Из рассказа хозяина я узнала, что вчера ночью мой муж отправился ночевать к кому-то из своих знакомых, а сегодня с самого раннего утра зашел в бар в Кёбаси, который содержит та самая женщина, что была с ним. Там он пил виски и без счета сорил деньгами, раздаривая их девушкам из бара в виде рождественских подарков. Около полудня вызвал такси и уехал куда-то, но вскоре вернулся, неся с собой треуголку, маску, праздничный торт и даже целую индюшку; потом пригласил знакомых и закатил грандиозный пир. Хозяйка бара полюбопытствовала, откуда у него такие деньги, — ведь она знала, что у него никогда их нет. Тогда муж чистосердечно признался ей во всем.
Это женщину не устраивало, а вдруг дело дойдет до полиции! А Отани — ее близкий знакомый, это скомпрометирует и ее. Она настойчиво советовала ему вернуть деньги, а потом велела проводить ее в Накано и сама отдала деньги хозяевам ресторана. Закончив рассказ, хозяин сказал:
— В общем, я знал, что так оно и случится. Но вы-то как ловко все устроили. Небось попросили его друзей повлиять на него?
Хозяин думал, что я и впрямь явилась в ресторан нарочно, чтобы дождаться мужа. Но я не стала разуверять его и сказала:
— Ну конечно…
Жизнь моя изменилась — она стала радостнее, светлее. На другой день я зашла в парикмахерскую, сделала прическу, купила духи, пудру и помаду. Я привела в порядок кимоно, а хозяйка подарила мне две пары белых носков. Казалось, все пошло на лад.
Утром, позавтракав, я сажала ребенка на спину, брала с собой коробку с завтраком и отправлялась на работу.
Наступили горячие дни — канун Нового года. Посетители прозвали меня Саттян — маленькая счастливица, и эта Саттян целый день как угорелая носилась то туда, то сюда, так что к вечеру у нее голова шла кругом. Не проходило двух, самое большее трех дней, чтобы в ресторане не появился муж. Он пил, а я расплачивалась. Иногда он не показывался несколько дней, а иногда заглядывал поздно вечером и тихо спрашивал:
— Поедем домой?
Я с радостью соглашалась и спешила вместе с ним.
— Ты знаешь, — говорила я ему по дороге, — я теперь очень счастлива! И почему я не догадалась поступить так с самого начала?
— Женщины не знают, что такое счастье и несчастье.
— Ты думаешь? Впрочем, наверно, ты прав. А мужчины?
— У мужчин бывает только несчастье. Они всегда борются со страхом.
— Я тебя не понимаю, но все равно мне хорошо. И какие чудесные люди хозяева ресторана!
— Дураки! Деревенщина! И жадные, как шакалы. Сперва споили меня, а теперь еще хотят на мне заработать!
— В этом нет ничего странного! Ведь они торговцы! К тому же ты, кажется, с его женой был близок?..
— Это было давно. А что, он разве знает?
— Наверное, знает. Как-то он сказал: «И любовницу здесь завел, и долги наделал…»
— Знаешь, может, тебе и нелегко услышать, но мне иногда так хочется умереть! С детства думаю об этом. Да и для других было бы лучше. Правда? Но я вот никак не могу на это решиться. Будто какая-то страшная сила удерживает меня.
— Твоя работа!
— Работа — чепуха! Ты думаешь, что существуют какие-либо великие или бездарные творения? Глупости. Тебе нравится — значит, хорошо, нет — значит, плохо. Как, например, воздух, который вдыхают и выдыхают наши легкие. А самое страшное, что где-то на этом свете есть бог. По-твоему, есть бог?
— Что?
— Есть ли бог?
— Не знаю.
— Не знаешь?
Прошло несколько дней, и мне стало казаться, что все, кто приходят к нам в ресторан, — это одни жулики. «Боже! — подумала я, — ведь мой муж по сравнению с ними почти святой. Да что посетители! Все, кого я вижу кругом, стараются скрыть от чужих глаз какие-то свои ужасные преступления».
Однажды к нам зашла, с черного хода, конечно, хорошо одетая дама лет пятидесяти. Она, не стесняясь, предложила нам сакэ по триста иен за сё. Хозяйка купила, потому что запрошенная цена была намного ниже рыночной. Но вместо сакэ эта дама продала воду. «Может быть, на свете и невозможно жить честно, — подумала я. — Такая на вид благородная дама, а идет на подобную низость! А может быть, мораль этого мира вообще сводится к карточной игре, где проигрышная карта вдруг неожиданно выигрывает?»
О господи, если ты существуешь, явись мне!
В последних числах января один посетитель нанес мне тяжелую обиду.
В тот вечер шел дождь. Мой муж не появлялся. Зато к нам зашел его старый товарищ по издательству Ядзима-сан, который и прежде изредка навещал меня и приносил мне деньги. Его сопровождал незнакомый мужчина лет сорока. Заказан сакэ, они начали громко спорить, хорошо или плохо, что жена Отани-сана пошла работать в ресторан. Я, смеясь, спросила:
— А где именно она работает?
— Не знаю, но она значительно изысканнее и интереснее вас, «маленькая счастливица», — ответил мне Ядзима-сан.
Тогда, в свою очередь, пошутила я:
— Вот как! Тогда я ревную! Интересно было бы провести хоть один вечер с ее мужем! Я люблю таких хитрецов.
— Нет! Вы послушайте только, что она говорит! — Ядзима-сан повернулся к собеседнику и состроил смешную гримасу.
К этому времени многие журналисты, которые приходили к нам с моим мужем, знали, что я — жена поэта Отани. Некоторые даже специально забегали в ресторан посмотреть на меня. Впрочем, все это только шло на пользу дела, и хозяин был доволен.
В тот вечер Ядзима-сан, кажется, заключил удачную сделку на покупку бумаги с черного рынка и ушел в одиннадцатом часу. Дождь все еще шел. Я уже не надеялась, что увижу мужа, и начала собираться домой. Разбудив ребенка, я тихонько привязала его к себе за спину и сказала хозяйке:
— Разрешите, я возьму ваш зонтик?
— Вам нужен зонтик, возьмите, пожалуйста, мой. Я провожу вас, — с серьезным видом предложил мне, поднимаясь из-за стола, один посетитель. Это был парень лет двадцати пяти, худощавый, небольшого роста, похожий на заводского рабочего. Я его видела впервые.
— Не беспокойтесь. Я привыкла ходить одна.
— Нет, я знаю, вы живете далеко. Я тоже живу в том районе и провожу вас. Хозяйка, получите с меня!
Он выпил только три чашечки сакэ и не казался мне пьяным.
Мы сели в трамвай. Когда мы вышли в Коганэи, дождь еще шел. Тесно прижавшись друг к другу под зонтиком, мы пошли по совершенно темной улице.
— Вы знаете, я поклонник вашего мужа, я сам немного сочиняю, — заговорил наконец мой провожатый. — Мне бы очень хотелось когда-нибудь встретиться с Огани-саном. Но я почему-то его побаиваюсь.
Мы подошли к моему дому.
— Большое вам спасибо. До следующей встречи!
— До свиданья! — Молодой человек повернулся и ушел.
Вскоре меня разбудил громкий звук раздвигаемой двери в передней. «Наверное, вернулся муж», — подумала я и решила не вставать. И вдруг послышался незнакомый мужской голос:
— Можно войти?
Я поднялась, зажгла свет и вышла в переднюю. В дверях стоял мой провожатый. Он трясся от холода и еле держался на ногах.
— Простите меня! Я еще хлебнул в ларьке на улице. Откровенно говоря, я живу не здесь, а в Татикава, а трамваи уже не ходят. Разрешите мне переночевать у вас. Мне не надо ни одеяла, ни матраца. Мне достаточно ступеньки в передней. Разрешите, до первого утреннего трамвая. Если б не дождь, я поспал бы где-нибудь под карнизом, но в такую погоду это невозможно. Я очень вас прошу!
— Это неудобно, мужа нет дома. Но если вас устраивает ступенька, оставайтесь, пожалуйста, — согласилась я и вынесла ему две старых подушки.
— Извините, я совсем пьян, — с трудом ворочая языком, проговорил мой гость и тут же повалился на пол. Когда я снова вернулась к себе, из передней уже доносился громкий храп.
А на рассвете он неожиданно овладел мной…
Утром я отправилась на работу. В ресторане сидел мой муж. Он читал газету, перед ним стоял стакан вина. Грани стакана сверкали на утреннем солнце.
— Ты здесь один?
— Да. Хозяин ушел за покупками, а хозяйка только что вышла во двор. Ты с ней не встретилась?