Литмир - Электронная Библиотека

На следующий день отплытие не состоялось: большинство пришлых рыбаков — избитые и раненые — остались в Санкт-Барбаре. Остальные вернулись домой.

Между тем внизу по-прежнему шла выгрузка и погрузка. Дело в том, что рыбачьи домишки стояли на отлете, среди рифов, далеко от домов остальных жителей, которые, как всегда, продолжали работать в порту и не желали ничего другого, как делать обычную работу и, как обычно, спать, голодать и хотеть есть.

На третий день после несостоявшегося выхода на площади был вывешен новый указ с полицейским штемпелем порта Себастьян: согласно указу, жители Санкт-Барбары призывались выдать властям осужденного в Себастьяне Иоганна Гулля, который, по имеющимся сведениям, скрывается в Санкт-Барбаре. Гулль сидел у Дезака, когда пришедшие рыбаки сообщили ему эту новость; последнее время Гулль ждал и боялся этого известия, но теперь вздохнул с облегчением: стало быть, дошло и до этого. В тот же день четверо рыбаков были задержаны и сданы в полицию. Эльнорцы опознали тех, кто, приставив нож к горлу, угрожал их товарищам, собиравшимся выйти в море. Говорили, что отплытие окончательно назначено на понедельник и будет проведено во что бы то ни стало.

Женщины напоследок еще получили в кредит понемногу жира, сахару и бобов, но вот уже три дня, как Дезак закрыл лавку. Считанные пфенниги, которые приносил ночной улов, уходили на те же лодки и рыболовные снасти. На рынке рыбу отдавали, можно сказать, задаром; над столами и даже над крышами носился приторный гнилостный запах ухи, сваренной без жиру и почти без соли. Женщины недоумевали, глядя на сыпь, появившуюся у детей без боли и температуры, но с сыпью обстояло так же, как с арестом Нера. Мать первого ребенка испугалась, но, когда то же самое постигло и других детей, с этим уже мирились, как с неизбежностью.

Дни тянулись долго, непривычно долго, светлые дни на суше. Мужчины все так же торопились встать из-за стола или вскочить с постели, точно им было недосуг, точно они считали излишним тратить время попусту. Они уже сообщили в контору свое решение: не выходить в море иначе как на новых условиях.

Тем временем полк Кеделя был с острова Маргариты переброшен в Санкт-Барбару. В первую ночь для солдат освободили склады, а потом поставили их строить бараки в утесах. Прибытие полка вызвало в порту необычное оживление. После окончания рабочего дня площадь кишела народом, было светло и шумно.

Гулль сидел с женой Кеденнека за столом, он обычно работал с мужчинами, но сегодня вернулся раньше. Остальные еще задержались, дети спали. Мари Кеденнек молча следила за тем, как он ест. Он поднял глаза и увидел, что она смотрит на него с ненавистью. То ли она ненавидела его потому, что считала виновником восстания, но от такой костлявой, изъеденной нуждою женщины вряд ли можно было этого ожидать; то ли ей нужно было кого-то ненавидеть — младший ее угасал, а обоим старшим докучала сыпь; а может, и просто так, без всякой причины, в другое время и при других обстоятельствах она точно так же бы его ненавидела. Во всяком случае, ненависть можно было обнаружить только в ее глазах, в крошечных, чуть заметных точечках; никогда не стала бы она выказывать свою неприязнь ни перед самим Гуллем, ни перед Кеденнеком, ни перед Андреасом да и ни перед кем другим.

Когда Гулль поел, она встала и сбросила чепец; обычно она позволяла себе это лишь в укрытии, за перегородкой; видно, что-то в ней надломилось, и она сделала это машинально, стоя посреди комнаты. Гулль считал Мари Кеденнек уже не первой молодости, а у нее оказались вовсе не седые волосы, а густая каштановая копна. Он опешил и даже устыдился, словно увидел что-то недозволенное. Но тут спохватилась и женщина, накинула платок и легла спать. Гулль ушел из дому.

По дороге ему повстречалась Дезакова Мари. А он-то считал, что она давно уехала, как прошлым летом.

— Вот еще! С какой это стати мне уезжать! Да стоит мне только спуститься в дюны! Ведь все и дело-то в солдатах, а они нынче здесь, в Санкт-Барбаре.

— Так вот, значит, ты какая! А ведь зимой что-то из себя строила. Тогда, в том случае с Бределем, ты его как следует отругала.

— Ясно, тогда отругала, а нынче предпочитаю язык за зубами держать, — возразила Мари. — Мне-то ведь терять нечего, а от тебя не шибко разживешься.

Ранним утром вся деревня, мужчины, женщины и дети, высыпала в порт, чтобы помешать отходу «Мари Фарер». Поскольку пароходство обратилось к префекту и заручилось его обещанием при любых обстоятельствах содействовать выходу судна, полку Кеделя был отдан приказ на всякий случай нести в порту охрану. Солдаты выстроились вдоль пирса. Жители Санкт-Барбары сгрудились на Рыночной площади. Только что взошло солнце, дул сильный ветер, прибой нарастал, и, сколько ни собралось народу, слышно было, как шумит море. Чем больше ярился ветер, тем веселее прыгали огоньки, которыми он кропил порт и крыши, и тем угрюмее становилась тишина. Внезапно чей-то голос в порту выкрикнул угрозу по адресу «Мари Фарер». Несколько горластых мальчишек подхватили этот выкрик, обрадовавшись случаю тоже подать голос.

Толпа постепенно подвигалась к порту, пока оттуда кто-то зычно не гаркнул: «Стой!» Движение остановилось. Но тут группа рыбаков, сомкнувшись, стала медленно продвигаться вперед. Было решено при любых обстоятельствах помешать выходу судна. У них, собственно, намечался другой план — задержать шхуну у мола рыбацкими лодками; то, что они делали сейчас, было бессмысленно. Трап на «Мари Фарер» был еще не убран, что-то еще грузили на судно. Как раз перед трапом стояли навытяжку двое солдат, одинакового роста, одинаковой осанки, ни дать ни взять родные братья. Справа и слева вдоль шхуны стояло друг за другом еще несколько рядов солдат. Многие из них были знакомы рыбакам по острову Маргариты и по трактирам. Но сейчас лица их окаменели и глядели отчужденно. Быть может, все это весьма сомнительно и недостоверно, быть может, никогда рыбаки с этими солдатами не выпивали — несомненно и достоверно лишь то, что они здесь стояли. И снова: «Стой!» На этот раз рыбаки остановились. Был среди них и Кеденнек. Он глаз не сводил с солдата перед трапом, который как раз вскидывал винтовку. Этого он определенно знал. Он, Кеденнек, в точности знал, где он видел это юношеское загорелое лицо. Кеденнек продолжал идти вперед, как было условлено, не слишком медленно, непривычно мелким, пружинистым шагом. Он ощущал в спине странное чувство обнаженности и понимал, что другие остановились и он идет один, понимал, что этот солдат в него выстрелит. Упал он посредине меж солдатами и рыбаками, примерно метрах в восьми от своих. Всю свою жизнь Кеденнек думал лишь о парусах да о моторах, о промысле да о тарифах, но на протяжении этих восьми метров у него наконец достало времени подумать обо всем. В голову ему пришли все те мысли, какие создана вместить голова человеческая. Он подумал и о боге, но не так, как обычно думают, что его нет, а как о ком-то, кто его покинул.

Рыбаки на «Мари Фарер» заволновались. Они потребовали, чтоб их спустили на берег. Их хотели задержать силой. Но они изменили свое решение и настаивали с упорством, которое при данных обстоятельствах было бесцельным и бесполезным. Капитан, незнакомый в этих местах человек из соседнего округа, еще более неразговорчивый, нежели местные жители — он скупился даже на звуки в отдельных словах и цедил сквозь зубы одни лишь гласные, — капитан молчал — из опасения, как бы с ним не расправились. Да и среди солдат стало заметно некоторое смятение. Однако солдаты с «Мари Фарер», бесстрашно протиснувшись через передние ряды, выбрались на площадь. Местные рыбаки глядели на них не шевелясь. Как вдруг один из пришлых резко повернулся: Франц Кердек из Эльнора, тот самый, в чьей хижине Гулль и Андреас побывали прошлой зимой. Все взоры невольно приковались к нему, следя за каждым его движением. Он делал нечто непонятное: стал обшаривать свою куртку и штаны сверху донизу, словно искал что-то. Даже солдаты, которые в эти минуты общей растерянности и оцепенения охраняли пустое судно, следили за его движениями. Но наконец, словно уразумев, что ищет Кердек, пришлые рыбаки круто повернулись и так резко и неожиданно кинулись на охрану, что несколько солдат были сбиты с ног и сброшены с пирса в воду, прежде чем успели сообразить, что случилось.

18
{"b":"594929","o":1}