Еще до получения этой подробной росписи, как надо действовать, воевода Прозоровский по указу Петра приступил к строению крепости.

В указе говорилось, что та крепость должна строиться: «Города Архангельского и холмогорцами посадскими и всяких чинов градскими людьми и уездными государевых волостей и архиепископскими и монастырскими крестьянами, всеми, чей бы кто ни был».

Одновременно с указом прибыл в Архангельск инженер Яган Адлер для приискания удобного оборонительного места и составления чертежа крепости.

Начались усиленная, скороспешная подвозка камней, обжиг кирпича, заготовка бревен и всего необходимого для крепости Новодвинской. Петр торопил воеводу, посылал ему указ за указом, повторяясь в своих распоряжениях.

Работа оказалась многотрудной, и чтобы от того дела холмогорцам и архангелогородцам вконец не разориться, Петр в подмогу двинянам приписал к крепостному строению северные города Каргополь и Мезень, Кевроль и Чаронду. Но и этого по большому замыслу Петра оказалось мало. Позднее, в том же 1701 году, последовал указ государев – добавить в помощь к строению крепости людей из Устюга Великого, Сольвычегодска, Тотьмы, Вятки и Важских волостей.

Тысячи работных людей вели расчистку места, забивали сваи, копали рвы, загораживали в дельте Двины отдельные протоки. Шла подготовка к закладке и торжественному молебну с водосвятием, без чего никакое большое дело не начиналось.

Вышла большая заминка.

Инженер Яган Адлер со своим чертежом направился в Москву пред грозные очи самого царя.

Петр пригласил на рассмотрение чертежа своих близких помощников и остался работой инженера недоволен, чертеж не утвердил, Адлера от дела отставил, а к воеводе Прозоровскому в Архангельск послал другого инженера, Егора Резена, и указал:

«И как к тебе наша великого государя грамота придет, а инженер Егор Резен к Архангельскому городу приедет и ты б боярин наш и воевода ему Егору на Малой Двинке речке, где тоя крепости быть, велел сделать чертеж вновь с подлинным и явным размером и описью… И новый чертеж, каков сделает инженер, прислать к нам великому государю, к Москве…»

Воевода Прозоровский, да с ним инженер Резен, а по особому указанию Петра, подобно своему глазу, архиепископ Афанасий участвовали в выборе места для крепости. Архиепископ старательнее воеводы сообщал в Москву о ходе дела.

30 мая 1701 года он писал Петру, что «под строение крепости, под стены и башни рвы выкопаны все и сваи бьют и дело идет радетельно и поспешно…».

В тот же день боярину Головину, ведавшему в Москве делами в связи с готовящейся обороной Севера от шведов, Афанасий сообщал:

«…Был при Малой Двинке на оном расчищенном от поросли месте, где же по благоволению благочестивейшего нашего великого государя начинается строитися оная крепость, и смотрих угодного под то строение места купно с градодержателем двинским воеводою князем Алексеем Петровичем и со инженером общим советом избрахом и определихом под строение той крепости место зело угодное и во отпор неприятелей во всем потребное и необходимое, яко такового места другого во всем Двинском Березовском устье не обретается».

Судя по этим документам, высокопоставленная духовная особа, почитаемая и любимая Петром, была способна в случае опасности преобразиться и сменить крест на ружье, а ладан на порох.

Закладка крепости в конце концов была произведена с опозданием, 12 июня. После водосвятия участники пили за здоровье Петра.

В этот час, как бы в ответ на пушечный салют, сверкнула молния, грянул гром и град, величиной с картечь, в несколько минут усыпал землю.

– Божие предзнаменование, – определил архиепископ Афанасий, – быть сей цитадели грозной защитой городу нашему и отечеству от врагов лютых…

Люди сочли такую непогодь как божью милость и начали снова молиться о здравии государя Петра «и покорити под нози его всякого врага и супостата».

– Надобно спешить и спешить, ни царь, ни сам господь бог не потерпят промедления нашего, – говорил архиепископ Афанасий стольнику Сильвестру Иевлеву, ведавшему подвозом строительных запасов Новодвинской крепости.

– Не скупитесь, владыка. Много чего до дела надобно, много, – припрашивал Сильвестр.

– Знаю, и защиты города ради, и любви моей и радения великому государю, мною отдана на крепость вся сила людская, сколь можно, материи всякой, считай сам сколь: кирпича полста тысяч, триста бочонков извести, с тысячу камней тесаных да мостовых. А сколько возов бутового камня и щебня свезено, так то не в счет. Пусть купечество не поскупится, даст больше. А я еще повелю своим благоволением забрать для крепостного дела все, что есть избыточно у Пертоминского монастыря.

Деятельная причастность архиепископа Афанасия, Петрова любимца, к строению крепости вполне естественна, если взять во внимание, что царь, тревожась за судьбу Архангельска, писал предупредительные грамоты и ему, архиепископу.

В одной из них Петр, извещая Афанасия об опасности, повелевает объединить разумные усилия «со общего совету» с воеводой:

«…ведомо великому государю учинилось, по подлинным из моря вестовым письмам, что свейские неприятельские десять фрегатов пошли на Белое море. Зунд прошли, а намерение имеют прийти вскоре незапно в Двинское устье к Архангельской пристани и тот город бонбардировать и добывать и всякое разорение чинить. И притом велено от приходу тех неприятелей быть во всякой осторожности и всякое уготовление ко отпору их с боярином и воеводою со князем Алексеем Петровичем Прозоровским чинить со общего совету, как лучшее и пристойнее и бережнее, чтоб тех неприятельских людей в Двинские устья не пропустить и города Архангельского и уезду ни до какого разорения не допустить…»

Архиерей Афанасий участвовал вместе с воеводой и в разработке плана обороны на случай вражеского нападения. Воеводе не очень было приятно вмешательство духовного лица в его градские и военные дела, но против архиепископа открыто слова не скажешь, ему от самого царя доверие великое. Он не только владыка духовный, но и владыка крестьянских душ, земель и средств, нужных ради крепления города.

– Начата-то крепость начата, а закончена будет через год, – говорил архиепископ. – Станет ли швед ждать, доколь мы ее завершим? Всего скорей, супротив поступит, а посему государь нас и поторапливает, да и самим разуметь должно: крепость крепостью, – улита едет – коли-то будет, – а к отпору быть нам готовым вседневно, ибо известия о замыслах шведов подтверждаются. Капитаны с торговых судов видели в море десять кораблей незнаемых. Упреждение сие мы в летописец занесли…

Прочтя со вниманием петровские грамоты, воевода Прозоровский с архиепископом сообща рассудили:

– Объявить всем торговым людям, русским и иноземным, об угрозе, нависшей и ожидаемой. В городе на побережных местах, на гостиных дворах, на башнях поставить пушки и всякой снаряд к ним…

Городского солдатского голову Меркулова, да холмогорского Гайдуцкого полка голову Животовского, да еще двух капитанов, а с ними четыреста солдат и двадцать пушек отрядить к охране двух устьев при входе с моря в Двину…

Решено было на том же совете сказать всем иностранным капитанам, что воспрещается им покидать Архангельск и на кораблях с товарами до осени уходить, пока опасность не минует. А кто если пожелает поступить на службу к воеводе против шведов – тем будет жалованье…

Голландцы от такого предложения отказались. Среди английских матросов нашлось семь пушкарей, согласившихся в случае нападения шведов стать на защиту города.

И еще было воеводой предусмотрено забрать с иностранных кораблей огнестрельное оружие и припасы, деньги за это уплатить, а оружие раздать служилым и торговым людям.

Около строящейся крепости и на Марковом острове поставили тридцать пушек.

Город, можно сказать, был приведен в полную боевую готовность, независимо от запоздалого строения Новодвинской крепости. Как часовой на посту, так и крепость Новодвинка, стоя на страже города, выполняла свою скромную роль, внушая страх при входе с моря в Архангельский порт…