Воодушевленный беседой, Серый прямо от Тростовского снова пошел к Рыжему, поднял его со сна. Заговорить о мельнице не решился. Позевали. Потом Серому дурацкая, по мнению Рыжего, идея пришла: помыться. Вот захотелось ему под душем постоять, потому что дома у него душа нет. Рыжий сопротивлялся, ворчал, но был вынужден согласиться. Серый ему напомнил, как он сам у Женьки когда-то в ванне полоскался.

— Мойся, — согласился он, — кто тебе запрещает.

Разделся Серый, полез в ванну. А она такого цвета изнутри, как будто в ней сапожный крем варили. Он Рыжему насчет этого замечение отпустил, Рыжий его в ответ на образа послал. Однако человек — не свинья, чтобы в таком корыте мыться. Нашел Серый порошок и давай драить ванну, выдраил, затем помылся. А чем вытереться? Полотенец чистых у Рыжего не оказалось.

— Давай стирать полотенца, — воспламененный беседой Тростовского, сказал Серый, вспомнив тюремную камеру, где когда-то зажег людей энтузиазмом. — Я к тебе и завтра мыться приду, а чем вытираться?

— Что у меня, баня?! — рявкнул Рыжий свирепо. — Ты что! Больше тебе мыться негде?

Точно так среагировала камера в тюрьме на его предложение сделать уборку...

Серый спокойно объяснил, что в бане платить надо, что лучше на эти деньги стакан вина выдуть, и начал стирать полотенца. Вяло и нехотя Рыжий стал помогать.

Постирали полотенца, сняли и замочили парочку простынь. Аппетит приходит во время еды. Пока простыни мокли в растворе стирального порошка — бухнули в ванну две полные пачки, и там творилось невообразимое — Серый подмел квартиру. Рыжий демонстративно лег спать и тут же и захрапел. Серому это не понравилось. Ему не терпелось испытать свое духовное превосходство и расшевелить Рыжего, вселить в него уважение к себе и своему труду. Когда он пинком поднял спящего, говоря: «Вставай, брат, сделай дело и спи смело», тот лениво присел, затем встал и резко ударил Серого ногой в живот. Удар был настолько мощным, что Серый, перелетев через всю комнату, ударился о стенку головой. Прежде чем потерять сознание, он услышал несколько малоуважительных эпитетов, которыми его чествовал Рыжий, уничтожая этим малейшую надежду на пользу духовного превосходства.

Удар Рыжего был не первым в жизни Серого, кроме того, тяжелая работа на лесоповале тоже оставила свой след, не говоря о том, что был он счастливым обладателем язвы желудка — известной болезни, и в результате из-за своего «духовного превосходства» он попал в больницу.

В больнице Серого определили на место, расположенное из-за перегрузки в коридоре. Доктора решили делать ему срочную операцию. Он возражать не стал. Раз надо — пусть режут. И пошло дело: разрезали живот, зашили, и через пару недель он уже, хоть и кривобоко, но слонялся по больнице.

Приходили к нему Сашко и Марина, приносили яблоки и хорошее настроение. Считая, что желтый — цвет радости, Сашко перекрасил в желтое полы своего дома, подоконники, двери, сумку Марины, ее босоножки и свой портфель. Марина очень надеялась, что он снова увлечется мотоциклом. А Серый хохотал и пытался объяснить другу, что несправедливо навязывать людям свои вкусы, ибо, хотя Сашко с Мариной — одно целое, в этом целом каждый имеет право на личную свободу. Было весело.

Приходил Тростовский, принес «Персидские письма» Монтескье, велел Серому знакомиться с серьезной литературой. Почти через день навещала его Ольга Сергеевна, приносила цветы, фрукты, старушечью озабоченность и немного грусти. Пока Серый находился в больнице, в садах произошли печальные события: погиб Пират, попав под машину, и украли дорогое пальто из сундука Ольги Сергеевны.

— Да ладно, — вздохнула старушка, вытирая глаза. — Собаку жалко, живое существо.

— Я вам найду другую, — утешал Серый,— хорошую собачку, умную.

Кира навещала его несколько раз тайком от матери. Почти через

день она писала длинные письма, а сестры часто приносили букетики цветов, переданные ею. В основном же общался он с ней по телефону, установленному в коридоре на лестничной площадке. Звонил в аптеку. Каждый день подолгу терпеливо дожидался своей очереди, говорил несколько минут, потом получал выговоры от врача и сестры, ходить ему не рекомендовали. После второй операции Кира сообщила, что уезжает в отпуск вместе с мамой. На прощание прислала ему коробочку конфет. На коробочке ее детским почерком было написано: «Такого верного сердца ты не найдешь нигде».

Три месяца, как три года, провел он в больнице. После второй операции ожидал третью. Время он проводил в основном у телефона. Отпуск Киры, по его подсчетам, затянулся — в аптеке ее все не было.

Приходили товарищи по работе — шумные, веселые, советовали скорей выздоравливать. Знакомый директор зоопарка прислал письмо с приветами от своих питомцев, которые Серого якобы заждались. Сведения о Кире принес ему Сашко: оказалось, что она в городе, только работает в другой аптеке. Сашко же раздобыл ему номер телефона. Серый тут же ей позвонил. Кира подошла к аппарату сама.

Серый сообщил ей радостную весть о своем выздоровлении и о том, что его на днях выпишут. Но на том конце было тихо. Тогда он сказал:

— Здравствуй! Ты меня хорошо слышишь?

И услышал ее голос:

— Хорошо! — Было действительно слышно хорошо.

Она сказала бодро, весело: «Здравствуй!» И снова помолчала.

Подождав несколько секунд, он спросил:

— Как поживаешь? — И, поняв, что это глупейший вопрос. — Когда приехала? Ты меня ждешь?

Там было тихо. Ему казалось, слишком долго было тихо.

— Нет!

— Что «нет»?

— Я не жду, — ответила она уже погромче. И добавила: — Я встретила человека... У нас с тобой все равно ничего бы не вышло. Ты же взрослый и сам все понимаешь. Родители против...

«Что она такое говорит?!»

Заикаясь, попросил ее сказать, что это неправда, что она это выдумала. Но она сказала:

—      Правда. Не переживай.

Затем раздались гудки.

Он побежал вниз, вышел из корпуса, прошел мимо зазевавшегося сторожа через ворота на улицу. Со всех сторон на него кричали шоферы под отчаянный скрип тормозов, он на кого-то все время натыкался, кому- то сказал «извините», от кого-то услышал: «Болван! Куда прешь!» — но ничего не понимал.

Он вернулся в больницу, пошел к главному врачу и потребовал чтобы его немедленно выписали. Но выписали его только через три дня, после того как стало очевидно, что терпеть его в больнице больше нельзя. За эти три дня он заметно успокоился. Так что, выйдя, не отправился в ресторан «Дружба» и не запил, чтобы забыться.

Он бродил по городу, играл с бродячими собаками, встретив бесцельно шатающегося пьянчугу, единственного, способного его терпеливо и участливо выслушать, рассказал ему свою историю.

— Да... — посочувствовал пьянчуга, — от баб держись подальше.

«Вот, — думал Серый — Дожил. Ты волен менять образ жизни, профессию, местожительство. Ты волен жить, как тебе хочется, и никто тебя за это не преследует; никто этого не запретит, потому что ты никому не мешаешь. Ты свободен, но от тебя ушла женщина, и свобода теперь не нужна. Человек всегда раб — своей машины, квартиры или собственных привязанностей, настроений. Цена жизни... Когда теряешь любимого человека, мир для тебя становится пустым, ты словно брошенный матерью, ты — один, один в пустыне, ибо ничто не заменит тех глаз, в которых одних заключены вся правда и преданность... Человек может быть сильным физически и духовно, но если он один — зачем ему сила! Так, кажется, говорил Тростовский...

Жизнь — бег. Я бегу, где медленно, где быстрее, где безрассудно тратя силы, где экономя, держась в кильватере тех, кто сильнее меня, защищают меня своей спиной, бегу, расчищая и сам дороги идущим вслед, тем, кто слабее меня, бегу, стараясь не отрываться от людей, чувствовать их всегда рядом, чтоб не забылось, что я — человек... Но если от меня ушла та, кому я был готов расчищать дорогу, значит, ей на меня не захотелось опереться. Но, может, кому-нибудь другому я могу дать то, от чего отказалась она? Чтобы жить, ты непременно должен быть кому-то нужен. Но кому?..