Всю ночь затем он стонал, бредил, а наутро вставал совершенно разбитый, опустошенный. Потом снова куда-то исчезал, и снова я его не видела несколько дней подряд. Если бы несколько старых знакомых мужа по издательству не приносили мне изредка деньги, мы с сыном умерли бы от голода…
Я забылась в тяжелом полусне, а когда открыла глаза, сквозь щели в ставни пробивались первые лучи солнца. Я встала, привела себя в порядок, привязала мальчика за спину и вышла на улицу. Я чувствовала, что больше не могу оставаться дома.
Без определенной цели направилась я в сторону вокзала. В лавке перед вокзалом я купила мальчику еды. И тут, как бы очнувшись, я села на трамвай в направлении Китидзёдзи. Взявшись за ручку, я случайно бросила взгляд на потолок вагона, — там висело рекламное объявление, — и заметила фамилию мужа. Это было объявление журнала, в котором муж опубликовал большую статью под названием «Франсуа Вийон». Я смотрела на название статьи, на фамилию мужа, и вдруг горячие слезы стали застилать мне глаза. Объявление стало мутнеть, расплываться, а потом исчезло совсем.
Я сошла у Китидзёдзи побродить по парку Иногасира. Около пруда уже совсем не осталось криптомерий, их вырубили, словно здесь собирались что-то строить. Знакомое место показалось мне каким-то пустым и голым.
Сняв ребенка со спины, я присела на ветхую скамейку у пруда и дала сыну немного батата.
— Посмотри, какой красивый пруд, — сказала я сыну. — Только раньше здесь было много-много золотых рыбок, а теперь их нет.
Он ничего не ответил, не спросил. Не знаю, о чем он размышлял в этот момент. Набив рот бататом, он вдруг как-то странно засмеялся. Вот ведь — родной сын, а тогда он показался мне совершенным идиотом.
Однако, сколько тут ни сиди, делу не поможешь. Я снова посадила его на спину и медленно побрела на станцию, разглядывая по дороге оживленную улицу с многочисленными лавками. Так ничего и не придумав, я взяла билет до Накано, а потом пошла по той улице, где должен был находиться ресторанчик моих вчерашних знакомых.
Вход в ресторанчик был закрыт, я обошла дом кругом и зашла через заднюю дверь. Хозяина не было. В зале была одна хозяйка. Встретившись с ней глазами, я совершенно неожиданно для себя начала врать:
— Послушайте! Мне кажется, я смогу вам полностью вернуть ваши деньги. Если не сегодня вечером, то завтра — обязательно. Так что не волнуйтесь.
— Что вы говорите?! Это было бы замечательно! Большое спасибо! — радостно воскликнула женщина, но я заметила, что на ее лице все же осталась тень недоверия.
— Это правда, поверьте. Деньги вам принесет один человек, а до его прихода я останусь у вас как заложница. Теперь верите? А пока я буду помогать вам.
Сняв ребенка со спины, я усадила его в жилой комнате на татами, а сама принялась за работу. Мальчик привык бывать один, поэтому нисколько не мешал мне. Он был еще такой глупенький, что не отличал даже своих от чужих, — радостно смеялся и хозяйку принимал за меня. Когда я, получив по карточкам продукты, вернулась в ресторан, он играл пустой консервной банкой от американской тушонки.
Около полудня с рыбой и овощами вернулся хозяин. Ему я сказала то же, что сказала его жене. Выслушав меня, он нравоучительным тоном заметил:
— Знаете ли, госпожа, деньги — это такая штука, что пока не будешь держать их в собственных руках, до тех пор сомнения тебя не покинут.
— Нет, я говорю вам правду! Прошу вас, обождите до завтра. А пока я буду помогать вам.
— Хорошо бы вернуть эти деньги, — сказал он, будто рассуждая сам с собой. — А то ведь через несколько дней кончается год…
— Вот почему я… О, гости!. Здравствуйте! — Я улыбнулась вошедшим посетителям. Это были, вероятно, рабочие. — Дайте мне, пожалуйста, передник, — тихо сказала я хозяйке.
— Ого! Какую красавицу наняли! — воскликнул один из посетителей.
— Ну, вы не очень-то! — нарочито серьезно ответствовал хозяин. — Она больших денег стоит.
— Выходит, племенной рысак в миллион долларов? — цинично заметил другой посетитель.
— Не горюй: говорят, если рысак — кобыла, он идет в полцены, — в тон ему бросила я, разливая по чашкам сакэ.
— Ну зачем же! Я слышал, у нас скоро будет полное равенство для всех, даже для лошадей и собак, — вмешался в разговор самый молодой из посетителей. — А я, знаете, сразу в вас влюбился, с первого взгляда. А это кто? У тебя уже есть ребенок?
— Это не ее, — ответила хозяйка, входя в зал с мальчиком на руках. — Мы взяли его у родственников. Теперь и у нас есть наследник.
— А значит, и деньги водятся.
— Как бы не так! Одни долги, — проворчал хозяин и, сразу изменив тон, любезно сказал: — Что вам подать? Хотите ёсэнабэ?
Был, сколько мне помнится, канун рождества, поэтому посетители шли один за другим. Во рту у меня с утра не было ни крошки, но безрадостные мысли совсем отбили аппетит. Даже когда хозяйка любезно предлагала мне перекусить, я отвечала:
— Спасибо, я сыта, — и продолжала обходить столики.
Быть может, это нескромно, но мне казалось, что это из-за меня в ресторане в тот день царило такое оживление, тем более что многие со мной заигрывали, спрашивали имя, назначали свидания.
«Однако чем это все кончится? — думала я. — Надежды никакой». Улыбаясь, я смело отвечала на грубые шутки посетителей, грубо шутила сама, кокетничала, разливая сакэ. А на душе у меня скребли кошки, мне хотелось, чтобы тело мое стало бесплотным, растворилось в воздухе.
И все же на свете иногда случаются чудеса.
Это было примерно в десятом часу. В ресторан вошел мужчина в маскарадной рождественской треуголке из бумаги и в черной, как у Арсэна Люпэна[2], полумаске. С ним была худощавая интересная дама лет тридцати пяти. Мужчина сел в углу зала спиной ко мне. Однако я сразу узнала его, едва он показался в дверях; это был мой муж — вор!
Очевидно, он не заметил меня, а я, притворяясь, что тоже не знаю его, флиртовала с посетителями. Через минуту дама, сидевшая с мужем, окликнула меня:
— Подойдите к нам!
— Слушаю! — отозвалась я и подошла к их столику. — Добрый вечер! Вам сакэ?
Метнув на меня быстрый взгляд из-под полумаски, муж явно удивился, я легонько похлопала его по плечу и заговорила шутливо:
— Поздравляю с рождеством! Или как это говорят в таких случаях? Мне кажется, вы в состоянии выпить еще немало.
Дама не поддержала шутки и со строгим лицом проговорила:
— Послушай, милая! Будь добра, позови сюда хозяина, нам нужно поговорить с ним.
Я пошла на кухню к хозяину, который в это время что-то жарил на плите.
— Отани-сан пришел! Идите к нему, но обо мне ничего не говорите. Мне не хочется ставить Отани в неловкое положение.
— Пришел все-таки!
До сих пор хозяин не совсем верил мне, но теперь он, очевидно, решил, что Отани пришел сюда моими стараниями.
— Так вы обо мне ничего не говорите, — еще раз попросила я.
— Ну что ж, это нетрудно, — согласился хозяин.
Войдя в зал, он направился прямо к столику мужа.
Обменявшись несколькими словами, все трое вышли из ресторана.
«Теперь все в порядке!» Мне почему-то хотелось верить, что все кончится благополучно. От радости я крепко схватила за руку молоденького парнишку лет двадцати, одетого в темно-синее узорчатое кимоно, и сказала:
— Давайте выпьем! Сегодня же рождество!
* * *
Через каких-нибудь полчаса, а может быть, и раньше, хозяин вернулся. Он подошел ко мне и сказал с довольной улыбкой:
— Спасибо вам. Я получил свои деньги.
— Правда? Слава богу! Все?
Он как-то криво улыбнулся:
— Нет, только вчерашние.
— Сколько же всего за ним?
— Двадцать тысяч.
— И это все?
— Да, я сделал большую скидку.
— Хорошо. Эти верну я. Только разрешите мне поработать у вас. Я заработаю и верну вам все.
— Вот это здорово! Да вы прямо-таки волшебница!
Мы оба расхохотались.
Около одиннадцати часов я покинула ресторан, и мы с сыном вернулись домой. Мужа, как всегда, еще не было, но я была спокойна. Завтра я опять пойду в ресторан и, может быть, снова его увижу. Я удивлялась, как мне это до сих пор не приходило в голову. Когда-то в отцовском кафе в Асакуса я неплохо обслуживала посетителей; почему бы мне не испробовать свои способности еще раз? Ведь за один только сегодняшний вечер я заработала пятьсот иен чаевых!