— У тебя восемь сотен, у меня одиннадцать, — медленно проговорил он. — Даже вместе это меньше, нежели число недругов. Скажи, Любен, смог бы ты нашими общими силами не пустить Иоанна к морю и навсегда покончить с его конницей?
Лицо болгарина оживилось.
— Смогу, главный воевода!
— Быть по сему, Бразд! — обратился Асмус к стоявшему невдалеке от него древлянину. — Ромеи сейчас разобщены, и бить их надобно по частям не мешкая. Тысяцкий Микула с основными нашими силами уже выступил против спафария, вдогонку за ним сегодня поскачу и я. Ты же, — обратился Асмус к Любену, — немедля отправь гонца к своей пехоте, вели ей не преследовать стратига, тащась у него в хвосте, а кратчайшим путём идти на соединение с Микулой у лагеря спафария Василия... А конницу Иоанна я оставляю вам, други, — взглянул Асмус попеременно на Бразда и Любена. — Тебе, хитрейший из русичей, и тебе, храбрейший из болгар. Не выпустите её на простор, уничтожьте в горах, не позвольте ей ударить мне и Микуле в спину. Ежели свершите это — честь и хвала вам, а коли успеете покончить со стратигом и сможете помочь мне в битве с Василием — слава вдвойне. Желаю удачи, други...
Игорь с трудом различил в темноте подплывшие две разведывательные ладьи. С убранными мачтами и парусами, с привязанными к бортам пучками камыша, они полностью сливались с обступившей русичей ночной мглой и ничем не выделялись на фоне высившихся на берегу сплошной стеной камышовых зарослей. На ладьях-разведчицах не слышалось ни единого звука, вёсла гребцов не скрипели в уключинах и бесшумно входили в воду, и обнаружить их можно было лишь на расстоянии вытянутой руки.
— Недобрые вести, великий князь, — сообщил поднявшийся на борт великокняжеской ладьи сотник, командир разведчиков. — В лимане близ устья Славутича ромейские корабли.
— Сколько? Какие?
— Напротив входа в Славутич дромон и памфила, недалеко от них у самого берега стоят на якорях трирема, памфила и четыре хеландии. Мыслю, что дромон и памфила — сторожевой дозор, выставленный на нашем обычном пути в Киев, а корабли у берега — подмога, которая должна оборонить его в случае нашего нападения при попытке прорваться в реку.
— Что творится по обе стороны устья Днепра? Нет ли в камышах ещё кораблей? Не приметил ли на берегу костров либо иных признаков воинского лагеря?
— Вокруг устья всё спокойно, на берегах ни единого огонька, никакого шума, которые могли бы выдать воинскую стоянку. А в камыши мы не осмелились вплывать — как ни осторожничай, а треском или плеском всё равно себя выдашь и — не приведи Небо! — накличешь на свою голову незваных гостей. Ты, великий князь, велел без крайней нужды не рисковать, и мы следовали этому наказу. Но ежели требуется проверить камыши, я и мои разведчики готовы к этому.
— Ты сделал всё так, как было приказано, — сказал Игорь. — Теперь распорядись кликнуть ко мне воевод Ратибора, Свенельда, Олега и ярла Эрика. Твои ладьи покуда пусть останутся рядом с моей — возможно, этой ночью вы ещё понадобитесь...
Воеводы и ярл знали о посланной к устью Днепра разведке, ждали её результатов и велели кормчим своих ладей держаться поближе к великокняжескому судну. Отыскать их не составило особого труда, и через несколько минут воеводская рада была в сборе.
— Что молвите, боевые други? — спросил Игорь, передав присутствующим сообщение сотника. — Будем с боем прорываться в Днепр либо искать другой выход?
— Чтобы затевать сражение, надобно знать число неприятельских кораблей если не точно, то хотя бы приблизительно, — ответил Ратибор. — Вдруг восьмёрка, что открыто расположилась близ устья Днепра, всего лишь хитрая приманка, на которую мы должны клюнуть и, ввязавшись с ней в бой, поставить себя под удар другой, более сильной группы кораблей, что затаилась где-то поблизости в камышах. А в прибрежных плавнях можно не только корабли патрикия Варды схоронить, но и весь ромейский флот. Не зная сил врага, не говоря уже о его замыслах, вступать с ним по собственной воле в бой — значит не иметь головы на плечах.
— То, что нам покуда неизвестны силы и замыслы противника, — дело поправимое, — проговорил Олег. — В устье Днепра наша порубежная стража всегда держит свой дозор, который наверняка разузнал о ромеях всё, что нам необходимо. Когда-то я сам был сотником ладейной порубежной стражи и помню, что ещё со времён первых морских походов на империю близ устья Днепра есть условленные тайные места, где в случае какой-либо угрозы возвращающемуся из похода своему флоту стражники-порубежники должны поджидать его ладьи-разведчицы, чтобы предупредить о нависшей опасности. Не сомневаюсь, что и сейчас порубежники затаились на берегу в таких заранее условленных местах и готовы поделиться с нами всем, что разузнали о ромеях и их планах. Тебе, главный воевода, известны места встреч с порубежниками, поэтому ромеям при всей их хитрости вряд ли удастся заманить нас в ловушку.
— Ты прав, места я знаю, — сказал Ратибор. — Но, к сожалению, в нашем сегодняшнем положении мы не сможем ими воспользоваться. Поскольку ворог постарается держать побережье под постоянным наблюдением, выставит на нём свои дозоры и понатыкает кругом секретов, места встреч с порубежниками находятся на удалении от моря. Чтобы достичь ближайшего из них и возвратиться к своей ладье, которой до рассвета нужно уплыть в море на недосягаемое для вражьих глаз расстояние, разведчикам следует располагать пятью-шестью часами ночного времени. Сейчас у них нет и половины его, значит, встретиться с порубежниками мы сможем только следующей ночью. Однако это исключено. Вторые сутки у нас за спиной днём и ночью десять вражеских кораблей, не спускающих с нас глаз и неотступно следующих за ладьями, в каком направлении они ни направились бы. Откуда взялись ромеи и почему в это время, догадаться нетрудно. Патрикий знает, что возвратиться на Русь мы можем двумя дорогами — по Днепру и через Сурожский пролив, — и решил перехватить нас и уничтожить, какую из них мы ни избрали бы. Самая короткая и удобная для нас, тем паче с добычей и изрядным числом раненых, — по Днепру, поэтому первым делом Варда направил к нему прямым ходом восьмёрку кораблей, разделив оставшиеся на два отряда и приказав им поджидать нас на подходах к Днепру и Сурожскому проливу. С одним из этих отрядов, перерезавших нам кратчайший путь домой, мы и повстречались, отчего сейчас скованы по рукам и ногам.
Привалившись плечом к борту ладьи и полузакрыв глаза, Игорь внимательно слушал участников рады, в то же время стремясь самостоятельно оценить сложившуюся обстановку и принять решение, как наилучшим образом поступить. Игорь был согласен с главным воеводой, что дальновидный патрикий Варда задумал взять их под свой контроль, для чего, разделив свой флот на два отряда, направил один к днепровскому лиману, второй — к Сурожскому проливу. В этом не было ничего необычного, но для чего понадобилась ему сравнительно небольшая группа кораблей близ устья Днепра? Возможно, хочет отпугнуть их присутствием ладьи от Днепра и, позволив им продолжить плавание уже к Сурожскому проливу, зажать их там между обоими своими отрядами и разгромить? А может, восьмёрка кораблей действительно приманка, польстившись на которую русичам придётся иметь дело со всем вражеским флотом? Вдруг отряд, который он и Ратибор считают отправившимся к Сурожскому проливу, на самом деле скрывается сейчас в камышах лимана и навалится на ладьи, едва они атакуют корабли близ устья? А вскоре к месту начавшегося сражения подоспеет преследующий русичей отряд и, закупорив частью сил выход из лимана в открытое море, остальными кораблями примет участие в сражении? Важно было понять истинную задачу восьмёрки кораблей, после чего не составило бы особого труда разгадать и весь план патрикия.
Пока Игорь понимал только одно: позволившие так легко обнаружить себя даже ночью ромейские корабли находились в лимане неспроста. Во время Хвалынского похода он познакомился с занятной игрой, именуемой шахматы, которую полюбил за то, что по её ходу нередко возникали весьма поучительные для военачальника ситуации. Например, когда игрок-противник сознательно подставлял под твой удар и отдавал почти даром свою фигуру, чтобы уже через несколько ходов взять за неё двойную-тройную цену, а то и заставить заплатить за допущенную тобой недальновидность проигрышем всей партии. Не исключено, что ромейские корабли — это фигура, точнее несколько фигур, которые опытный игрок-патрикий сознательно жертвует Игорю. Ни один полководец, тем более такой умудрённый в воинском деле, как Варда, ни за что не допустит без пользы для себя гибели восьми кораблей! Но какую пользу от такого поступка хочет извлечь патрикий, в чём заключается хитрость-подвох, подготовленная им великому князю Руси? Если бы знать... Но, может, её уже разгадали воеводы с ярлом?
