Лиззи, казалось, понравилось зрелище, представшее нашим глазам. После сегодняшней долгой ночи я совсем по-другому взглянула на наш особняк. За высоким каменным забором и воротами, закрывающими начисто от чужих глаз жизнь, бурлящую в Бенедиктовском поместье, названном так в честь отца леди Кэтрин, скрывался просто райский уголок.
Прямо напротив ворот, метрах в четырехстах, если напрямую через водоем, возвышалось величественное родовое гнездо Мередитов. Именно так я себе представляла всегда жилище вампира. Шик, роскошь с налетом темноты и намеком на жестокость. Ах, ну да, и с привкусом насилия, поскольку во времена, когда в этом поместье жил дедушка леди Кэтрин, в этом самом водоеме утопло несколько служанок. Ну, или точней им кто-то помог утопиться. Тайна, по сей день покрытая мраком, но с тех пор, как мне это стало известно, я купаюсь в общественном бассейне или же в Мелсуотен-брейг, когда она наиболее благосклонна пустить мелфридян на свои пляжи.
Справа и слева от водоема, к поместью вела неширокая гравийная дорожка для машин, так что с легкостью можно было устраивать приемы, не опасаясь пробок. Ха-ха. За домом, для таких случаев, имелась достаточно вместительная стоянка. А что находилось за гравийными дорожками, просто не поддается описанию. Скажу лишь — это были великолепные сады, возведенные и взлелеянные еще первооснователями Бенедиктушки, как я ласково и иронично называла иногда место, где живу.
К счастью, я не заметила, чтобы в окнах зажегся свет, да и тетушка не любит вставать раньше полудня, что сейчас абсолютно на руку. В полумраке мы подъехали к крыльцу, освещенному парочкой активно потрескивающих факелов. Помнится, я говорила, что мое семейство не очень одобряет такое порожденье сатаны, как современные изобретения. И лампочки тоже причислены к таковым.
Припарковавшись, мы вышли. Я не забыла прихватить с собой шарф Валентина, чтобы поработать с ним завтра. Проведя нас через черный вход, и дав указание встрепенувшейся Бэтти, что она нас не видела сейчас, ведь мы вернулись около двух. Точнее, я одна. Про Лиззи ни слова. Понятливо кивнув, гувернантка направилась спать, а мы на цыпочках прокрались на второй этаж по массивной лестнице из темно-красного дерева, обильно покрытого лаком и, для надежности и безопасности, застеленного красной ковровой дорожкой, с вышитым на ней узором из золотых ниток.
Пробравшись наверх, можно было расслабиться. Тетушка занимала первый этаж, Изабель третий, а в моем распоряжении был весь второй. Собственно, в нем я занимала только три комнаты — это моя спальня, библиотека и, так сказать, что-то вроде рабочего кабинета, где стоял компьютер, небольшое, по сравнению с роялем на первом этаже, пианино, шкаф с наиболее излюбленными или ожидавшими очереди книгами и еще пара вещей. Собственно, мне очень нравилась эта комнатка, особенно в летние дни. Я любила выходить на уютный балкончик, включив приятную музыку, и тратить часы за чтением. Вот это было действительно наслаждением, учитывая погоду, открывавшийся вид и мою страсть к книгам, которую никак нельзя было удовлетворить в приюте.
Но вернемся к Лиззи.
— Какие тебе нужны условия для сна? — справилась я, подыскивая подходящую комнату на своем этаже. В половине из них не бывал никто и ни разу, включая меня. Точней, прислуга время от времени там прибиралась, чтобы не было излишней пыли, картинно свисающей паутины и затхлого запаха.
— Кровать, одеяло, простынь… — начала женщина с улыбкой.
— Понятно, — слишком усталая, чтобы оценить силу юмора, я открыла очередную комнатку. Она была практически в другом крыле от моей, и стоило надеяться, что в нее точно никто ненароком не заглянет днем и не откроет с радостным воплем «с добрым утром!» шторы, впуская палящее солнце. — Ну как? Кровать, постельное белье, в шкафу наверняка найдется, во что переодеться на ночь, там же полотенца, — все-таки для надежности раскрыв шкаф, перечисляла я. — тут душ, за этой дверью, — заглянув, я убедилась в своих пророческих возможностях, — надеюсь, работает. Шторы достаточно плотные, но лучше укройся с головой, хотя это не солнечная сторона так что, думаю, все будет окей.
Комнатка была замечательная. Я даже сама удивилась, почему живу не в ней, а в своей, которая в два раза больше, более пустая и безжизненная. Здесь же все было компактно и уютно. Тяжелые шторы темно-малахитового цвета, спускались до самого пола, дамский туалет с зеркалом в очень красивой раме, напомнил мне о временах Мерлин Монро. Я даже представила ее сидящей здесь, на этом маленьком пуфике и пудрящей щечки именно такой вот пудреницей, которая и стояла на нем. В общем-то, после смерти предков их вещи никем не разбирались и использовались либо нами, либо гостями. Не знаю, насколько это правильно. Не хочу думать об этом.
— Спасибо, Катилина. Все просто замечательно, — подмигнула Лиззи, и я закрыла дверь, шлепая в свою комнату.
Сон, он такой мягкий и пушистый, вы никогда не замечали? Как пекинес или пудель, ласковый такой, отзывчивый, с мокрым носом.
— Да дайте ж мне заснуть по-человечески, — недовольно пробурчала я, натягивая одеяло, которое с меня только что стянули. Не успела лечь, как уже пытаются растолкать.
— Женщина. Уже второй час, если ты будешь столько дрыхнуть, у тебя глаза станут такие же, как задница у шестидесятилетней миссис Норрисон до подтяжки. А ты помнишь прекрасно, какие уши спаниеля там болтались.
Я недовольно высунула из-под подушки один глаз и уставилась на Нефрита. Этого мужчину невозможно спутать ни с кем другим. Он был в ярко-красных, в шотландскую клетку штанах, чуть расширенных на бедрах и немного суженных книзу. Это великолепие держал на себе широкий, с не менее широкой же черной бляшкой ремень, а сверху небрежно накинутая в цвет клеток, темная майка. На шее нефрита по привычке, помимо моего камня, болталась еще куча дребедени, а голову украшала бондана, которая так шла к его красивым раскосым глазам и подчеркивала его гомосексуальность.
— Ну, и что же тебе надобно, сын мой? Надеюсь, причина действительно стоящая…
Оторвавшись от созерцания залитой солнцем весенней улицы, Нефрит повернулся ко мне.
— О, святой Педру Хуан Сальваторе! Женщина, что у тебя с лицом? — мужчина, словно отобрал леденец у младенца, сорвал с моей головы подушку, и я осталась лежать растрепанная, полуголая и не выспавшаяся.
— Если я скажу, что вчера в галерее неудачно упала с лестницы, ты мне поверишь? — осторожно спросила я.
— Да чтоб у меня яйца отсохли, если это правда!
Я, что было мочи, потянулась. Как здорово было осознавать, что, несмотря на то, что мое лицо в ссадинах, позвоночник на месте жив-здоров, цветет и пахнет, и выдержит положенные пять тон не знаю при каком там правильном применении… но этого знать Нефриту совсем не обязательно. Подумаешь, упала неправильно на асфальт, бывало в моем детстве и похуже.
— И вообще, видел я твои похождения в галерее! — он хитро мне подмигнул, — Я же говорил, что парень разденет тебя прямо там.
— Ты это откуда узнал? — я аж проснулась на мгновенье и уставилась на гостя.
— На первой полосе всех ежедневных газет ваше милое фото. Жаль, такой лакомый кусочек был… — Нефрит вновь задумчиво уставился за окно.
Что-то не думаю, что прекрасный голубец явился ко мне самолично известить о том, что моя физия украсила собою обложки всех газет. Ой, только бы про платье не вспомнил… если он увидит то, что от него осталось, я же подвергнусь публичному пристыжению и буду занесена в список преступников моды.
— Чего тебе, все-таки, надобно, золотая рыбка?
— Вообще-то я пришел к горгоне, — вновь выглядывая кого-то в окно, протянул озадаченно Нефрит.
— Какой горгоне? — толком не проснувшись, я почесала лохматую голову. — Леди Кэтрин что ли?
— Да, к леди Кэтрин, — мужчина был явно чем-то озабочен и достаточно рассеян. — С твоим лицом определенно что-то нужно сделать.
— Ну, что тут сделаешь, — я развела руками и медленно скатилась с кровати на пол, никак решительно не находя сил на то, чтобы проснуться. — Кстати, вечерком я заскочу к тебе со своей новой подругой, Лиззи. Думаю, она тебе понравится. Хочет прикупить парочку нарядов, не окажешь чести?
