойной голубизной. Когда врач отчитывал Лару за Катюнчика, она невинно прищурилась и голубизна стала темной, а перед операцией, когда боль застила все вокруг, глаза Ларисы приобрели зеленоватый оттенок - оттенок тревоги, несчастья. Удивительные глаза! Леонид на них засмотрелся и опять не поговорил о том, кто перед операцией просил женщину лишить материнства.
Это было начало их дружбы.
Через день женщину выписали:
-- Я обязательно вас навещу, - обещала Лариса и сестричкам, и санитаркам, и врачам, в том числе и Леониду.
За Ларой приехал сам генерал, завалил сладостями медсестер, врачам поставил чего покрепче.
-- Скучно без вас будет, - простодушно заметила на прощание одна из санитарочек. - с кем еще так хорошо, от души посмеешься. Приходите еще.
-- Нет уж, - ответил генерал, обнимая и придерживая Лару, - лучше вы к нам в гости собирайтесь. Лариса и дома вас посмешит.
Леониду стало опять неприятно, он подумал:
-- Точно, любовники, вон старый волокита с какой нежностью смотрит на женщину. Но он хоть не такой противный, как Иван.
Леонид не стал дослушивать всех разговоров и ушел. Лару увезли без него. Они даже не сказали друг другу "До свидания".
Савка.
Ларису спустя неделю после операции выписали домой. Яков Петрович привез, но не стал дожидаться Ивана, не хотел видеть:
-- Я сегодня с ним уже встречался, не буду дожидаться, а то опять поссоримся, - сказал он невестке. - Мне пора домой, в С-ск. Маша звонила, скучает без меня. Да и плохо себя чувствует. Давление замучило её.
-- Конечно, конечно, поезжайте, - тут же согласилась Лара. - Вы и так часто улетаете по делам службы, оставляете Марию Георгиевну. А она скучает без вас. Я не пропаду. Не беспокойтесь. Все будет в порядке.
Дерюгин уехал. Лариса походила по пыльной комнате, Ванька и не подумал к её возвращению привести квартиру в порядок. Поэтому Лариса решительно взялась за тряпку, вытерла пыль, пропылесосила, занялась обедом. Вскоре на плите забулькал аппетитный борщ, распространяя изумительные запахи. Хоть и старалась занять себя делом женщина, но на душе было тягостно.
-- Скоро Иван придет, накормлю его обедом. Поговорим о чем-нибудь. Отвлекусь. Не так тошно будет, - думала Лара. - Хотя Ваньке плевать на меня. На что я надеюсь? Я же домработница у него. Ушла бы. Но я боюсь остаться одно. Я очень боюсь одиночества! Как я сейчас понимаю всех тех женщин, что держаться за мужей-алкоголиков. Жаль, что мамы больше нет. Вот и терплю Ваньку, все его выходки. Ну пусть будут эти его странные любовные пристрастия... Говорил бы со мной по-человечески. И была бы у меня девочка... Дочка! Почему же Ванька так детей не хочет? Да что теперь об этом сожалеть! Господи, какая идиотская у нас семья! Сто раз вспомнишь Наташку Нестерову. Может, она чего знала уже тогда про Ваньку, да пожалела меня, не сказала.
Буквально через пятнадцать минут позвонил Иван, сообщил, что не будет ночевать дома, у него непредвиденные экстренные обстоятельства. Лариса прислушалась к своим чувствам, они молчали, более того, даже немного обрадовались, хоть и тошно одной, а видеть Ваньку, оказалось, еще тошнее. Женщина равнодушно подумала:
-- И не приходи, черт с тобой. История повторяется. В Турции тоже были экстренные обстоятельства. Тогда мы только поженились, а для чего? Ванька на других смотрел. Сейчас я просто удобная тряпочка, об которую можно ножки вытереть... Ну и в какой-то степени я его останавливала. А ведь сорвался Ванька без меня, долго он продержался после нашего переезда из Св-ка. Теперь у него кто-то появился, пока я была в больнице, - неожиданно для себя Лара обозлилась. - Да пропади ты пропадом вся наша семья. Надо приучить себя к мысли, что одиночество не так страшно, привыкнуть к мысли, что я буду жить одна. Тогда я смогу уйти от Ваньки. Вот только я обещала маме, что хотя бы год выдержу, не буду спешить. И Мария Георгиевна надеется, что у нас все сладится... Нет, сегодня я ничего решать не буду... Успокоюсь немного после больницы, приду окончательно в себя. А может, мне самой, как Ваньке, завести кого-нибудь? Нет! Мне противно думать о близости с мужчиной. Ванька хоть не чаще раза в месяц оказывает мне свою мужскую честь. Не надо мне этого... Хлеба, что ли, сходить купить...Да, надо отдельно ложиться спать от Ваньки. Кресла-кровати есть у нас. Вот и буду на них спать.
Лариса вышла на улицу. Хоть и пыталась она себя отвлечь, но все равно было невыносимо обидно. Обидно за все. Мама умерла. Дедушке и бабушке она не нужна, не придешь, не поплачешься. И Марии Георгиевне с Яковом Петровичем не пожалуешься. Почему так нелепо складывается её жизнь? Что её держит возле нелюбимого мужа? Хотела ребенка... Да, но она теперь не может рожать... А Ванька никогда не хотел детей. Ему в радость, что жену стерилизовали...
А на улице стояла осень. Теплая, мягкая. Летели тонкие паутинки. Бабье лето. А Лариса еще и весны своей бабьей не пережила.
В магазине женщина встретила всезнающую соседку Аньку Полипову со второго этажа, жену майора Полипова, кругленькую болтливую женщину. Рада была и с ней поговорить. Та обрадовалась, вывалила кучу новостей. Оказывается: у них новые соседи, в двухкомнатной, рядом с Ларой. Уже неделю живут.
-- Ребенок там вечно плачет. Нет от него покоя ни днем, ни ночью, - жаловалась соседка. - А мать его фифа толком не говорит ни с кем. Она, видите ли, возвышенная натура. Мы, простые смертные, не достойны её внимания. А сама только так за мужиками ухлестывает. Ты следи за своим Ванькой, он у тебя...
Анька осеклась, понимая, что чуть не сболтнула лишнего. Больше она ничего не успела сообщить, за ней пришел мрачный злой муж, что ждал её на машине - они собрались в деревню к матери, а жена уж больно долго покупала хлеб.
-- Опять соседям кости перемываешь? - подошел он.
-- Все, иду, иду, - затарахтела Анька и убежала.
