***
- Бобровый мыс... - ахнула Лялька.
- Бобровый мыс, - хмуро согласился Ромка.
Бобровый мыс не был похож ни на один из знакомых Еремееву городов. Он был похож на светлый сосновый бор, где между гигантских корабельных сосен и засыпанных снегом витражных куполов тут и там уходили в небо из земли тонкие стальные ажурные конструкции непонятного назначения.
Еремеев шёл вперёд молча, засунув окоченевшие руки в набитые бесполезными квитанциями карманы, и думал о том, что путешественник из него никакой, супергерой ещё хуже, и что единственное, что в последнее время получается у него хорошо, - это обалдевать.
- Странно, - сказал наконец Ромка. - Нет никого. И птиц не слышно..
- На таком морозе из птиц уцелеют разве что только пингвины, - стуча зубами, пошутил Еремеев. - Погреться-то есть где?
- Во всяком случае, ещё недавно было, - еле слышно сказала Лялька. - Надо найти когонибудь.
Она кивнула Еремееву: нам туда, и нырнула в сторону, под куполообразный витраж.
Под куполом оказалось светло и разноцветно. Пустой пологий эскалатор вёл вниз, дети прыгнули на него без раздумий, и Еремеев поехал за ними, потому что решил, что раз уж так, то вряд ли там, на другом конце, его ждёт Минотавр - максимум мелкие неприятности.
Эскалатор долго шелестел вниз, и проплывающие мимо фрески с изображением людей и драконов напоминали Еремееву внутренности египетских пирамид. С каждым десятком метров нарисованных людей становилось всё меньше, нарисованных драконов всё больше, и он подумал, что, ей богу, не удивился бы, случись первому встречному быть мало похожим на человека.
Однако внизу тоже никого не оказалось. Эскалатор привёз их в огромный пустынный холл, похожий на заброшенный подземный паркинг, только с множеством прозрачных арок и переходов.
Ромка спрыгнул с уходящего в пол эскалатора и замер в недоумении.
Да, это вам не по чужим мирам шляться, подумал было злорадно Еремеев, но тут же раскаялся: пусть они и странные, эти дети, но они всё-таки дети.
- Что? - спросил он, и мальчик растерянно посмотрел на него снизу вверх.
- Это порт, - сказала Лялька. - И нет никого.
Свет, мерцавший под прозрачными арками, становился то ярче, то приглушённее, словно там, за этими высокими сводами, дышало что-то огромное, живое, состоящее из света и воздуха. Очередной дракон. Эскалатор замедлился и остановился.
Лялька всхлипнула, и в наступившей вдруг тишине стало слышно, как где-то далеко-далеко плачет младенец.
- Чёрт, - подвёл итог Еремеев.
Коридор, по которому они пошли на звук, тоже был пустынным и разноцветным, и в нём то тут, то там время от времени мелькали густые, почти чёрные тени.
Теперь уже дети жались к Еремееву - испуганно и молча, и он понял, что впервые за всё это время ... не то, чтобы они поменялись местами... просто почва ушла из-под ног не только у него одного.
Малыш плакал и плакал - всё громче и громче, а Еремеев шагал и вспоминал эпитеты к слову "болван": "круглый", "безнадёжный" и много других, не делавших ему никакой чести.
Ребёнок лежал в самой середине большого круглого зала - в какой-то штуке, которую с натяжкой можно было назвать люлькой, к "люльке" этой со всех сторон тянулись тонкие разноцветные провода, а по наружной стене зала стелилась приплывшая следом за их троицей густая чёрная тьма.
- Я сплю, и мне всё это снится, - сказал Еремеев. Он подошёл к "люльке", беспрепятственно подобрал на руки плачущего младенца и развернулся было идти обратно - туда, откуда пришёл, но тьма, клубившаяся у стен, колыхнулась к нему и накрыла его вместе с его ношей.
- Аминь, - вздохнул Еремеев, покрепче прижимая малыша к себе.
- Ты взял чужое, - сказал мрак.
- Ты тоже, - сказал Еремеев и подумал, что в этом странном мире, в котором дети одни гуляют между реальностями, не очень-то и понятно, кто кого должен спасать...
Ребёнок у него на руках пискнул, перестал плакать и сказал:
- Ай...
В ответ в темноте проступили далёкие стены и неясные фигуры, завёрнутые в серые плащи. Был ли это всё ещё Бобровый мыс, Еремеев не знал, но Ромка с Лялькой тоже оказались невдалеке - перешёптывались и жались друг к дружке, как два испуганных птенца.
Серые тени колыхнулись ближе:
- Из няньки выходит не очень хороший боец... Отдай ребёнка...
- Это не ребёнок! - крикнула Лялька.
Тени затрепетали, развернулись, какая-то часть из них поплыла от Еремеева к ней, а она вцепилась в Ромку и затараторила - быстро-быстро, словно боясь не успеть:
- Господи, Еремеев, ну, когда же ты уже вспомнишь, кто ты такой, чёрт тебя побери! Хватит разводить канитель вокруг очевидных вещей!
Серое колыхнулось вперёд и накрыло их всех с головой.
Ребёнок снова заплакал, но только на этот раз не жалобно, как раньше, а требовательно, даже капризно. Руки у Еремеева резко отяжелели, он охнул, согнулся в попытке удержать свою ношу... и вынырнул с ней на пустом заснеженном перекрёстке Подлесной и Космонавтов. Ноша его навскидку весила что-то около двух десятков килограмм.
- Стой! Стой! - закричали ему.
Он закрутил головой и увидел на противоположной стороне перекрёстка маленьких девочку и мальчика в цветных пуховичках. Светофор мигнул зелёным, Еремеев сгорбился, засовывая невероятно тяжёлого плачущего младенца под полу своей короткой куртки, и шагнул было с тротуара на дорогу...
- Стой! - снова закричал Ромка, закричал так, что Еремеев послушно отшатнулся назад, замахал одной рукой в попытке удержать равновесие и - словно в каком-то трансе - увидел, как вместо привычных машин по Подлесной плывёт длинное синее марево. Густое, тёмное, с мелькающими в его страшной глубине далёкими чёрными точками. Рубеж.
Младенец у него за пазухой облегчённо вздохнул и резко потерял в весе.
- Едрить! - обиженно сказал Еремеев, чувствуя, как из-под рукава по его свитеру потекла тонкая горячая струйка. - Чтоб тебя...
Синяя завеса прокатилась по Подлесной, завернула на Ударников и исчезла. Еремеев поплотнее запахнул куртку и торопливо перебежал на противоположную сторону.
- Ну, что, кап-два, - он выдохнул облачко морозного пара, - пацанов два. Плывём в порт приписки?
***
- Вообще-то, Горыч, архат - это большая ответственность, - открывая дверь, заявила Зайка. - Но на ближайшие полчаса нам будет достаточно, если ты просто вынесешь мусор.
Еремеев посмотрел на стоящий у двери пакет с мусором, шмыгнул носом и виновато вынул из-под мокрой куртки мокрого младенца.
- Четыре, - озадаченно сказала Зайка. - Слушай, Еремеев, я не справлюсь, если темпы не сократятся.
В ответ Еремеев молча отдал ей ребёнка, пропустил вперёд Ляльку с Ромкой, застегнул мокрую куртку, забрал пакет и пошёл выносить мусор.
Зайкин двор тонул в синих февральских сумерках. Еремеев мог бы поклясться, что пока он шёл от парадной до мусорки, двор был пуст, поэтому когда на обратном пути его окликнули, он даже подпрыгнул от неожиданности.
- Эй! - голос был мужской и... знакомый.
Еремеев испуганно закрутил головой и увидел, что у входной двери в соседний подъезд в глубокой тени стоит, облокотившись о косяк и сложив на груди руки, советник Его Величества.
- Не ждали? - усмехнулся Нон.
- Ну, так-то не очень, - вынужден был признать Еремеев. - Как там большая земля?
- Не такая уж она и большая. Но крутится... Куда ей деваться?
Еремеев открыл дверь, придержал её, пока гость не подхватит, и... с ужасом увидел, что лестницы на второй этаж больше нет. Да и самого подъезда тоже нет.