— Тоже мне диво-дивное, — горько усмехнулась я, заводя мотор, — в последнее время я только и делаю, что общаюсь с вампирами. Постойте, мы ведь даже не познакомились. Я Катилина Астрид Мередит, но можете звать меня просто Кати.
— О, в таком случае, я Мария-Элеонора-Элизабет фон Геттинген. Для тебя, моя дорогая, просто Лиззи. А почему Астрид Мередит? У вас разве дают двойные фамилии?
— Нет, просто Астрид — это фамилия, которую мне дали в приюте. А Мередит — фамилия тетушки, которая меня удочерила. Поскольку мне было уже 15, и я привыкла к Астрид, то получила вторую фамилию. А ваше имя?
— Ой, — отмахнулась она, — За время своего существования я сменила столько амплуа, побывала в разных ролях, от королевы Марии-Элеоноры до пиратки Элизабет, — рассмеялась она, — моя жизнь полна приключений и мне это безумно нравится.
Да. Глядя на Марию-Элеонору Элизабет, я начинала немного по-другому относиться к вампирам и вечному существованию.
— А на счет того, что произошло. По вампирскому кодексу чести, какое бы существо ни спасло вампиру жизнь, оно становится как бы кредитором вампира. Таким образом, по кодексу чести я перед тобою в долгу за свою спасенную жизнь. «Ох, деточка, если бы ты знала больше».
Эти слова явственно прочитались. Не знаю как, но я снова смогла воспользоваться даром телепатии, который вырвал этот кусок из прочих мыслей.
— А чего я не знаю, и чего не должна знать?
Женщина загадочно на меня посмотрела и, изменившись в лице и образе своем, почти прошептала:
— Кажется, теперь я понимаю, почему Марк сохранил тебе жизнь…
— Он не знает, что я телепат… ну, или не знает наверняка.
— Неужели он так постарел. Что-то я его совсем не узнаю с твоих слов. Наверное, ты действительно особенная. Впрочем, не хочу знать, не говори. Ты мне и такой нравишься! Сама не знаю почему, — вновь повторила она. — Ты забавная.
— Из уст бывалого вампира это звучит как комплемент, — усмехнулась я, поняв, что больше положенного все равно не узнаю, и слишком измождена, чтобы читать мысли вампирки, — думаю, что спасенная жизнь надежная гарантия того, что ты не натворишь бед в моем доме, Лиззи.
Она улыбнулась, заметив, что у меня не возникло проблем с личностным барьером и переходом от «вы» к «ты». Все-таки я прекрасно сознавала, что передо мной не новорожденный.
— Лиззи, а сколько тебе…
— Когда перевалило за тысячу, я перестала считать, — откинув спинку кресла, и включив радио, отвязно улыбнулась женщина. У меня под ногами, казалось, провалился пол.
Остаток дороги мы провели в относительной тишине, поскольку каждой было о чем подумать. Мысли Элизабет я больше не пыталась прочесть, поскольку это отнимает у меня достаточно много сил, а именно их мне сейчас и не хватало. Лиззи немного ерзала, как будто ей было неудобно, но через некоторое время, она вытащила из-под себя шарф Валентина, который я кинула на переднее сидение, совсем забыв о нем.
— Тебе знакома эта вещь? — поинтересовалась я.
— Нет, — сдвинув брови, задумалась женщина, и я заметила, как ее ноздри расширились, вдыхая запах шарфа или ее владельца, — но этот запах… он определенно мне знаком.
— А можешь ли ты сказать — этот шарф принадлежит сверху?
— Однозначно, — буркнула вампирка и, безразлично кинув вещь на заднее сиденье, вновь вольготно растянулась и начала напевать мелодию, которая играла по радио.
Я неслась что было мочи, чтобы рассвет не застал нас в пути, все-таки смотреть, как моя новая знакомая, к которой, стоит признать, у меня появилась некая симпатия, покроется ожоговыми пузырями и лопнет, заляпав обшивку машины и лобовое стекло… нет, это сверх моих сил сегодня. Содрогнувшись от этой мысли я подловила себя на том, что абсолютно ничего не чувствую по поводу того, что по самое не хочу загнала заостренную бейсбольную биту вампиру в спину… как я могла заколоть живое существо и остаться при этом настолько равнодушной? Неужели это вновь так действует пресловутый адреналин? Или же кровь Лиззи так повлияла? Нет, признаться, ее кровь хоть и исцелила меня, но полностью обессилила, кажется, мне стало гораздо хуже, чем я ожидала. Впрочем, у меня был перелом позвоночника, так что следовало полагать. Стоп! Вернемся к тому, что я — заколола живое существо!
Нет-нет, секундочку. Живой — это тот, кто дышит, кушает на завтрак яичницу с сосисками и сыром, пьет на файв о клок душистый шалфейный чай с тостом и черничным джемом, занимается сексом и заводит детей, ночью спит, а в конце жизни умирает. Я посмотрела направо. Мария-Элеонора определенно дышала, но начинала уже дремать, поскольку близился рассвет, причем близился катастрофически. Но мы были не так далеко от дома, чтобы бояться, что он нас застанет. К тому же, Александр говорил — рассвет не убивает, а лишь ослабляет. Не берусь судить, вкушает ли она сосиски на завтрак, но чтобы такая женщина сексом не занималась — это навряд ли… нет. Все равно одно это еще не делает ее живым существом.
Таким образом, логический вывод, леди Мередит, вы не закололи в своей жизни ни одно живое существо! Хотя как хрустнуло его тело, принимая в себя острую деревяшку, какое ощущение тугого сопротивления и какой липкий звук разрываемых в клочья органов…Брр.
Я помотала головой, чтобы прогнать от себя неприятные мысли и задала еще один, интересующий меня вопрос, который бы наверняка забыла задать позже. Видите ли, от природы я большая почемучка и болтушка, даже годы приюта не смогли это выбить из меня.
— Лиззи?
— М? — отозвалась она, не открывая глаз и продолжая мурлыкать песенку с довольной улыбкой чеширского кота. Хотя, если и сравнивать эту великолепную женщину с семейством кошачьих, то не иначе как гепард или пантера. Настолько она была изящна и грациозна, даже в такой абсолютно непринужденной позе и обстановке.
— Вы дышите…
Она удивленно приоткрыла левый глаз и, смерив меня ехидной ухмылкой, закрыла обратно.
— Насколько могу судить по наружному осмотру — ты тоже.
— Да нет, вампиры… но вы же мертвы. Почему вы дышите? А если вас задушить?
Мелодичный звонкий смех на секунду повис в машине, но тотчас же растаял. Женщина прекрасно понимала, что в вопросах вампиров я не была подкована и, казалось, ей было интересно и даже любопытно посвятить меня в некоторые аспекты своего бытия. К счастью, она была куда более разговорчива, чем Александр.
— Да, мы дышим. И, не поверишь, наше сердце даже бьется! Не так сильно и не так часто как у людей, но ударов с десяток за один вамдень можно насчитать.
Признаться, я была несколько обескуражена. Вампиры дышат, да еще и сердце у них бьется…, но ведь они же умерли, как все такое возможно?
— А что ты хотела? Если бы не кислород и не сердце, то наша кровь давно бы сошла в ноги, накопилась бы в органах и чем бы мы отличались от настоящего трупа? Так за жертвами не угонишься, — картинно выставив клыки, Лиззи мне подмигнула. — Удар сердца взбивает нашу кровь и заставляет ее сделать круг по организму, разнести по венам и органам новую кровь, омолодить кожу, затянуть раны. Когда вампир ранен, его сердце начинает работать не хуже, чем у живого человека.
— Что-то я уже начала сомневаться, что вы от нас вообще отличаетесь чем-то, кроме пристрастия в еде.
— О, многим, моя дорогая. Мы начисто лишены совести и каких бы то ни было, как вы это называете… а! Чувств! Да и физически, ума не приложу, зачем мне, к примеру, кишечник или поджелудочная железа… ну разве что на тот случай, если меня потянет на человеческую еду. Прости, детка, я так устала.
— Да, мы уже подъехали, — давая сигнал дворецким, которые распахнули перед нами массивные железные ворота, украшенные резным серебряным орнаментом, я подозвала одного из них, — Кристофер, если тетушка будет справляться, я приехала вчера около двух ночи. Про мою спутницу — ни слова.
Получив молчаливый кивок в знак согласия, я проехала вдоль водоема, в котором, еще дремля на плаву, слово листья деревьев, плавали утки и лениво, прячась за крупными листьями кувшинок, квакали жабы.
