— Привет, Кристин, — быстро сказал он и двинулся дальше.

— Андрей, подожди, — я попыталась остановить Сажнева, и для этого мне пришлось почти бежать за ним. — Ты куда устремился?

— Нет времени объяснять, — отвечал Андрей. — Я за Настей.

— Ты знаешь, что с ней? — удивилась я. — Она не пришла на занятия. Дозвониться не могу.

Андрей наконец-то остановился и достал телефон.

— Я тоже не могу, — сказал Сажнев. — Она мне прислала какое-то странное сообщение, вот.

Парень показал мне это сообщение. «Андрей, я в беде. Срочно приезжай на белый завод. Жду». Я перечитала его несколько раз, пытаясь понять, что вообще Настя делает на белом заводе. Мне вспомнилось фото Алины, черные блоки завода и белый проем двери, в котором застыла размытая фигура. Сейчас она казалась более чем реальной.

— Андрей, будь осторожней, там может… быть опасно, — предупредила я Сажнева.

— Хорошо, я позвоню, — кивнул Андрей. Я взглянула на время. Одиннадцать.

— Позвони мне в двенадцать, расскажи все, — попросила я, и Сажнев ответил мне кивком. Он умчался, а я осталась стоять посреди лестницы.

Сажнев так и не позвонил мне. Ни в двенадцать, ни в половину первого. Сидеть и дальше спокойно слушать лекции, когда мои друзья неизвестно где, было невыносимо. Мне нужно самой поехать на завод и во всем разобраться. Дальше должна быть лекция по латыни. Значит, отпрошусь у Афанасьева и поеду туда.

Надеясь, что наш профессор латыни благоговеет перед фолиантами с исчезнувшим языком, а не перемещается где-то в недрах института, я направилась к его кабинету. Мне повезло, и я застала его там, но не одного. Рядом с ним стоял Константин Александрович, и они переговаривались о чем-то с серьезными лицами.

— Что, по-вашему, он собирается делать? Прошло сто лет, — говорил Одинцов.

— Костя, ты не понимаешь, что они за люди! — кипел Афанасьев.

— Юрий Витальевич! — сказала я, прерывая разговор преподавателей. Они не заметили меня, когда я вошла, но времени на приличия не было. Лицо профессора Афанасьева обратилось ко мне.

— Что там… — Юрий Витальевич собирался прогнать вошедшего, но, увидев меня, осекся. Какое-то время его глаза задержались на мне, словно я была препятствием, которое невозможно преодолеть. Впрочем, я знала, что он смотрит не на меня, а на мою бабушку. Перед ним стояла Света Гончарова, девушка из его юности. Возможно, чувства к ней, дружеские и не совсем, все еще хранились в душе старого профессора. Поэтому он качнул головой, смахнув наваждение, и устало спросил:

— Что вам нужно?

— Хочу отпроситься с вашей лекции, — сказала я.

— Делайте, что хотите, — проговорил профессор, которому явно было не до меня.

— До свиданья, — бросила я и собиралась уйти.

— Постойте! — голос Одинцова остановил меня. Пришлось обернуться. Я почувствовала запах неудавшегося побега и предстоящего допроса.

— У вас что-то случилось? — спросил профессор анатомии.

— Нет, просто надо.

— На вас нет лица и, готов спорить, вы дрожите, в чем дело? — продолжал Константин Александрович, окинув меня холодным взглядом, не терпящим протестов.

— Оставь ее, пусть идет, — пробормотал Афанасьев, но Одинцов так не думал и повторил свой вопрос.

— Моя подруга пропала, — сказала я, подумав, что другого выхода нет. Одинцов может допрашивать хоть весь день, а мне нужно уйти. К слову, выбежать из кабинета казалось мне верхом неуважения, и я не могла позволить себе этого.

— Хочу убедиться, что с ней все в порядке. Можно мне идти?

— Юрий Витальевич, мне в голову пришла одна мысль, — негромко обратился Константин Александрович к коллеге. — Говорите, он мог вернуться, чтобы закончить начатое?

Профессор Афанасьев метнул на Одинцова быстрый взгляд. Его лицо с отпечатками давних морщин внезапно стало мрачным. Они поняли друг друга.

— Кристина, — услышала я его хриплый голос. — Где сейчас ваш друг Андрей Сажнев?

— Надеюсь, там же, где и Настя, — сказала я. Меня злил этот бессмысленный разговор. Утекало драгоценное время, и от этого я нервничала еще сильней.

— Она написала ему, что с ней что-то случилось на белом заводе, и он поехал к ней.

— Белый завод, — Афанасьев приложил руки к лицу и с силой провел по линии лба, словно пытаясь избавиться от него.

— Что все это значит? — спросила я, понимая, что они не просто так интересуются судьбой Андрея.

— У вас счастливый день, — ответил мне Одинцов. — Я подвезу вас до завода. Выйдет быстрее.

***

Мы покинули институт и направились во внутренний двор. Впереди всех шел Константин Александрович. Сзади, орудуя своей тростью не хуже, чем это мог бы сделать старина Гендальф, не отставал Юрий Витальевич. Позади всех шла я. Мы приблизились к стоящей во дворе машине Одинцова. Как я уже говорила, в машинах разбираюсь очень плохо. С того момента ничего не поменялось, и я по-прежнему не могла опередить, на чем именно разъезжает наш профессор анатомии. Однако его автомобиль выглядел нереально круто. На языке уже вертелась колкость про маленькие зарплаты преподавателей, но я удержалась и промолчала.

Едва мы сели в салон, Константин Александрович завел мотор и стал выезжать. Я сидела сзади. Лица преподавателей выглядели хмурыми, а я всегда боялась мужчин с такими лицами. Однако все же рискнула задавать вопросы.

— Кто-то расскажет мне, в чем дело? — начала я.

— Что вас интересует? — проскрипел Афанасьев.

— Почему вы мне помогаете?

— Я объясню, и вам станет понятней, — вмешался Одинцов. — Дело в том, что гораздо безопасней держать вас в поле зрения. Ведь вы бы все равно отправились на завод, не так ли? Наше чуткое руководство предостережет вас от совершения глупостей, которые вы намерены сделать. Это понятно?

— Я поняла только то, что вы выставляете меня непроходимой дурой.

— Отнюдь, — покачал головой Одинцов. — В этой истории у вас главные лавры. Хоть вы пока об этом и не догадываетесь.

Я разозлилась. Константин Александрович держался невозмутимо и как всегда немного посмеивался.

— В искусстве пикировки вам нет равных, — вспылила я. — А вы, Юрий Витальевич, опять рассказали мне не все?

— Какой неприятный пасквиль на мою голову, — заметил профессор, хоть разыграть досаду у него не вышло. — В тот вечер я сам не знал большего. Дело в том, что о смерти заведующего тем отделением я узнал довольно скоро, почти тем же утром. Надо же, убийство врача в собственном кабинете!

— Громкое дело! — проговорил Одинцов. Он гнал машину так быстро, что я не успевала прочесть надписей ни на одном рекламном щиту.

— Оглушительное, я бы сказал! — подтвердил Афанасьев. — Я стал думать, случайность ли это? Ведь он был лечащим врачом Вари. В итоге я пришел к выводу, что не у всех деревьев одни корни. А потом вы рассказали мне о еще одном сыне Вари. Сперва этот факт меня не тронул. Что ж удивительного, если молодая привлекательная женщина и врач состояли в связи? Я мог предположить это. Видно, Краснов был хорошим человеком, приводил потом мальчика к матери. Одним словом, старался помочь. Кому могло понадобиться убивать такого святошу? А потом эта фотография в читальном зале…

— Пугающее, должно быть, зрелище, — проговори Одинцов, и мы молча согласились с этим высказыванием. Я еще не забыла серый с помехами экран, возникший из темноты зала.

— Кто-то нарочно пытался вернуть нас к событиям того времени, когда все мы были молоды, — продолжал Афанасьев. — Когда случилось несчастье с Варей. Очевидно, что история вышла за пределы доверенных лиц. Но кто мог узнать? Ни я, ни Света, ни Лида, — мы не стали бы никому рассказывать об этом. Кормышов не в счет, он ничего не знает. Варя — надежно заперта. Так кто же был настолько неуловим, что воспользовался доверием врача, убил его и остался непойманным? Кто так умен и изворотлив, что отключил свет, сделал снимок и прислал его нам? Кто узнал обо всем?

Я поразилась выводам, к которым меня подводил Юрий Витальевич

— Второй сын Вари?! — пораженно спросила я.