Две старухи согласованно бросились на осквернительницу, намереваясь своими разбухшими телами опрокинуть и придавить противницу, но та скользнула в сторону с грацией танцовщицы, попутно успев самым концом тяжёлого древка ударить в горло ближнюю к себе женщину. Вторая с неожиданным для своего возраста и положения проворством развернулась и повторила манёвр, слишком поздно поняв, что несносная девчонка каким-то чудом успела развернуть своё оружие.

Жуткому долгому воплю жрицы, наколовшейся на копьё, вторили ругательства девушки, выбирающейся из колючего куста, куда её отправило древко, внезапно вывернувшееся из рук и крепко ударившее по рёбрам. Не было времени хвататься за ушибы или выдирать копьё из последней жертвы, мёртвой хваткой ухватившейся за древко в агонии. В три прыжка мстительница нагнала почти достигшую выхода жрицу и опрокинула её, запрыгнув на спину.

Эта жрица умирала долго, до последнего мгновения царапая короткими ногтями удивительно сильные руки девушки, хладнокровно выдавливающие жизнь из жертвы.

Дождавшись, пока тело удушенной жрицы окончательно обмякнет, юная фурия спрыгнула с трупа и повернулась к последней. Эта старуха времени не теряла, воспользовавшись передышкой для своей магии. Заросли ожили и задвигались. Каждый корень норовил ухватить за ногу, ветки до крови рассекали кожу, лианы наползали со всех сторон, норовя опутать и связать.

Уже через пару шагов девушка полностью увязла, живой лес всё плотнее обхватывал неосторожную пленницу, слишком поздно понявшую серьёзность положения. Даже земля начала поддаваться, выпуская корни корявых деревьев, медленно шагающих на помощь жрицы жизни и в то же время расступаясь под ногами девушки, которой могучие чары предрекли участь быть заживо похороненной.

Жрица полностью отдалась биению жизни, своей волей двигая каждый листик, каждый корень, атакующий осквернительницу, и потому не могла видеть, как к ней из последних сил ползёт старшая девушка, оставляя за собой след всё ещё кровоточащего лона. Для старухи была существенна совсем другая, младшая сестра, всё ещё сопротивляющаяся в мешанине растений, тварь, которую надо было разорвать заживо и превратить в удобрения за страшное оскорбление, нанесённое храму.

Тонкие пальцы роженицы с силой отчаянья впились в толстую лодыжку жрицы и рванули на себя. Старуха рухнула на спину, нелепо взмахнув руками и теряя связь с растениями. Она даже не поняла, как оказалась на земле, осознавая только то, что дело не завершено, и мстительный дух в женском облике уже вновь прорывается сквозь утратившие плотность заросли. Прежде, чем жрица успела опомниться, приподнявшаяся девушка вложила весь свой вес в удар, обрушив крепкие кулачки на раздутое брюхо мучительницы.

Младшая успела в последний момент, пинком в лицо отшвырнув обезумевшую от боли старуху от полузадушенной сестры, и тут же забыла о враге. Даже её совсем небольшого опыта хватало, чтобы понять — роженице осталось жить всего несколько минут.

Прижав к себе потерявшую сознание сестру, младшая девушка выла от отчаянья, глотая злые слёзы. Даже когда горело родное селение, а труп отца мстительно рубили на куски, когда она желала только умереть, впервые использованная солдатами для ублажения, и когда жестокий хозяин расчётливо избил её, обрывая только что зародившееся нечто внутри — всегда рядом была сестра, забывающая о собственной боли и утешающая нежными прикосновениями и наивными детскими песенками далёкой родины. Последний родной человек умирал у неё на руках, оставляя её совсем одну в проклятом месте смуглолицых демонов.

Жрица пыталась вновь привести в движение растения, но полудохлая тварь потревожила плод, торопящийся наружу, а вместе с ним водой сквозь пальцы уходило жреческое могущество. Старуха легла поудобнее, вспоминая собственные наставления роженицам. Только избавиться от плода — и, возможно, богиня сменит гнев на милость, и защитит мать вместе с младенцем. Только бы успеть, прежде чем младшая тварь придёт в себя и займётся ею вплотную.

Девушка покачивала старшую сестру, негромко напевая колыбельную — пришло её время утешать, вытирая окровавленной ладонью горячий лоб. Она не слышала стонущей рядом жрицы и шелеста занимавших своё место растений, даже не подняла глаз на вставший совсем рядом силуэт богини. Даже в забытьи сестра должна знать, что рядом родной человек, который не отпустит её дух в ледяную бездну, а подхватит и позволит поселиться в родном теле рядом со своим.

Веки старшей сестры открылись — в её глазах была бездна предсмертной мудрости. Боль покинула её лицо, внезапно приобретшего удивительную красоту.

— Не плачь, Юги. Дай мне мою дочь.

Цветочные руки протянули младенца и младшая девушка помогла старшей приложить девочку к груди. Даже едва заметный вес рождённого раньше срока младенца был чрезмерным для умирающей.

— Будь для неё матерью. Попроси богиню — она поможет вам уйти из проклятого города. Пусть чистый снег защитит вас от ледяной бездны.

Рядом победно завопила разродившаяся жрица, но богиня даже взглядом не удостоила омерзительный, состарившийся прямо в материнской утробе плод. Младшая жрица, желавшая подобрать младенца, поспешно отвернулась, борясь с тошнотой. Лишившаяся последних крох сил жизни старуха разлагалась заживо, ведь её возраст втрое превышал нормальный человеческий срок, а мерзкий ребёнок, больше всего напоминавший сморщенного синего головастика, не мог вернуть ей расположения богини.

Юги склонилась над сестрой, ловя её последний вздох, затем переложила младенца ко второй груди — как знать, когда удастся в следующий раз покормить дочку сестры.

Стоящее рядом существо вначале напугало девушку, но страх тут же сменился гневом. Ей хотелось кого-то ударить, вновь пронзить копьём или вскрыть ножом глотку, как она это сделала со стражем храма, которому отдалась только ради того мгновения, когда он всё забудет в экстазе. Но мерзкие старухи уже были мертвы или умирали, а это существо не сразить копьём стража.

— Это из-за тебя моя сестра умерла! Но ты ведь любишь младенцев, цветочная сука, так дай мне силы унести дитя отсюда!

Шелест богини ничего не значил для Юги, но стоящая рядом девочка заговорила глубоким, чужим голосом, вторя своей покровительнице.

— Я могу одарить силой только свою жрицу. Стань ею. Искупи свой грех осквернения, пообещай спасти мою маленькую последовательницу и увести её из этого прогнившего города — и я дам тебе столько сил, сколько потребуется.

— Пусть злой ветер из ледяной бездны заморозит твои лепестки! Не слишком ли много ты просишь, цветочная сука?! Чтобы я стала такой, как эти…

— Они избрали ложный путь. Потому я не стала их защищать, но эта девочка была подружкой твоей сестры, и ей не выжить в этом месте.

— Хорошо, мне некогда торговаться, давай свою силу. Хотя я уверена, что ты мне подсовываешь тухлую рыбу.

— Чтобы принять силу, ты должна иметь в себе растущее семя.

Юги злобно рассмеялась, скривившись от отвращения:

— Во мне этой дряни с горсть найдётся! Выбирай сама, от моего вонючего хозяина, или от здешнего стража?!

Цветочная женщина нежно погладила девушку по животу и медленно покачала головой:

— Здесь много боли и ни одного ростка. Даже я не могу исцелить тебя. Человеческое семя больше никогда не расцветёт в тебе.

Юги медленно уселась на алтарь, осознавая ужасную весть. Она совсем не хотела рожать полукровок от здешних зверей, но почему-то всегда верила, что сумеет однажды бежать из проклятого города и нарожать детей человеку, которого будет называть своим мужчиной. Значит, теперь её лоно — что ледяная бездна, может только брать, ничего не возвращая назад. И как же с обещаной силой?

— Что мне делать?! Я так устала, и мне даже в одиночку не выбраться из этого места!

— Но здесь много семян. Выбери любое и вложи в себя — и ты получишь силу, пусть не человечью, а идущую от того растения. Но помни — семя будет расти в тебе — и однажды убъёт за ту силу, что подарило.