В конце концов, так и не сломив русскую оборону, союзники не решились на штурм и после 13 октября снизили интенсивность обстрела. Стало ясно, что враг переходит к долговременной осаде. Получив донесения о храбрости офицеров и матросов во время бомбардировки, Николай I направил 19 октября князю Меншикову рескрипт: «Меня счастливит геройская стойкость наших несравненных моряков, неустрашимых защитников Севастополя. Господь воздаст им за все их доблестные подвиги, которым и примеру еще не бывало. Я счастлив, что зная моих моряков-черноморцев с 1828 года, быв тогда очевидцем, что им никогда ничего нет невозможного, был уверен, что эти несравненные молодцы вновь себя покажут какими всегда были и на море и на суше. Вели им сказать всем, что их старый знакомый, всегда их уважавший, ими гордится и всех отцовски благодарит, как своих дорогих и любезных детей». По приказу Николая I флигель-адъютант князь М.П. Голицын объехал все экипажи с императорским «поклоном и благодарностью». Слова государя воодушевили защитников. Лейтенант П.И. Лесли писал 1 ноября из Севастополя родным: «Согласитесь, что подобного еще не было и не будет. Это видно, что Государь писал Сам и от чистого сердца. Зато и мы черноморцы понимаем его, и все готовы лечь за Царя. По крайней мере приятно то, что все армейцы отдают справедливость флоту и говорят, что лучше флотских нет войска во всей России; а действительно, что духу нас такой, лучше которого и желать нечего. Если только нам придется идти в штыки, то можно наверное сказать, что отсталых не будет, и что ни один не отступит»[58].
Готовность моряков идти в штыки не являлась простой аллегорией. Как только союзники приступили к осадным работам, защитники города тут же начали совершать смелые вылазки. Практически каждую ночь отдельные храбрецы дерзко нападали на часовых, а время от времени проводились крупные вылазки для разрушения земляных работ союзников. Эти набеги держали французов и англичан в постоянном напряжении. Один из британских офицеров раздраженно писал, что «по крайней мере один раз в день или ночь прибегает галопом некто, кто панически заявляет об очередном наступлении несметных полчищ русских. Какому-нибудь болвану на посту может показаться, что он видел или слышал что-то, и тотчас ему начинают потакать офицеры, а потом и генералы»[59].
Имена руководивших удачными вылазками морских офицеров Н.А. Бирилева, Н.Я. Астапова, Ф.Ф. Титова, П.А. Завалишина, Н.И. Макшеева стали известны всей России. Дерзкие ночные набеги и пример черноморских пластунов выработали у матросов особые навыки малой войны. «Охотники сначала подползают как можно тише к неприятельской траншее, — вспоминал один из офицеров, — шагов за тридцать они останавливаются, дают залп, закричат „ура“ и сейчас падают. Как только неприятель ответит на их залп, они с новым крикам „ура“ быстро кидаются в траншеи и начинают штыковую работу».
Нижние чины, отличившиеся в вылазках с 3-го отделения оборонительной линии г. Севастополя под начальством лейтенанта Н.А. Бирилева. Литография no рисунку, выполненному В.Ф. Тиммом с натуры в Севастополе в 1855 г. (РГБИ).
Особую известность среди охотников заслужил матрос 30-го флотского экипажа Петр Маркович Кошка, участвовавший в 18 вылазках, а также храбро действовавший в одиночку. О его подвигах сохранилось немало рассказов. Один из них известен со слов начальника Кошки, героя-севастопольца боцмана 30-го экипажа Арсения Рыбакова: «После одной из вылазок, бывших в январе 1855 года, в неприятельских траншеях остался убитым один из флотских унтер-офицеров. Неприятель замерзший труп выставил наружу, прислонив к насыпи. Обидно показалось нашим матросам такое глумление над трупом, и унтер-офицера этого знали за хорошего человека; жалко им стало, что за храбрость его вместо награды досталось ему позорище. Вот Кошка и вызывается сходить и принести этого унтер- офицера. Перед рассветом Кошка, надевши грязный серый мешок, чтобы его не так легко было отличить от земли, стал ползти, часто залегая и останавливаясь, чтобы неприятель не так скоро его заметил; это продлило его переход, так что стало уже светло, когда Кошка достиг развалившейся стенки хутора, откуда до трута оставалось еще шагов 100, но самых опасных. Кошка не решился идти далее на явную опасность, а засел за стенкой в ожидании вечера. Полагая утром же возвратиться, Кошка не взял хлеба с собой и должен был целый день голодный лежать под стенкой, не смея шевельнуться, чтобы не обнаружить себя. Наконец, после слишком длинного для Кошки дня, наступил вечер. Кошка улучил минуту, когда англичане стали сменяться в траншеях, пополз дальше; добравшись до трупа, он быстро вскинул его спиной себе но спину и бросился с ним бежать на свою батарею. Англичане сразу не разобрали, что такое это двигается, и Кошка благополучно пробежал уже полдороги, но потом стали стрелять, и пять пуль попало в труп. Кошка же благополучно добежал до своей батареи»[60]. За этот подвиг Кошку произвели в квартирмейстеры.
Рассказать о всех подвигах моряков и их вылазках в рамках данного очерка невозможно. Приведем лишь несколько наиболее заметных эпизодов славной Севастопольской обороны.
29 ноября 1854 г. около 500 пластунов совершили ночную вылазку с редута Шварца (№ 1) для уничтожения земляных работ французов, соединявших траншеи между 4-м и 5-м бастионами. В помощь пластунам лейтенант Ф.Ф. Титов с двумя горными орудиями и прикрытием из 20 вооруженных мушкетонами моряков внезапно напал с 5-го бастиона на неприятельские траншеи. Открыв огонь по рабочим, он отвлек внимание противника на себя, после чего отступил без потерь.
Вид на Малахов курган из французских траншей возле Камчатского люнета. Сентябрь 1855 г. Фотография английского художника Джеймса Робертсона. (Фототипия 1893 г. из коллекции П.В. Хорошилова). Вдали виден французский оптический телеграф, установленный на развалинах Малаховой башни.
Между тем, пользуясь замешательством французов, обратившихся в сторону Титова, пластуны незаметно подошли к французским траншеям и, ворвавшись в них, уничтожили около 150 человек, разрушили укрепления, заклепали 4 мортиры, захватили 3 небольшие мортирки и много оружия.
Следующей ночью 30 ноября 80 матросов-охотников под командой лейтенанта Л.И. Батьянова и мичмана В.Д. Батурина совершили вылазку из 4-го бастиона в расположение французских траншей. Удачно выполнив задание, отряд захватил 3 мортиры, много оружия и пленных. К сожалению, не обошлось без потерь и с русской стороны. Мичман Батурин был контужен осколком бомбы в левое плечо, а командир отряда лейтенант Батьянов ранен штуцерной пулей в живот. Пуля остановилась в позвоночнике, и через несколько дней храбрый лейтенант умер в сильных мучениях.
Каждая удачная вылазка становилась ярким событием, поднимавшим дух гарнизона и отвлекавшим его от тяжелой повседневной работы, постоянно уносившей жизни моряков. С начала первой бомбардировки 5 октября и по 28 ноября 1854 г. 25 офицеров, 797 унтер-офицеров и матросов погибли, 68 офицеров и 2526 нижних чинов были ранены, 32 офицера и 456 нижних чинов контужены. При этом 475 раненых и контуженых нижних чинов умерли в госпиталях, а 1838 вернулись в строй. То есть уже в первые два месяца обороны каждый седьмой матрос, если не погиб, то побывал на перевязке. Не удивительно, что б декабря 1854 г. Николай I «в ознаменование признательности своей за беспримерное мужество, усердие и труды» приказал морякам севастопольского гарнизона «каждый месяц пребывания их в составе означенного гарнизона зачесть за год службы по всем правам и преимуществам».
