Засаду первым увидел Змей. Точнее его тепловой сканер озарился всполохами, характерными для изображения тепловой картинки людей и лошадей. Не собираясь особо разбираться, кто предал, он чуть ускорился и своим волнообразным клинком в прыжке рассек горло кочевнику. Тагир отреагировал мгновенно. Ухватив за уздцы лошаденку своего кочевника, он могучим ударом кулака в область диафрагмы оборвал его жизненный путь. Лошадь недовольная таким грубым обращением, попыталась встать на дыбы, и громка заржала.

И в тот же миг почти безмолвная степь взорвалась воинственными криками сотен кочевников.

Туча стрел обрушилась из-за засады на бестелесную дружину. Кочевники решившие использовать фактор внезапности, постоянно держались поблизости, маневрируя, выпуская сотни стрел, сыпавшихся как дождь. Снаряды их сыпались словно ливень, и когда наемник оценил кучность стрельбы, то невольно присвистнул. Выходило, что не нашлось бы участка в четыре на четыре стопы, в котором бы не было торчавших оперений стрел.

Но заклятие морока оказалось не только обманкой, в свои чары сиятельная леди Ди вложила и маленькую толику боевых заклинаний.

Едва прекратив обстрел, сотни степных воев ринулись в атаку, бестелесное войско контратаковало. Тени словно копья, вытянувшись и набравшие скорость, пронзали собой первые ряды степняков. Людей, лошадей, не обращая внимания на доспехи и охранные амулеты. Вой умирающих смешался с криками подбадривающих себя кочевников. Возникшей неразберихой сполна воспользовались Тагир и Евлампий.

И если рыцарь БЕЗДНЫ, огромный приметный работал как мясорубка. Методично крутя своим двуручным мечом, с одинаковым успехом перерубая лошадей и людей, то Евлампий включил максимальную скорость, на которую был способен. Его волнообразный кинжал был подобен фрезе на лесопилке. Из-за острой кромки лезвий клинка, помноженную на скорость наемника, выходили страшные по своим последствиям раны. Это были даже не порезы, а разрывы тканей до костей, перерубающие мышцы и сухожилия. В движении наемник превосходил кочевников вдвое. Пользуясь этим, Евлампий смело кидался в скопления степняков, убивая десятников или любых опытных бойцов, пытавшихся воодушевить или сорганизовать их.

— Демоны, демоны! — Наивные дети матушки природы, столкнувшись с необъяснимым, ничего другого предположить и не могли. Особо стойкие кочевники, убедившись, что к гиганту в доспехах не подступиться принялись его обстреливать из луков практически в упор. Вскорости, в облачении Тагира торчало до десяти стрел, при этом они ни сколько не беспокоили гиганта. Но так долго продолжаться не могло. Почувствовав, что теряет инициативу, рыцарь БЕЗДНЫ окутался черным магическим щитом, а под ним стал стремительно менять свою сущность, превращаясь в того, кем он был на самом деле, могучим и безжалостным убийцей.

Когда магический щит развеялся, перед ошарашенными кочевниками предстала мрачная фигура полностью сокрытая костяными доспехами. Теперь железо не сдерживало скорость Тагира, и он сам кинулся в атаку.

Вырезав самых стойких, рыцарь БЕЗДНЫ подобно смерчу обрушился в смешавшиеся ряды кочевников.

Животный ужас охватил воев хана Уюбо. Паника перекинулась на оставшихся в живых. Кочевники, позабыв про все на свете, трусливо бежали. Оставив боле боя за двумя напарниками.

Евлампий сумел по достоинству оценить мощь рыцаря БЕЗДНЫ. Там, где нужна грубая сила, напор и натиск, такие бойцы незаменимы. Это не ушлые и хитрые диверсанты, принимающие такой бой только в безвыходных ситуациях. Это элита рукопашных схваток. Так для себя решил наемник.

Под его ногами слабо трепыхался разодетый кочевник. Судя пор упорству с каким его защищали, Змей надеялся что это сам хан Уюбо или его ближайший сподвижник.

Тагир, даже не подумавший сменить свою боевую ипостась, словно пушинка поднял одной рукой упитанного князька.

— Говори! — Второй рукой он слегка ударил кочевника по щеке. От чего голова пленного опасно дернулась.

Но тот лишь дико заорал и принялся из всех сил брыкаться, явно не понимая, что делает.

Евлампий тем временем, на вскидку подсчитывал количество раненых и убитых. Выходило, что здесь сейчас лежало почти сотня кочевников.

— Говори — Тагир тряс пленного как грушу. И Евлампий понял, что необходимо вмешаться.

— Изыди порождение лукавого. Да очищен будет от всякого искушения диавольскаго, раб единого и праведно, и благочестно поживет лета многие. — Вздев руки в очищающей молитве и придав лицу как можно более кроткий и благонравный взгляд, в этот момент Евлампий как никогда походил на священника.

Тагир растерянно взглянул на наемника, очевидно опасаясь, что столь ценный смертный тронулся рассудком. Но потом смог таки сообразить, что это обычная игра и уронив князька на землю Тагир с поспешностью ретировался.

— Встань сын мой. Гроза миновала. — Евлампий вкладывал в голос всю свою силу и убежденность. Он буквально продавливал сознание неграмотного кочевника мощью слов и значимостью ситуации.

У хана Уюбо, а это был он, не хватило ни сил, ни желания трезво взглянуть на только что случившееся. Едва выжив в чудовищной бойне устроенной его людям непонятно кем, и едва не лишившись жизни в руках могучего демона, сейчас он видел в пришествии священника Единого тот спасительный лучик, что вернет его рассудку и нервам покой и порядок.

Успокоенный и ободренный своим спасителем, хан поспешно рассказал все, что знал и даже больше того.

А дружина тем временем бодро наращивала свой отрыв от конных дозоров хана Уюбо. Но когда солнце озарило новый день своим появлением, в том, что план предложенный Змеем сработал не на все сто процентов, стало отчетливо ясно.

Ведь на горизонте возникло большое облако пыли. Но на удивление демонесы, наемники никаких признаков волнения не испытывали. Назначенные командиры принялись раздавать толковые указания. И дружина неспешным шагом встала вокруг небольшой возвышенности. В построениях наемников четко прослеживалась командная мысль и незаурядный опыт воинов.

Стремительно приближающая конная лава явно недооценила силу и слаженность наемников из Мельна. Первой шеренгой встали копейщики. Без щитов, но в дорогих доспехах, под которыми виднелись толстые стеганые куртки или балахоны, такие прочные, что стрелы кочевников не могли причинить им вреда. Вторым рядом стояли щитоносцы. Их было не много, всего шесть десятков, но все вооруженные арбалетами. Следом выстроились две группы вооруженные секирами и алебардами.

Когда до первой линии наемников оставалось сорок шагов, арбалетчики синхронно, по команде выстрелили по накатывающейся коннице. И тут же бросив арбалеты, схватились за вторые, взведенные и настроенные заранее.

Следующий залп пришелся почти в упор. В кучу малу полетели раненые кочевники и, ломающие ноги, травмированные лошади.

Лава кочевников потеряла стройность и скорость хода, когда налетела на копья первого ряда. Образовалась свалка. Именно в ее гущу и кинулись секироносцы и алебардщики. Дальнейший ход битвы лишний раз доказал две непреложные истины: сотня конных воев это грозная сила только в движении, и даже такой грозной силе требуется хороший предводитель.

Когда чудом вырвавшиеся из сечи кочевники смогли разорвать дистанцию, и от стройных рядов наемников их отделило два три полета стрелы. Пришло время подсчитывать потери. На земле бились в агонии или были уже мертвы почти половина конных воев. Дружина потеряла всего трех бойцов. Еще десяток были ранены.

Столь чудовищные потери вызвали гневный ропот всадников. Не решаясь вновь в лоб атаковать ощетинившийся строй копий и алебард, кочевники попробовали осыпать градом стрел наемную дружину.

В дело вновь вступили арбалетчики. Хоть попасть в движущуюся мишень было тяжело, арбалетчики методично выбивали конных стрелков, пользуясь двумя действенными уловками. Перезаряжать арбалеты им помогали боевые товарищи. Из-за чего темп стрельбы значительно вырос. И опытные стрелки пользовались эффективным методом стрельбы группой по площади, гарантированно попадая по выбранной цели.