— Вполне. Главный оплот варваров в провинции — островной монастырь, именно там они соберутся вместе после захвата Лаврополя со всей добычей, оттуда двинутся на прорыв в море. Поэтому раздели остатки войска на два отряда, которые прикроют оба берега реки у острова. И немедленно пресеки со всей строгостью нежелательные для нас разговоры среди легионеров о событиях сегодняшней ночи. Они должны знать, что участвовали в трудном, кровопролитном, но крайне нужном для нашей победы сражении, ставшем началом изгнания варваров из провинции.

Кажется, мы обсудили всё, и теперь я хотел бы продолжить прерванный сон. Тебе тоже есть чем заняться, доместик.

   — Я исполню всё, что мы решили, патрикий. Желаю приятного отдыха после одержанной нами обоими победы.

Многолетний опыт военачальника не подвёл Василия и на этот раз: он не опоздал днём ни с одним из распоряжений. Едва солнце начало спускаться за вершины гор и с моря подул прохладный, освежающий тело ветерок, к нему в шатёр ввели первого из поджидаемых гонцов.

   — Спафарий, — начал тот, часто моргая глазами, ещё не успевшими привыкнуть к успокаивающей зрение полутьме шатра, — я к тебе с вестью от друнгария[40]. Ты приказал ему...

   — Знаю и без тебя, что приказывал друнгарию, — резко оборвал его Василий. — Говори сразу, с чем прибыл.

   — В полдень флот русов разделился на три части. Отряд в пятнадцать ладей атаковал наши хеландии и отогнал их под защиту дромона. Пользуясь этим, остальные русские суда оторвались от нас и ушли из-под наблюдения. Друнгарий пока не знает, куда направились скрывшиеся от наших глаз русские ладьи, однако он уверяет тебя, спафарий, что...

   — Мне не нужны его уверения, — бросил Василий, соскакивая с кресла и подходя к гонцу вплотную. — Лучше скажи, по скольку ладей в ушедших от вас русских отрядах?

   — В каждом примерно по полтора десятка. Они почти одинаковы по числу судов.

   — Немедленно отправляйся обратно к друнгарию и передай, чтобы он в кратчайший срок отыскал оба эти отряда. И горе ему, если в ближайшие же часы не исправит свою ошибку, — сказал Василий, поворачиваясь к гонцу спиной и снова направляясь к креслу.

Не успел гонец от друнгария покинуть шатёр, а Василий опуститься на сиденье кресла, как дежурный центурион ввёл к нему нового посланца. Это был один из тех трёх болгарских лазутчиков воеводы Бориса, что остались следить за русско-болгарским отрядом, ускакавшим вчера вечером из замка кмета Младана и проведшим ночь в лесном урочище. Оставляя огромными сапогами следы грязи на пушистом сарацинском ковре, которым был покрыт пол шатра, гонец приблизился к креслу его хозяина. Жадно, с присвистом втянул в грудь воздух, выдохнул его вместе со словами чуть ли не в лицо подавшегося назад Василия:

   — Спафарий, русы и болгары покинули в полдень место ночлега и направились к побережью. Сейчас они затаились рядом с морем и даже не рассёдлывают коней. Видимо, чего-то ждут...

Жестом Василий остановил лазутчика.

   — Говоришь, укрылись недалеко от берега? Нет ли рядом с ними длинной узкой бухточки, почти неприметной с моря? Той, в которую впадает ручей, берущий начало у седловидной горы?

Гонец с удивлением посмотрел на Василия.

   — Да, спафарий, эта бухточка прямо под ними, стоит им лишь спуститься к побережью. Откуда тебе известно это? Неужто кто-то из твоих людей смог опередить меня?

Василий довольно усмехнулся.

   — Я знаю не только это, — многозначительно произнёс он. — Ответь, могут ли русы и твои соплеменники спуститься в бухту так, чтобы охватить её одновременно с обеих сторон, отрезав от остального побережья? Если да, то каким образом они могут совершить подобный манёвр?

   — Для них это не составит труда. Нужно разбиться на два отряда и начать движение к морю вдоль противоположных склонов седловидной горы. Затем путь проляжет по имеющимся в ущелье с ручьём пастушьим тропам, которые выведут их к любому концу бухты. Именно так спускаются на побережье здешние горцы.

   — Сколько требуется для того времени?

   — Конному полчаса, пешему вдвое больше.

   — Последний вопрос. Сколько спусков с седловидной горы тебе известно?

Лазутчик пожал плечами:

   — Об этом не могу сказать ничего, спафарий. Я родился по ту сторону перевалов и плохо знаю побережье. Тем более что у этой горы располагаются охотничьи угодья самого кмета и даже из местных жителей редко кто на ней бывает.

   — Хорошо, болгарин, иди. Но далеко от моего шатра не отлучайся, ты можешь скоро мне понадобиться.

Расставшись с гонцом, Василий удовлетворённо потёр ладони. Выходит, в полдень славяне начали действовать одновременно на суше и море. Их конница уже в условленном месте у бухты, а ладьи, естественно, войдут в неё только ночью. Значит, события развиваются именно так, как он рассчитывал. Прекрасно и то, что даже не всем болгарам известна естественная природная ловушка на вершине седловидной горы — тем легче будет загнать на неё в темноте пришлых русов и дружинников Младана. Последние хоть и болгары, но провели большую часть жизни в далёких походах, жили в замке кмета и вряд ли знали как следует побережье и прилегающую к нему местность, лежащую на противоположной стороне их родного перевала.

Следующий гонец прибыл в наступивших сумерках. Им оказался уже известный Василию посыльный от друнгария.

   — Спафарий, один отряд русских ладей обнаружен. Хотя второй словно провалился на дно, мы вскоре отыщем и его.

Василий презрительно посмотрел на гонца.

   — Нечего сказать, хороших помощничков получил я на море... — Он выпрямился в кресле, строго посмотрел на гонца. — Сейчас же отправляйся к своей хеландии и, не жалея парусов и вёсел, спеши к друнгарию. Скажи, что если не знает он, где скрывшиеся от него язычники, то это известно мне. Пусть оставит для наблюдения за обнаруженными русскими ладьями один дромон и пару хеландий, а сам со всеми остальными кораблями плывёт к месту, которое ему укажет посланный мной с тобой человек. Он моим именем будет приказывать друнгарию, что и когда ему делать. Теперь не теряй ни минуты.

Полный нетерпения, Василий не мог сидеть на одном месте и принялся быстро шагать по шатру из угла в угол. Так продолжалось до тех пор, пока он не дождался прибытия болгарского лазутчика. От него спафарий услышал весть, ожидание которой не давало ему покоя весь день.

   — Ромей, русы зажгли сигнальный огонь.

   — Где? — спросил Василий, замирая на месте как вкопанный. — На скалах у входа в бухту?

   — Нет, совсем не там, где мы ожидали. Они разложили его в пещере на склоне одной из гор. Огонь виден только с моря и утёса, на котором мы были с тобой утром и откуда я только что прискакал. Торопись, спафарий, ибо ладьи русов должны быть уже на полпути к бухте, а нам нужно их опередить.

Но Василия не требовалось торопить. Не дожидаясь слуги, он набросил на себя плащ, схватил в руки каску, рванул со стены перевязь с мечом. Выскочив из шатра, подошёл к дежурному центуриону.

   — Тревога! Комеса и стратига ко мне!

Надев каску и перебросив через плечо перевязь с мечом, он минуту наблюдал за пришедшим в движение лагерем, после чего снова обратился к последовавшему за ним лазутчику:

   — Ты уверен, что проход из моря в бухту не занят русами?

   — Вполне, поскольку он им совершенно не нужен. Скалы ночью постоянно в тумане, с них ничего, кроме пролива, не видно. Да и кроме расщелины на них больше негде укрыться. Русы не хотят привлекать внимание к бухте, покуда в неё не войдут их ладьи.

   — В таком случае немедленно скачи к бухте и жди меня у пролива. Я хочу сам захлопнуть подготовленную язычникам западню и запереть их в ней, как в мышеловке.

Расщелина змеилась у вершины одной из скал, ограждавших с боков проход со стороны моря в бухту. Брызги от волн почти не долетали до расщелины, но постоянно висевшая над скалами и проливом водяная пыль обволакивала её. Водяная пыль сразу сделала влажными одежду и тело, однако Василий не замечал этого. Втиснувшись в расщелину и прижавшись к скале спиной, он высунул наружу голову, чутко прислушиваясь к звукам обступившей его ночи и впиваясь глазами в темноту.