- Зато чертополох вымахал выше моего роста, - заметила "сороконожка". Вид у неё при этом был не то инфернальный, не то ярмарочный, балаганный. Она неторопливо просеменила к столу и взяла в висящие на груди "ручки" лежавшую перед человечком квитанцию.
Еремеев провёл рукой по лицу, стирая выступивший на лбу пот.
- Ну, что ж, господин Еремеев, - сказало существо. - Пройдёмте.
- Подождите, подождите! - дёрнулся Еремеев в сторону зажмурившейся Зайки. - Я не один.
Существо озадаченно огляделось.
- Еремеев? Один.
Оно открыло входную дверь, приглашая его на выход. Мальчик с девочкой переглянулись, мальчик кивнул Еремееву: идите, идите, и Еремеев пошёл.
***
- Вы вообще понимаете, во что ввязываетесь?
"Гусеница" семенила впереди него, И Еремееву было хорошо видно, как на её спине под пергаментной бурой кожицей ходят тугие мышцы. Если это всё ещё и был сон, то такой реалистичный, которых ему видеть ещё не приходилось.
- Нет, - честно сказал он. - Во что?
- Бесстрашие - замечательная вещь. Если не пересекается с членовредительством.
Гусеница замешкалась, принюхалась к чему-то и толкнула незаметную дверь.
- Входите.
Помещение за дверью было точно такое же, как и предыдущее - маленькое, с низким потрескавшимся потолком и забранным решёткой окном. У окна точно так же стоял обычный письменный стол, а в одном из углов на маленькой табуретке сидела особа в сером. Очки с толстыми стёклами, крупные передние зубы и эта серость делали её настолько похожей на предыдущего безумного кролика, что Еремеев даже подумал, а не вернулись ли они каким-то неведомым путём обратно. На коленях у неё лежала большая стопка бумаги, и она с таким остервенением что-то строчила, что Еремеев не удержался.
- Бог в помощь, - выдал он. И смущённо кашлянул.
"Гусеница" хмыкнула, протиснулась между письменным столом и стеной и не очень похоже изобразила сидящего за столом конторского служащего.
- Садитесь, - кивнула она Еремееву.
Еремеев огляделся и сел на стоящую у окна скамью. За окном протарахтело нечто, напоминающее электричку, только сплошное, круглобокое и с ажурным сетчатым гребнем по всей длине.
- Видите ли, потребность в существах, понимающих происходящее, всегда велика.
- Я понимаю, - сказал Еремеев.
- Это более, чем славно, - согласилась "гусеница". Она постучала по столу костяшками хитиновых пальцев. - Потому что у нас тут возникла небольшая проблемка, связанная с непониманием.
Еремеев облизал пересохшие губы.
- Да не волнуйтесь вы так, - "гусеница" вытянулась вверх и через стол наклонилась прямо к его лицу. - Сразу вас никто не сожрёт.
И широко улыбнулась беззубым ртом.
Сидящая в углу кроликоподобная особа вскинула голову, захихикала и бросилась протирать очки, а за окном ещё раз протарахтело нечто, теперь уже в обратном направлении.
- Шикарное место, - сказал Еремеев, брезгливо отклоняясь назад от хитиновой головы "гусеницы" и выглядывая в окно. - Но шумное.
Конечно, никакой железной дороги там не было, была всё та же худосочная закатная роща и протоптанная через неё широкая грунтовая дорога, воздух над которой дрожал и плавился от жары.
- Шумное, - согласилась "сороконожка". Глазки её мигнули. - Как и всякое перепутье.
Она подтянулась, тяжело перелезла прямо через стол и доверительно устроилась рядом с Еремеевым на скамье. Еремеев, никогда до этого брезгливостью не страдавший, инстинктивно подвинулся и оттянул ворот рубашки, пытаясь справиться с дурнотой.
- Знаете... - печально наблюдая за его манёврами, вздохнула "сороконожка". - Всё до безобразия просто. Сегодня утром юный понтифик пропал при весьма странных обстоятельствах.
- Сегодня вообще было странное утро, - заметил Еремеев.
- Странное, - согласилась "сороконожка". - И мы хотим помощи.
- От меня?
- От кого-нибудь, кто окажется в состоянии. Мальчика надо найти, пока с ним ничего не случилось.
Мания величия, подумал Еремеев, вызванная галлюцинациями, или галлюцинации, вызванные манией величия, так что первым официальным учреждением по "возвращении" как пить дать будет психоневрологический диспансер.
- Меня зовут, когда требуется установить подлинность свидетельств, - развела лапками "гусеница". - И она была установлена. Младший сын короля традиционно назначается главным духовным лицом. Три дня назад у короля родился сын, и к нему, как к младшему, перешли все права и обязанности его старшего брата. А сегодня утром он пропал. Такое в истории случается не впервые. Но в этот раз есть... Есть определённые сложности. Старшему брату пропавшего понтифика всего три года, и он не мог организовать похищение младшего в силу своего малолетства. Кроме того, старший сын короля тоже пропал. А страна без понтифика может впасть в мятежи и междоусобицы.
"Гусеница" вздохнула.
- Три дня назад, в тот день, когда младший из пропавших детей родился, королю был явлен странный знак. Он видел сон о грядущих переменах, и перемены эти впечатывались фиолетовыми письменами, как синяками, на телах обоих его сыновей.
- Неприятный сон, - заметил Еремеев.
- Королям вообще редко снятся приятные сны.
- А до рождения своего старшего сына понтификом был сам король, - не столько спросил, сколько констатировал факт Еремеев.
На улице за окном снова что-то вспыхнуло, прогрохотало, и испуганно вытаращившийся в окно Еремеев успел заметить промелькнувшую за решёткой большую белую тень.
- Король, - грустно согласилась "сороконожка", прислушалась к чему-то неслышимому и заёрзала. - Знаете, тут вот выяснилось, что мне необходимо покинуть вас. Дела. Они сами расскажут вам всё остальное.
- Мир всё рассказывает сам, - тихо, словно пугаясь звука собственного голоса, сказало сидящее в углу существо, когда они остались одни, и поправило пальцем сползшие на кончик носа очки. - Если к нему хорошо присмотреться.
И неловко улыбнулось, точь-в-точь большой запуганный кролик.
- А что это за... мир? - вкрадчиво спросил Еремеев.
- Как что за мир? - удивилось существо. - Земля, конечно.
***
Второй коридор, по которому его вели, был так же угрюм, как и первый. Серый потрескавшийся потолок был таким же тёмным и низким, - таким низким, что забранные ржавыми решётками светильники время от времени касались пустой, как барабан, Еремеевской головы.
- Они будут ждать вас на месте, - торопливо шептало существо в сером, пока сам Еремеев беззвучно чертыхался, перебирая всю ненормативную лексику, когда-либо бывшую у него в обиходе. Выходило так, что то ли арсенал его был не так уж велик, то ли дорога была слишком долгой, - способы, которыми он чертыхался, уже пошли по пятому кругу, когда коридор впереди внезапно раздвинулся, сперва посветлел, а потом вывел в ночь, на воздух и превратился в открытую сводчатую анфиладу.
- Ну, вот мы почти и пришли, - облегчённо вздохнула провожатая. - Никуда не уходите, пожалуйста. Они скоро придут.
Ночь была точь-в-точь земная - с шорохами, шелестом и даже треском цикад. Еремеев озадаченно потоптался, оглядываясь, и, в конце концов, сел на широкий каменный парапет. Думать ему не хотелось совершенно, - он просто сидел и смотрел на сплошь усыпанное маленькими колючими звёздами небо.
К тому моменту, когда в тёмном конце анфилады послышались голоса, должно быть, прошло что-то около получаса, потому что он даже успел продрогнуть. По анфиладе шли двое - высокий и чуть пониже.